Вадим, я не понимаю, зачем мы опять обсуждаем это в семь утра в воскресенье, устало потерла виски Глафира, глядя на мужа, который беспокойно расхаживал по кухне, задевая бедром угол стола.
Вадим остановился, наиграл себе драматический вдох и посмотрел на неё так, будто объяснял простую истину ребёнку. В руке дымилась чашка кофе, сваренного исключительно для него, а про Глафиру он, видимо, забыл.
Потому что мама звонила, Глафира. Всю ночь не могла спать, давление скачет, сердце ноет, а всё изза того, что ты вчера отказалась везти к ней новые шторы, сказал он, не отрываясь от стаканчика.
У меня вчера был единственный выходной за две недели, спокойно, но твёрдо ответила Глафира, наливая себе воды. Я готовила квартальный отчёт, чтобы мы смогли оплатить страховку машины, а потом обещала Тамаре Игнатьевне, что приеду в следующие выходные. Шторы не вопрос жизни и смерти.
Для мамы это важно! голос Вадима превратился в крик. Она хочет уюта! Ей уже за шестьдесят! А ты ты будто бы всё только про деньги. «Отчёт, отчёт» А душа где? Где уважение к старшим? Мама сказала, что ты специально это делаешь, чтобы её обидеть.
Глафира медленно села на стул. Разговор напоминал старую пластинку, крутящуюся в их доме уже три года брака. Сначала это были мелкие просьбы: привезти садоводческие рассаду, купить лекарства, помочь с уборкой. Глафира не отказывала, пыталась быть хорошей невесткой. Но желания Тамары Игнатьевны росли, как снежный ком. Теперь требовалось полностью подчинить свою жизнь её графику.
Я не хочу её изводить, сказала она, глядя в окно, где серый осенний дождь смывал последние листья. Я просто хочу немного отдохнуть, побыть с тобой. Когда мы в последний раз ходили в кино? Или просто гуляли? Каждый уикенд мы проводим у твоей мамы, слушая, как я «не так» режу салат.
Ах, вот как! Вадим грохотом поставил чашку на стол, разлив кофе на чистую скатерть. Значит, помощь маме для тебя каторга?
Не перекручивай.
Я не перекручиваю! Мама была права, сразу назвала тебя эгоисткой. Кстати, она сегодня приедет.
Глафира замерла, чашка с водой так и не дошла до губ.
Приедет? К нам?
Да, к нам. У неё в квартире ремонт, сверху пролили, сырость пахнет. Поживёт у нас неделюдве, может, месяц, пока всё не высохнет и обои не переклеят.
У нас однокомнатная квартира, тихо напомнила Глафира. Где она будет спать? На кухне?
На кухне? Не надо. Мы ей кровать уступим, ей комфорт нужен. А нам на надувном матрасе. Мы молодые, потерпим.
Глафира ощутила, как внутри закипает холодная ярость. Это было не просто просьба, а вторжение. И никто даже не спросил её мнения в своей же квартире, купленной ею ещё до встречи с Вадимом.
Нет, сказала она.
Что «нет»? не понял Вадим.
Нет, она не будет здесь жить. Я могу оплатить ей санаторий на месяц, хороший, с лечением. Но жить в одной комнате с нами, спать на нашей кровати этого не будет.
Лицо Вадима покраснело. Он не привык слышать отказы; обычно Глафира, вздыхая, соглашается, лишь бы избежать скандала. Но сейчас чашка терпения, наполнявшаяся по капле три года, переполнилась.
Ты смеешь выгонять мою мать? прошипел он. Предлагаешь ей казённый дом вместо родного угла?
Санаторий не казённый дом, а отдых.
Замолчи! ударил ладонью по столу. Я решил, что она будет жить здесь. Я мужчина, моё слово закон. Хватит делать из меня подкаблучника. Мама приедет через два часа, и ты её встретишь, приготовишь обед, освободишь шкаф, постелишь чистое бельё, и, пожалуйста, не показывай мне свою кислую мину.
Глафира встала. В её глазах теперь не было того милого парня, с которым знакомилась на корпоративе, а лишь капризный мальчишка, боящийся маму больше, чем потерять жену.
А если я не согласна? спросила она прямо.
Вадим прищурился, решив, что настал момент истины показать, кто в доме хозяин, как учила его Тамара Игнатьевна: «Бабу держи в ежовых рукавицах, иначе она сядет тебе на шею».
Если не согласна, принял позу, будто он король, у меня ультиматум: слушайся меня и маму, делай всё, как она скажет, или или развод. Выбирай. Мне не нужна женабунтарка, а хранительница очага, которая чтит семью.
На кухне повисла гудящая тишина, только холодильник гудел, а вода капала из крана, который Вадим обещал отремонтировать полгода назад, но так и не справился.
Глафира взглянула на мужа и ощутила странное облегчение, будто тяжёлый рюкзак, тащившийся в гору, внезапно упал.
Ты серьёзно? переспросила она. Это твоё окончательное слово? Или ты маму слушаешь, или развод?
Абсолютно серьёзно, самодовольно кивнул Вадим, уверенный, что Глафира заплачет и попросит прощения.
Глафира кивнула.
Хорошо, я тебя услышала.
Она развернулась и вышла из кухни. Вадим победно ухмыльнулся. Всё готово: бельё менять, курицу размораживать. Он допил остывший кофе, чувствуя себя победителем, и планировал позвонить маме, сказать, что провёл «воспитательную беседу».
Через десять минут послышался странный шум из спальни шуршание, стук, звук открывающихся ящиков. Вадим нахмурился: неужели она уже расчищает полки для мамы?
Он вошёл и замер у двери. Посреди комнаты, словно открытая пасть, стоял большой чемодан на колесиках тот же, с которым они ездили в Турцию на медовый месяц. Глафира методично укладывала в него его вещи: джинсы, рубашки.
Что ты делаешь? спросил Вадим, улыбка спадала.
Глафира не обернулась, аккуратно свернула его любимый джемпер, подаренный, кстати, тёщей на Новый год, и положила сверху джинсы.
Помогаю тебе, спокойно ответила она. Ты же поставил условие. Я выбрала.
Что ты выбрала? дрогнул голос Вадима.
Развод, Вадим. Я выбрала развод.
Ты шутишь? он сделал шаг вперёд, не веря ушам. Изза мамы, что поживёт у нас пару недель? Ты готова разрушить семью изза своей гордости?
Глафира посмотрела на него без слёз, без злости, только с усталой, ледяной решимостью.
Не изза мамы, а изза того, что ты поставил меня перед выбором. Любящий человек ультиматумы не ставит. Ты сказал: либо я стану прислугой для твоей матери, либо ты уйдёшь. Я не хочу быть прислугой, значит, ты уходишь. Всё логично.
Но это же просто слова! Вадим запаниковал. Я хотел,чтобы ты поняла серьёзность ситуации!
Я поняла. Серьёзность в том, что тебе всё равно на мой комфорт, на моё мнение, на мои чувства. Тебе важно лишь, чтобы мама была довольна. Так что иди к маме, делай её счастливой круглосуточно.
Глафира снова взялась за шкаф, вытащила его рубашки и начала их складывать.
Глафира, прекрати! попытался Вадим выхватить рубашку. Это истерика! Убирай чемодан! Мама приедет через полтора часа, а у нас тут бардак!
Убирай руки, тихо, но угрожающе сказала она, отодвинув его. Бардака не будет. К приезду мамы здесь будет идеально чисто, потому что тебя и твоих вещей здесь не будет.
Она продолжала паковать: носки, нижнее бельё, спортивный костюм. Вадим стоял, наблюдая, как его жизнь укладывается в коробку.
Куда я пойду? вырвалось у него. У мамы ремонт, там дышать нечем!
Ты же хотел, чтобы она жила здесь, пожала плечами Глафира. А теперь ты будешь жить у неё, помогать с ремонтом. Или к друзьям, или в отель. Ты мужчина, решай.
В этот момент в прихожей зазвонил домофон.
Это мама Она уже приехала
Отлично, сказала Глафира, застёгивая молнию на чемодане. Поможет тебе донести вещи до машины.
Она катнула чемодан к двери, а Вадим поспешно следовал, пытаясь придумать аргумент, который бы её остановил.
Поля, зайка, прости, я огорчился! Давай поговорим! Не открывай!
Но Глафира уже взяла трубку.
Алло?
Глафира, это я! властным голосом прозвучала Тамара Игнатьевна. Открывай, что ты там копаешь? У меня тяжёлые сумки, Вадим пусть спустится! И скажи ему, чтобы такси оплатил, у меня нет мелочи.
Тамара Игнатьевна, Вадим сейчас спустится с вещами. Встречайте.
Глафира нажала кнопку открытия, повесила трубку и, не отрываясь от мужа, сказала:
Всё, твоё такси ждёт. Чемодан собран. Вторую сумку с зимними вещами я вечером отправлю курьером. Ключи положи на тумбочку.
Вадим посмотрел на неё ужасом.
Ты меня выгоняешь? Просто так? А как же любовь? Мы же клялись!
Клялись быть вместе в радости и горе, а не в рабстве у твоей мамы, отрезала Глафира. Ты сделал выбор, когда поставил ультиматум. Я просто согласилась. Уходи, Вадим, не устраивай сцену.
Она открыла входную дверь и вытянула чемодан на лестничную площадку. Вадим стоял в коридоре, всё ещё надеясь, что она рассмеётся и скажет, что это шутка. Но лицо Глафиры оставалось каменным.
Ключи, повторила она.
Трясущими руками Вадим достал связку из кармана и с грохотом бросил их на пол.
Ты пожалеешь! крикнул он, ощущая, как обида поднимается к горлу. Ты припрячешься! Ты одна пропадёшь! Кому ты нужна, старая дева!
Уходи.
Вадим выскочил на площадку, схватил чемодан и, не оглядываясь, бросился к лифту. Двери открылись сразу, будто ждали его. Он закинул чемодан внутрь и нажал кнопку первого этажа.
Глафира закрыла дверь, щёлкнула замок, потом ещё раз закрыла на второй замок.
Она прислонилась к двери, сползла на пол, сердце билось, руки дрожали. Вместо крика она начала тихо, а потом громко смеяться нервный, облегчённый смех.
Внизу, у подъезда, разворачивалась драма. Тамара Игнатьевна, с двумя тяжёлыми баулами, увидела сына, выходящего с чемоданом.
Вадим? Куда ты? Мы же к тебе! удивилась она.
Нет у нас больше «к тебе», мама, буркнул Вадим, злой как черт. Глафира меня выгнала. Развод.
Как выгнала?! свекровь уронила баул. Из собственной квартиры? Это невозможно!
Мама, квартира её, куплена до брака. Я там ничего.
Ах ты гадина! Я так и знала! Я всегда говорила, что она змея подколодная! Мы подадим на неё в суд! Поехали домой, я ей сейчас устрою
У тебя ремонт, мама! орёт Вадим. Куда нам ехать? В цементную пыль?
Ну к тёте Свете поедем. Или на дачу. Главное не унижаться перед этой хамкой!
Они долго стояли у подъезда, перебрасываясь уколами, решая, куда делаться. А Глафира наблюдала из окна, спрятавшись за шторой той самой, которую она вчера отказалась вешать.
Когда такси наконец увезло мужа и свекровь, Глафира пошла на кухню. Там всё ещё пахло Вадимовым кофе и его разлитым гневом. Она сняла грязную скатерть и бросила её в стирку, вымыла стол, чашку.
Затем открыла холодильник, достала бутылку вина, отложенную на особый случай, и налив себе бокал, произнесла:
За свободу.
Прошла неделя. Вадим звонил каждый день: сначала с угрозами вернуть «мои вложения в быт» (он както купил микроволновку), потом жаловался на жизнь у мамы (ремонт оказался кошмаром), потом умолял.
Полечка, я был дураком. Мама меня накрутила. Не хочу развод. Люблю тебя. Давай всё начнём сначала? Скажу маме, чтобы не лезла.
Глафира слушала и понимала, что в его сердце ничего не поменяется. Ни жалости, ни любви. Она знала, что после её возвращения Тамара Игнатьевна вновь начнёт диктовать условия, а Вадим снова будет ставить ультиматумы.
Нет, Вадим. Я подала заявление через Госуслуги. Нам дадут месяц на примирение, но я мириться не буду. Приезжай за оставшимися вещами, я собрала коробки, они у консьержки.
Ты даже меня не хочешь видеть?
Не хочу.
Это была правда. Она наслаждалась своей жизнью: никто не будил её в семь утра в выходной, никто не требовал отчёОна теперь каждое утро начинала с ароматного кофе и улыбки, зная, что её дом именно её крепость.
