Не даётся посмотреть на новорождённую внучку. Ни выписки, ни признаний, ни даже простого взгляда. Решилась сама, без зова, отправиться в гости.
Нину Аркадьевну на выписку из московского роддома не пригласили. Хотя она родная бабушка этой странной, только что появившейся на свет девочки. Ей так и сказали по телефону, будто в самый лютый январь: Зима кругом, вирусы, слякоть, наши стены не для гостей. Полина не нуждается в лишних микробах и чужих глазах! Это же стресс для младенца. Сидите, Нина Аркадьевна, за своим самоваром на кухне. И всё пройдёт без вас.
Нина Аркадьевна расстроилась до невидимых, тяжёлых слёз. Хотелось ей глянуть на эту самую первую внучку, на важный миг прикоснуться к новому началу жизни. Вот же вырастет девочка, начнёт изучать альбом семейный, и нигде на фотокарточках не увидит бабушки Нины. Расстроится ведь, как пить дать.
Сын её, Антон, только уговаривает не драматизировать: Молодая мать, Ксения, очень тревожится, прямо дрожит за каждую пелёнку. Ей теперь свернуть бы с больничных стен да окунуться в своё пространство в ванну горячую, в подушку домашнюю. Погоди ты чуток, мам, вот окрепнут придёшь, увидишь всё сама.
Нина Аркадьевна промолчала. Приняла объяснения сыночка, хоть и внутренне кипит. Что поделать? Ломиться в роддом с боем было бы уж совсем не по-человечески.
Но досада осталась. На лавочке у дома все соседки спрашивают: Ну, Нина, а внучка-то ваша, на кого похожа? На тебя, наверное? Только и видно, что бабкино лицо! А на самом деле никто и не видел это лицо и Нине не показывают ни фотки, ни весточки из дома.
А Ксения, сноха её, не унывает: Я, между прочим, не собираюсь показывать на всю Москву младенца. Вдруг кто взглядом сглазит? Нет уж.
Так промелькнули два месяца. Два тающих дня в теле зима. А Нину Аркадьевну всё не зовут на порог. Лишь по телефону, мол, ещё пара недель вот тогда! А пока можно слушать по радио про московские пробки или обсуждать политику с телевизором.
Скоро, как только Полина сама сядет, придёшь, Антон обещает сквозь шёпот в трубке. А то инфекции тут разгуливают, Ксения переживает, что носишь в пальто чужие вирусы с метро. На заднем фоне Ксения кричит ему: Погоди, пусть сначала подрастёт, тогда и твоя родительница придёт, а пока народу хватит и без неё. Катись, Антон, за подгузниками!
А Нина Аркадьевна чуть ли не плачет: Да у меня ведь здоровье железное, анализ любой принесу, хоть из поликлиники! Что ж внучку совсем не покажете? Да хоть бы с порога увидеть, ладошкой помахать!
Но Антон упрям: Вирусные страхи, капризы, Полина к чужим и вовсе не привыкла. Как-нибудь потом, мамуля.
Прошла уже весна, солнце вылизывает лужи, а Нина Аркадьевна Полину ни разу не видела. А соседки и знакомые на лавочке всё наседают: А внучка-то, Нина, тебе и портретики строит, и бабочками в небо машет, наверно! А бабушкой называет уже? Все вспоминают свои радости, хохочут. А у самой Нины улыбка всё кривей, всё страньше.
О, прекрасно, отвечает, моя Полина уже смешинки кидает, на бабушку смотрит глазёнками синими, ножкой топает. Ах, какое чудо, ах, умора!
И вот однажды, проснувшись в рассветной неге, вдруг решила Нина Аркадьевна: А я что, не бабушка? Разве я за пределом семьи? Это же мой собственный внук, кровь моя, мёд московский! Пойду без всяких приглашений. День выберу солнечный, подарки пелёнки да игрушку куплю и рвану в гости. Закон на моей стороне: родня ближе некуда.
Салон пальто, шаги по лестнице снежные или солнечные, не разберёшь. Вот стою у двери Антона, стучу как в туман: Пустите, родная бабка пришла! Сколько можно ждать? Полина уже, поди, разговоры слушает а меня не видала ни разу!
В ответ за дверью хлопают тапки да ворчат тайные голоса. Ксения шипит на Антона: Не пущу! Родня абордажем дверь берёт, всё бы им в чужой дом, всё бы на чудо поглазеть! Полина к чужим не привычна! Не надо инфекций нам по ковру катить!
Почти полчаса в параллельном коридоре спорили, воздух жевали, да всё же впустили Нину Аркадьевну. В прихожей воздух странно дрожит, все с красными щеками. Ксения сердита, Полина у неё на руках трясёт погремушкой.
Да кто же это тут такой куколка у нас? шепчет с порога Нина Аркадьевна. На папочку вылитая! Ну, Полинушка, ну красота же!
Стойте! вдруг командует Ксения. Вы же с улицы! Айдать в ванную, рук мыть да маску надевать, как в больнице. А то пришли тут без каски к беззащитной крошке!
Послушно отправилась Нина Аркадьевна в ванную, руки намывает, маску надевает, и мечтает хоть издалека взглянуть.
В руки не даю! строго говорит Ксения, Полину держит поплотнее. Я нынче, как кошка у печки ревнива и быстра. Полюбуйтесь издалека! Она к чужим лицам пуще всё боится. Напугаете потом всю ночь колобродить буду!
Сидит Нина Аркадьевна в гостях двадцать минут расспросила молодую мать про здоровье, повспоминала, как Антон маленький был. Подарила пелёнку, плюшевого зайца. Чай чёрный в стакане получила, да и всё.
У нас режим, Ксения показывает зевок, пора младенцу в кроватку: уже двадцать минут лишних сидите, а Полинушке умываться святой водичкой надо. А вы, Нина Аркадьевна, приходите, когда наш ребёнок на ножки станет тогда и понянчите. Ну-ка, скажи бабушке «пока-пока», Полина, ручкой помахай!
Вот и вышла Нина Аркадьевна на улицу, снег подтаивает под каблуками, а внутри пустота и горечь. Это что же было? Всё как в зазеркалье: родная бабушка, а будто никто, невидимка. Даже потрогать не дали, словно я заражённая, чужая… Как всё странно-то нынче: семью узнаёшь будто в потустороннем сне. Сердце тоскует и не отпускает».
