Всегда говорил, что она единственная. А потом она нашла доказательства, что с университетских лет у меня была ещё одна
Я нашёл их случайно. Хотел напечатать билеты, а мой компьютер был заблокирован паролем. Поставил старый код, думая, что это обновление системы. На рабочем столе появился единственный каталог без названия, датированный двумя днями назад. Открыл его и сразу же по спине пробежал холод.
Фотографии. Десятки снимков одной женщины на пляже, в кафе, перед зеркалом. Селфи, снятые ей вблизи, с нежностью. Иногда рядом был я тот же самый, кто утром целовал её в лоб и спрашивал, что приготовить к ужину.
Сначала я списал это на ошибку. Может, её сестра или кузина? Но несколько кликов по сообщениям, файлам, датам показали, что их история начинается задолго до нашей встречи и никогда не заканчивается.
Я понял, что был лишь одним из двух. А она той, кто двадцать лет жила в самой большой лжи.
Я всегда говорил, что моя молодёжь была бурной. Учился в Москве, был душой компании, имел кучу друзей, играл на гитаре. Говаривал, что до встречи с Глафирой «немного шалил», но не вдавался в детали. Я не настаивал у каждого свой прошлый опыт.
Когда мы встретились, мне было тридцать, ей двадцать восемь. Я был зрелым, спокойным, заботливым. Через год сделал ей предложение. Купили квартиру в Новосибирске, у нас родилась дочь. Я никогда не давал ей повода сомневаться в меня. Возвращался вовремя, был нежным, внимательным, присутствующим. Иногда, когда я уезжал в командировку, отправлял SMS: «Скучаю». Она отвечала сердечком, уверенная, что она всё для меня.
Но та женщина была в моей жизни всё это время.
Её звали Тамара. Я нашёл её электронную почту, фамилию, даже номер телефона. Моё сердце билось безумно. В голове роились вопросы, но я боялся каждый ответ. Три дня я не мог спать, притворяясь, что всё в порядке. Готовил обед, разговаривал с дочкой, получал посылки. Но внутри меня всё кричало.
Наконец, я не выдержал. Сел напротив неё за столом, посмотрел в глаза и спросил:
Кто такая Тамара?
Она замолчала на секунду, отвернулась, потом улыбнулась. Но эта улыбка была пустой.
Это старое происшествие, сказал я. Ничего важного. Мы были вместе в студенческие годы. Далеко уже прошло.
И сейчас?
Тишина длилась долго. Затем я произнёс то, что пронзило её до глубины души:
Мы никогда не расставались.
Сказал, что не помню, как всё произошло. Что пытался разорвать с ней отношения несколько раз, но каждый раз возвращался. Что она так и не вышла замуж. Что иногда виделись раз в несколько лет, иногда только раз, но всегда.
Я любил вас обеих, признался я. Поразному, но всё равно.
Она хотела кричать, бросать посуду, плакать. Но ничего не сделала. Сидела и смотрела на того, с кем провела больше двадцати лет, и кто только что признался, что всё это время был с кемто ещё.
Почему ты меня женил? спросила она.
Потому что я тебя любил, ответил без колебаний. И думал, что всё както сложится.
Сложится? Я действительно думал, что можно вести две жизни, два мира, два сердца?
В тот момент я понял, что всё, что мы пережили, было не тем, чем казалось. Каждый юбилей, каждая поездка, каждый совместный смех всё имело тень, о которой она не знала.
Я не устроил сцену. Не выгнал её из дома. Сказал лишь одно:
Я не знаю, кто ты для меня.
И вышел на улицу без телефона, оставив её с моим папкой, фотографиями, прошлым.
Прошло несколько месяцев. Мы не вернулись друг к другу, но и официально не разошлись. Я пытался объяснить, писал письма, оставлял записки. Но она не хотела их читать, зная, что каждое слово будет теперь подозрительным.
Тамара пришла ко мне сама. Однажды позвонила в дверь с букетом роз. У неё были тёплые, но уставшие глаза. Мы сели на кухне, она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
Я думала, ты не знал обо мне. Только два года назад он признался, что мы вместе. Прости.
Я замер. Два года назад? Значит, восемнадцать лет она думала, что я только её?
Тогда я понял, что врал нам обеим. Строил всё на недосказанностях, удобных полуправдах. Не хотел выбирать, поэтому не выбирал.
Но теперь я выбрал.
Подал в суд на развод. Может, и не навсегда, но достаточно, чтобы вздохнуть. Чтобы подумать о себе, а не о нём.
Долго думал, как я мог не увидеть всё. Может, просто не хотел видеть? Может, был слишком влюблён, слишком доверчив?
Сегодня я знаю одно: больше никогда не позволю себе вести чужую жизнь на полуслове. Если я должен быть чьейто единственной, то полностью. Или вовсе не быть.