Последний автобус: как держащиеся за посёлок встречают «оптимизацию» — история о борьбе за ФАП, маршрут и право не исчезнуть с карты

Линия до деревни

Автобус приходит не по расписанию, а будто бы по каким-то своим законам. Варвара стоит на остановке, прижимая к груди сумку с лекарствами и тёплыми шерстяными носками для тети, и смотрит, как пожилой водитель, не глядя на ожидающих, ставит подпись в путевом листе прямо на коленке. Снег у обочины уже серый, утоптанный, пропитан песком. Ветер несёт с полей ледяной воздух, и Варвара вдруг ловит себя на детском привычном счёте шагов до крыльца отсюда до поворота, оттуда до бывшего магазина, от магазина до родной двери.

Варвара уехала из своей деревни уже давно. Тогда казалось, будто город это не столько место, сколько обещание совсем другой жизни. В городе всё идёт по рельсам: работа с утра до вечера в закупочном отделе, отчёты, письма, «срочно», привычная ветка метро и короткие фразы с человеком, который вот уже два года делит с ней квартиру и всё чаще с укором спрашивает, когда она перестанет жить на два фронта. Теперь всё перевернулось и вторая жизнь стремительно стала первой. Тётя слегла, и звонок от соседки прозвучал так обыденно, что Варваре понадобилось несколько мгновений, чтобы вообще осознать: Твоя совсем плоха. Одна не справляюсь.

В доме у тёти тепло, сухо, печка топится с утра. На кухне большой таз с картошкой, на столе таблетки в разрезанной коробке от аптеки. Тётя лежит в комнате, ковёр на стене, у окна старенький стул, на спинке кофта. Узнала Варвару по голосу, но глаз не открывает, будто свет мешает подумать.

Всё-таки приехала, вздыхает тётя: не слово, а будто тяжёлая работа.

Варвара садится на край кровати, осторожно берёт тётанькину ладонь кожа сухая, хрупкая, но тёплая. Пульс под пальцами почему-то внушает надежду, хотя доктор в районной больнице уже тоном безразличия объяснил: Сердце сосуды возраст Смотрите по обстоятельствам.

На следующий день Варвара идёт в местный ФАП за назначениями. Дверь тут всегда открыта, но внутри остро пахнет хлоркой и накатавшейся усталостью. Фельдшер крупный мужчина, лет под пятьдесят, с натруженными руками сидит над журналом и не поднимает глаз:

К кому?

К вам, я за тётю Варвара называет фамилию.

Он, наконец, смотрит, кивает тяжело, как будто давно ждал.

Я к ней вечером приду. Но сами понимаете замолкает, крутит ручку. Говорят, ФАП нерентабелен. В район меня собираются переводить, если что.

«Если» звучит как «когда». Варвара переводит взгляд на стол с аккуратно уложенными бланками, аргументами жизни градусник в стакане, маленький холодильник с вакцинами. Всё это не учреждение, а единственная нить, связывающая деревню с картой страны.

А люди? спрашивает Варвара.

Люди как-нибудь, фельдшер не злится, просто констатирует. В район на автобусе. Если автобус будет.

О том, что с автобусом узнаёт у магазина. Две тётки спорят, кому брать хлеб, а вдруг опять не завезут. Продавщица, продолжая отбивать товар, бурчит:

Говорят, линию закроют. Мол, пассажиров мало, субсидию урезали.

Варвара в груди ловит знакомое городское раздражение: почему так рассуждают будто речь о ветре. Но раздражение быстро сменяется тревогой. Без автобуса тётю не удастся довезти ни на обследования, ни на приём к врачу, ни в больницу. А если ФАП закроют измерит давление разве что соседка со старым, разваливающимся тонометром.

Вечером Варвара находит в шкафу папку с документами. Среди квитанций и желтых писем лист с печатью районной администрации: о планируемой реорганизации первичного звена и оптимизации маршрутной сети. Даты совсем рядом, пугающе скоро. Варвара перечитывает несколько раз, будто от этого смысл поменяется.

Из комнаты тётя окликает:

Чего там?

Варвара заходит, садится рядом:

Пишут, что ФАП могут закрыть. И автобус тоже.

Тётя открывает глаза, долго смотрит на потолок:

Закроют, тихо говорит. Всё тут закрывают. Думаешь, приехала можно удержать?

Эти слова ранят куда больше, чем Варвара ожидала. Она ведь приехала не деревню спасать ухаживать, сделать всё, что должна, а потом вернуться в город, где за её отсутствие уже начинали беспокоиться и подсчитывать рабочие дни.

На третий день звонок с работы. Начальница голос сухой, как в письмах, без упрёка, но с числами:

Мы тебя ждём. Варя, понимаешь, у нас поставки. Если не выйдешь на следующей неделе, буду искать решение.

Варвара смотрит в окно: во дворе соседский мальчишка тянет волокушу по снегу. По-другому, придётся звучит как оптимизация.

Я постараюсь, тихо отвечает Варя. Но тут

Тут у тебя семья, я понимаю, начальница невесело прерывает. Только предприятие не благотворительность.

Вечером из города приходит короткое сообщение: Когда вернёшься? Варвара отвечает: Не знаю. И тут же ощущает, как между ними становится чуть больше холода и расстояния.

На следующий день Варвара идёт в администрацию села. Маленький кабинет, стенды с объявлениями о субботнике и часах приёма. Глава невысокий мужчина с аккуратной стрижкой приглашает сесть.

Я по ФАПу и автобусу вот письмо, вот даты. Что это значит?

Он тяжело вздыхает, как будто этот разговор не первый.

Значит, что область считает расходы. Содержать всё трудно, народ немного.

Но люди есть! Моя тётя лежачая. Как ей до района?

Есть скорая, спокойно пожимает плечами. Вызовете.

Скорая не ездит на давление и уколы. А автобус это не только больница, это и школа, и работа, и магазин.

Глава внимательно смотрит ей в глаза:

Вы городская, да? Вам кажется: написать и всё решится. У нас система, сами понимаете. Пишите, не возражаю. Только подумайте, к чему всё приведёт. У нас народ шум не любит.

Она выходит, чувствуя её поставили на место. Но вместе с этим ощущает другое: если смолчит теперь, станет одной из тех, кто делает вид, будто всё не про них.

Варвара начинает собирать подписи. Сперва неудобно: объяснять людям, просить паспортные данные. Многие слушают, кивают, но глаза отводят:

Не против, мямлит мужик, только меня не вписывайте сын в администрации работает.

А вдруг только хуже будет? шепчет женщина в платке, они всё равно сделают по-своему.

В этих голосах Варвара слышит не трусость, а выученное десятилетиями умение не высовываться, чтоб не остаться крайним.

Первая поддерживает продавщица:

Устала уже молчать. Если автобус отнимут лавку закрою. Как товар возить?

Фельдшер тоже подписывает, быстро как больничный лист:

Вы только меня не афишируйте, работать ещё надо.

Тридцать подписей за два дня для деревни много, для района ничто. Варвара фотографирует листы, сканирует в сельской библиотеке на древнем принтере, отправляет обращения: в районную администрацию, в областной минздрав, в прокуратуру. Пишет ночами на кухне, пока тётя в другой комнате тяжело и неровно дышит.

С каждым письмом Варвара ощущает не облегчение, а всё возрастающее напряжение, словно не выпускает проблему наружу, а затаскивает домой.

Через неделю ответ из района: Ваше обращение рассмотрено. Мероприятия по оптимизации осуществляются. Дальше про доступность, только нигде не сказано, как тётю довезти до врача без автобуса.

В деревне о Варваре начинают поговаривать. Соседка уже молоко приносит не так часто, на улице люди здороваются, но разговоры обрываются.

Однажды вечером заходит дальний родственник тёти, мужчина с тяжёлым взглядом и в шапке:

Чего ты тут устроила? спрашивает.

Я ничего не устраиваю, я

Так подставляешь всех. Глава сказал из-за твоих писем комиссия приехать должна. Им сверху спросят потом нам. Тебе уехать а нам тут жить.

У Варвары вскипает обида, едва сдерживается:

А жить тут без автобуса, без ФАПа как?

Как жили. На попутках, кто на чём сможет.

Не все могут, Варя смотрит в комнату, где лежит тётя. Не все должны.

Он встаёт:

Ты городская стала. У вас про справедливость. Тут всё по-другому.

Когда он уходит, тётя тихо зовёт:

Не ругайся с ними они ведь свои.

Свои не должны соглашаться, что нас вычёркивают, Варя вдруг понимает: говорит уже не о тёте и не о деревне, а о себе самой, о годах молчания и подчинения.

В пятницу в деревню приезжает комиссия: двое из района и женщина из области. Проходят по ФАПу, листают журналы, задают формальные вопросы. Потом созывают собрание в клубе.

Клуб холодный, на сцене пожелтевший занавес, люди в пальто на скамейках. Варя стоит сбоку с папкой. Глава поселения тщательно подбирает слова. Женщина из области улыбается устало, но до глаз эта радушность не доходит.

Мы понимаем вашу обеспокоенность, чинно докладывает. Но нормативы, кадровый дефицит ФАП заменим бригадой.

А автобус? спрашивают из зала.

Автобус к отделу транспорта, районный кивает. Маршрут убыточный.

Варя ждёт, пока дадут слово:

Вы говорите, «убыточный». Вы считали, сколько людей останется вне медицины и школы, если автобус закроют? Бригада раз в неделю а если ночью станет плохо?

Женщина из области наклоняет голову:

Мы не можем держать ФАП ради пары пациентов.

Это не пара! Это жизнь. Вы хотите, чтобы мы смирились.

В зале кто-то поддерживает тихо, но большинство молчит. Глава бросает на Варю взгляд она нарушает негласную тишину.

Без эмоций, зовёт глава к порядку. Нам нужен конструктив.

Варя достаёт подписи:

Вот тридцать подписей. Ответов ни одного конкретного. Я буду дальше писать: в область, в федерацию, в прокуратуру.

Слышится тихое: Она чего Варя вдруг осознаёт: назад пути нет. Даже если уедет, её запомнят как Ту самую.

После собрания глава догоняет Варвару у выхода, фонарь на улице мигает:

Думаете, вы герой? шепчет.

Думаю, вы тоже здесь живёте. И вам автобус нужен.

Мне нужен бюджет, и чтоб район не снял за скандал. Вы хотите, чтоб я пошёл против? А вы потом в свой город.

Бьёт в точку. Она вправе уехать, у неё есть квартира в Ярославле, знакомая работа. Здесь только тётя и память. И новая ответственность, которой она не просила.

Ночью у тёти начинается приступ. Варвара вызывает скорую, но та ещё на другом конце района. Лёжа рядом, держит тётю за руку слышит хриплое:

Варя не шуми не надо ради меня.

Не ради тебя. Ради нас, шепчет Варвара.

Скорая приезжает через час с лишним. Врач молодой, уставший укольчик, в стационар смысла нет, наблюдайте. После тишина кажется глухой, не покойной.

Утром сообщение от начальницы: Если не выходишь к понедельнику, ищем замену. Коротко, без угроз, но угроза сквозит.

Варвара выходит к остановке ждать автобус и передать пакет знакомой. Стоит, всматривается вдаль. В голове два списка: если уедет, если останется. Потери в обеих графах.

Автобус всё же приходит. Пассажиров мало. Водитель, беря пакет, говорит:

Слыхал, последний месяц езжу. Потом всё.

А вы что будете делать? спрашивает Варвара.

Он пожимает плечами:

Привык. Найдём варианты. А вы чего боретесь?

А иначе нас тут не будет. Варвара самой себе удивляется, как просто это звучит.

В тот же день она записывает короткое видео у ФАПа, без лозунгов. Показывает здание, рассказывает о тёте, автобусе, подписях, просит уехавших поддержать обращение. Отправляет видео знакомой журналистке из владимирского портала.

Ответа нет долго, потом сообщение: Сделаю заметку. Но администрация разозлится. Ты уверена?

На кухне, слушая, как тётя кашляет, Варвара понимает уверенности нет, но путь пройден.

Давай, пишет она.

На следующий день люди уже не улыбаются ей в магазине. Продавщица шепчет:

Глава уверяет из-за тебя финансирование урежут, но люди всё равно тревожатся

Вечером звонит фельдшер:

Ты в курсе, меня теперь точно уберут? не злится, просто устал.

Я не хочу этого. Хочу, чтобы ФАП остался.

Хотеть мало. Но к твоей я зайду.

Через пару дней из области бумага Вопрос под контролем. Формулировка обтекаемая, но это не просто рассмотрено. Глава стал разговаривать осторожнее. У магазина впервые кто-то громко объявил: Если надо подпишу ещё.

Но почти сразу звонили из города работу уже отдали другому. Начальница проговаривает мягко, но решение не меняется.

Вечером пытается поговорить мужчина из города, приезжает сам, на машине. Стоит на пороге, долго смотрит.

Ты слышишь себя? Готова потерять работу из-за автобуса?

Готова, если иначе тётя и другие останутся без ничего.

А мы? У нас ведь была жизнь

Её сжимает изнутри. Не хотела выбирать между ним и деревней, но папка на столе вот он, выбор.

Я не прошу тебя оставаться, говорит тихо. Только попытайся понять.

Он долго молчит:

Я не умею жить в вечной борьбе.

Она кивает. Больно, но не неожиданно. На утро он уезжает, клёт ключи на стол. Варвара аккуратно убирает их к тёткиным бумагам теперь и это часть новой жизни.

Через неделю на остановке вновь появляется автобусное расписание. С пометкой: временно. ФАП еще работает, но фельдшера всё равно просят на перевод. Деревня живёт, как жила, только теперь в разговорах больше насторожённости люди учатся думать, что есть выбор.

У дверей ФАПа её встречает та самая женщина из министерства. Теперь без улыбки:

Довольны?

Я не знаю, чему можно тут радоваться. Я хочу, чтобы хоть что-то оставалось.

У вас есть энергия. Но помните ресурсы ограничены. Иногда приходится выбирать.

Я уже выбрала. Просто не так, как вы.

Вечером Варвара, поправив тёте одеяло, садится за стол. Перед ней новые бланки подписей, распечатанные ответы, список телефонных номеров. Открывает календарь понедельник в городе уже прошёл без неё.

На следующий день идёт к остановке. Автобус опять не спешит. Люди стоят молча: у кого пакет с продуктами, у кого лекарства. Варвара смотрит на дорогу и вдруг понимает: она больше не ждёт, что кто-то решит за них. Автобус не решение, а часть её работы.

Когда за поворотом появляется машина, Варя делает шаг вперёд, поднимает руку, чтобы водитель заметил. Потом опускает, спокойно достаёт из сумки ручку и чистый бланк. Рядом та самая женщина в платке.

Подпишете ещё раз? тихо спрашивает Варвара.

Женщина смотрит на неё, на автобус, на дорогу, будто взвешивает целую жизнь, кивает и выводит свою фамилию, не оборачиваясь.

Оцените статью
Последний автобус: как держащиеся за посёлок встречают «оптимизацию» — история о борьбе за ФАП, маршрут и право не исчезнуть с карты
J’ai présenté ma fiancée à ma mère, et le lendemain, j’ai été stupéfait par sa demande au téléphone