Слишком избалована, девочка девять лет, а полы ещё не умеет протирать, воскликнула мне матьтещка. Аграфёнка, три лучше, а то пятно уже Что ты, как ребёнок? Вот как твой отец в твоих летах
Что вы делаете, Елена Михайловна? спросила я, голосом, от которого не пахнет ни малейшей надеждой.
Воспитываю вашего ребёнка, ведь мать её не в силах, ответила теще. Барину растите, а мы не были такими.
***
Неделю назад я забрала дочь у мамытещи и клялась себе, что больше её туда не пустит. Без объяснений, без разговоров, без бесконечных оправданий просто «нет».
В ту субботу, когда я приехала за Аграфёнкой, девятилетняя дочь стояла на кухне с мокрой тряпкой. Учебники лежали в прихожей, нетронутые, а Елена Михайловна отдавала приказы:
Под холодильником плохо протёрла! Что за безобразие, откуда у тебя такие руки?!
Аграфёнка рыдала, вытирая нос ладонью, и её лицо запачкалось.
Что происходит? вбежала я, не успев до конца открыть дверь.
Ах, Ольга, обернулась теще, и в её голосе не было ни грамма вины, я тут Машеньку учу простым делам У её отца в семь лет всю квартиру убирал! А ваша избалованная принцесса даже тряпку в руки взять не может!
Я молча одела дрожащую девочку, застегнула ей куртку, схватила школьный портфель.
Ольга, ты что, будто ребёнок? крикнула Елена Михайловна, следуя за нами в прихожую. Дочь должна уметь
Я развернулась у порога.
Аграфёнка больше сюда не придёт.
И мы уехали.
Дома девчонка прижалась к мне, всхлипывая минут двадцать. Я гладила её волосы, думая, как же я раньше так терпела? Каждую субботу привозила дочь, слушала замечания: «не так одеваешь», «не то кормишь», «совсем ребёнка не воспитываешь»
Терпела, потому что Аграфёнка обожала бабушку, а я, в свою очередь, находила спасение в парикмахерской, в кафе с книжкой, в одиночестве.
Но когда я увидела свою девятилетнюю дочь, над которой теще тоже «воспитывать» взялась
Мам, Аграфёнка подняла на меня заплаканные глаза, а правда мы больше не поедем к бабушке?
Пока не поедем, солнышко.
Почему?
Как объяснить малыше?
Потому что так надо, сказала я. Бабушке тоже придётся выучить свой урок.
Андрей пришёл поздно вечером, когда Аграфёнка уже спала. Сел напротив меня, и я сразу поняла по его лицу, что мама уже позвонила.
Оль, что случилось? он прервал переносицу. Мама звонила в слезах Говорит, ты запретила её дочке
Именно так.
Но почему?!
Можно было бы рассказать о полах, о слёзах, о том, как теще десять лет учит меня жить Но я была измотана. Объяснения лишь оправдания. Я ни в чём не виновата.
Просто так решила, ответила я.
Он посмотрел на меня, будто не понимая.
***
Три дня Андрей пытался меня убедить. Теща звонила, но я не брала трубку. Аграфёнка каждую вечер спрашивала о бабушке. Мне всё тяжелее Неужели я переступила черту? А может, Елена Михайловна искренне хотела научить внучку чемуто полезному, а я раздула из мухи слона?
Шестой день Андрей попытался тайно отвезти дочь к маме.
Я вернулась с работы раньше обычного, они уже собирались уходить. Аграфёнка в куртке, Андрей с ключами в руке.
Куда вы? спросила я.
Андрей побледнел.
Оль, это же детский сад Мама извинилась, она поняла
Аграфёнка, иди в свою комнату, пробормотала я.
Девочка бросилась мимо, и мы остались вдвоём.
Если ты сейчас поедешь к своей матери, посмотрела я в глаза мужу, можешь и сама там остаться со своими вещами.
Он замолчал, потом бросил ключи на стол.
Ты с ума сошла
Может быть, кивнула я.
Седьмой день Елена Михайловна позвонила сама, и я почемуто ответила.
Мы приехали к тёще ровно в два, после уроков. Аграфёнка стремглав мчалась по лестнице, скучала, конечно Я шла медленно, готовясь к не знаю чему, честно.
Теща открыла дверь тихо, как будто её всё сдувало. Обняла дочь, поцеловала, прошептала:
Внученька моя
На столе лежали любимые Аграфёнкой блины с творогом, только что приготовленные, ещё тёплые. Теща посадила девочку, налила чай, ни разу не замялась о пятне на футболке, о локтях на столе
Я села в кресло с чашкой кофе, думая: вот и всё, получилось. Тёща чтото сделала, пусть и не педагоги́чески.
Мы провели там два часа, и Елена Михайловна ни разу не повысила голос. Не раздавала «ценных» советов, просто сидела рядом с внучкой, слушала её болтовню о школе, друзьях, новой учительнице
Когда Аграфёнка ушла в ванную помыть руки, мы остались вдвоём на кухне. Тёща явно не знала, куда деваться. Нам нужно было поговорить без Андрея, без детей, без свидетелей.
Я всю жизнь только и делала, что командовала, вдруг сказала она. Муж слушался, сын тоже А теперь боюсь сказать хоть слово, вдруг опять заберёте дочь. И всё. Я больше никому не нужна.
Я не хотела причинять вам боль, ответила я. Нужно было, чтобы вы меня поняли.
Теща подняла на меня глаза.
Понимаю. Только страшно жить так, каждое слово взвешивать, каждый шаг контролировать
А как я десять лет живу так? Каждый раз еду к вам и боюсь новой критики. А Аграфёнка должна так же? Вы видели её лицо с тряпкой? И ничего не сделали
Я вдруг задумалась: а если мы похожи? Обе боимся потерять контроль. Она над семьёй, я над воспитанием дочери только с разных сторон баррикад.
Буду приводить Аграфёнку, как раньше, сказала я медленно. Но если она придёт домой и скажет, что вместо уроков или прогулки мыла пол, месяц без её посещений. Без обсуждений.
Тёща кивнула, быстро, испуганно.
Хорошо, хороша, Оль
И ещё, налив себе чай, если у вас будут вопросы о ребёнке, спрашивайте меня. Не втягивайте дочь.
Спрашивать? Елена Михайловна посмотрела, будто я говорю на китайском.
Да. Если вам кажется, что я чтото делаю не так, скажите. Я подумаю.
Подумаешь? усмехнулась она, не весело. Не станете снова воспитывать своими методами?
Может, и стану, согласилась я. Но будем честны друг с другом.
Аграфёнка выскочила из ванной, мокрая, растрёпанная.
Бабуль, можно я сегодня у тебя переночую?! Пожалуйста!
Мы с Еленой Михайловной переглянулись. Не как враги, а как две женщины, которые обе любят одного ребёнка и пытаются не нанести друг другу рану.
Можно, сказала я. Но завтра в школу я её заберу в восемь. И никаких полов. Запомните, в этом доме моя дочь больше не проливает ни слёзинки.
Всё поняла, Оль, пообещала тёща и впервые улыбнулась мне.
Улыбка была неуверенной, косой, но всётаки улыбка.
Аграфёнка завизжала от счастья и прижалась к бабушке. На следующее утро я приехала ровно в восемь. Елена Михайловна стояла у окна, увидела меня, помахала рукой.
