ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ
Тамара родила Алёна в холодную пятничную ночь, когда в Москве ещё не звучал звон колоколов, а отец её был лишь тенью в полутёме. Конец девяностых превратился в мутный постапокалиптический фон, где любопытство превратилось в болезненную одержимость: «Откуда же всё это пришло?»
Три десятка лет мать и дочь жили в крохотной однокомнатной квартире на Тверской. Тамара считала Алёну своей личной собственностью как старый телевизор, укутанный бархатной занавеской, за которой скрывалась маленькая сцена.
Алёна закончила гимназию, затем Московский институт, где по маминой настойке выбрала скучную, но надёжную профессию экономиста. Пару лет проработала в торговом техникуме, преподавая ученикам, которые её не любили, а она их боялась: они были шумными, несговорчивыми, непослушными.
После занятий она шла домой, садилась за стол, где мать готовила простую щи, а потом вместе они включали телевизор. Тамара то всматривалась в «маленькую сцену», то в тонкие пальцы дочери, сплетавшие узоры из шерсти, считая про себя убавки и прибавки. Когда появлялась передача с сатириками, мать громко смеялась, поддразнивая Алёну, словно пытаясь восполнить своё одиночество.
Подруги Алёны Наташа, бывшая одноклассница, и соседка Надежда появлялись лишь до десяти вечера, иначе мать «слёз с серцем». Когда их кавалеры появлялись, встречи сокращались. У Алёны любовного интереса не было, но сердце уже принадлежало Борису, которого в школе прозвали «Бонапарт» за шапкутреугольник, напоминавшую шапку Наполеона.
Борис жил в соседнем подъезде, тоже с подругой, и Алёна томилась: её тайные вздохи оставались без ответа. «Обычный», говорила мать, «скромный, робкий, не свойственный девчонкестаршекласснице».
Жизнь её, начиная с институтских лет, казалась незавидной. На двадцатилетие мать устроила праздничный обед, разрешив позвать подруг, но без парней. Девушки пришли в ярких платках, с букетами и подарками. Стол был уставлен салатами, обильно отмазанными майонезом, и горшечком сухого, белого кефира, а на горячее жаркое с грибами.
Торопливые гости уйти, не дождавшись медовика, который у матери получился крошечным. Чай с куском торта они выпили втроём, и Алёна, с глазами полными слёз, надела пальто и ушла, сказав, что пойдёт прогуляться. Праздник её не удался.
Она дошла до дома Бориса, но его там не было. Соседки, сидящие на лавочке, рассказали, что он уехал на заработки в Сибирь. Круг её одиночества замкнулся, но вдруг пошёл дождь, и машина резко остановилась рядом. Дверь открылась, и в неё вошёл незнакомый мужчина Михаил. Узнав, что у Алёны день рождения, он сразу подвёз её в кафе и предложил кофе.
Михаил оказался женатым, жена в командировке, он одинок. После бокала шампанского и куска пирожного он пригласил её к себе в гостиную. Если бы Алёна была менее одинока, она бы отказалась, но голос матери, звучащий в её голове, и руки незнакомца всё это сыграло злую шутку, и она согласилась.
Проснувшись около полуночи на чужом диване под колючим пледом, Алёна вздрогнула. Всё, что случилось, не укладывалось в рамки обычной женской жизни. Михаил сидел на кухне, потягивая чай.
Она быстро надела пальто, он провожал её к двери, делая попытку дружеского поцелуя. Алёна оттолкнула его и помчалась домой, отвергнув предложение подвезти.
Мать лежала, отвернувшись к стене. Алёна лечила её три дня, подавая настойку из пионы, но мать была бледна, не выходила на работу, взяв больничный. Порой она лишь шептала, что Алёна довела её до «сердечного приступа».
К выходным подруга мамы, Светлана, пригласила их на дачу, где подышали свежим воздухом и «вкусили природы». Мать вернулась улыбающейся, здоровой, и всё вернулось в прежний ритм.
Борис вернулся в Москву, когда Алёне исполнилось тридцать. С семьёй, женой и двумя детьми. Алёна тихо лелеяла надежду, что они вновь встретятся, и судьба их свяжет. Одиночество стало её образом жизни, годы шли, как в тумане.
Мать вышла на пенсию, и появился её новый друг Павел Ильич, седой и слегка зрячий в толстой оптике. Он водил её в парк и, не стесняясь, спрашивал почти сорокалетнюю Алёну:
Где ваш суженый, голубушка? Не берите пример с мамой.
Алёна хотела ответить, но передумала, боясь быть невежливой. Павел частенько наведывался к ним домой, пока мать не ушла. Настойка из пионы уже не спасала, а врачи не могли помочь. Мать тихо исчезла, оставив мир.
Её похоронили вместе с Павлом Ильичем. Алёна была опорой для подруг, которые бросали семьи, чтобы поддержать её. Друг матери, к счастью, исчез, не появляясь в доме.
Поздним вечером прозвенел звонок. «Неужели это старый хрыч?» мелькнула мысль у Алёны. На пороге стоял Борис, с встревоженным взглядом и морщинами, выдающими озабоченность.
Алёна, лицо всё ещё опухшее от слёз, мать в халате, тапки, на голове «воронье гнездо».
Прости, сказал Борис, оглядывая её. Наташа рассказала о твоём горе, я не знал.
Он прошёл в кухню, а она быстро переоделась в спортивный костюм, пытаясь скрыть следы ночи. Понимала, что призналась Наташке, что влюблена в «Бонапарта», а теперь он стоит в её комнате.
Они пили чай молча. Затем Борис рассказал о своём браке, о детях, которые больше любят мать, чем отца. Несмотря на внешнее благополучие, душой он одинок.
Знаешь, прошептала она перед уходом, будет плохо, если ты уйдёшь.
Он кивнул.
Как Бонапарт на остров Святой Елены? пошутил он с лёгкой грустью.
У каждого своё пристанище, Борис, ответила Алёна.
Год спустя всё сбывалось. Сын Бориса уехал учиться, жена развелась, взяв дочь. Борис пришёл к Алёне, понурый, с потухшими глазами.
Пристанище свободно? спросил он.
Алёна посмотрела на его поседевшие виски, дрожащие руки и ответила:
Свободно.
Одиночество отступило, исчезло в небытие. Любовь приняла реальные очертания, окутала Бориса заботой, теплом и нежностью лишь для неё. Любил ли он её? Вопрос остался без ответа, но счастье нашлось там, где умеют ценить любовь. Борис нашёл её, и Алёна наконец стала и счастливой, и полной.
