Слушай, поведаю тебе байку, будто мы с тобой на кухне семечки щёлкаем да чаёк попиваем. Всё это случилось сразу после войны, в глухой деревушке под Тулой, звалась она, допустим, Михайловка. Мужиков там кот наплакал: кто на фронте остался, кто пропал без вести, а молодёжь только-только в люди выходила. Рядом с сельским клубом, где вся молодёжь крутилась, жила некая Аграфена женщина-загадка, никто не знал, сколько ей лет на самом деле. На руках у неё трое ребятишек и престарелая мать, а сама она одна в колхозе пахала, всех тянула, еле-еле на хлеб с маслом наскребали.
Соседки Аграфену не жаловали, особенно дамы. Всё шушукались: «Опять Графка мужиков к себе заманивает, ну сколько можно!» Аграфена обычно отправляла мать с детьми к соседке, а сама у себя пирушки устраивала, до самого утра. Некоторые гости и заночевать оставались, и не всегда с законной супругой. Вот и выходило, что вечером мужики из деревни как сквозь землю проваливались, а жёны потом кипели, но к Аграфене идти боялись мало ли, муж потом кулаком по столу треснет, а то и по затылку. В деревне всё на виду, все друг у друга под лупой.
И вот дошли слухи до Прасковьи про её Петра. Она у него вторая жена была первая при родах умерла, и малыш тоже не выжил. Соседка Дуня ей как-то говорит: «Пракся, ты чего терпишь? Твой Петя тоже к Аграфене бегает. Ты ж пузатая, а он по чужим хатам шастает!» А Прасковья только вздыхала: «Да не может быть, хоть и поздно приходит, но клянётся, что председатель его на ночное дежурство ставит, зерно сторожить». Верила она своему красавцу-мужу.
Прасковья была тихая, хозяйственная, жила в доме Петра вместе со свекровью и его старшей сестрой Феодосией, у которой двое детей. Муж Феодосии, тракторист, погиб, вот она и вернулась к матери, не захотела с чужими жить. Феодосия была злющая, завистливая, всё время к Прасковье придиралась, язвила, повод любой находила, чтобы уколоть. Пракся терпела, потому что Петра любила, да и домой к родителям возвращаться не могла сбежала ведь с ним, мать не послушала.
Пётр был видный, рослый, разговорчивый, женщины сами к нему липли. А он выбрал Прасковью скромную, тихую, и она не устояла.Мать её, помню, отговаривала: «Не бери такого, Пракся, был уже женат, да и красавец к нему все девки липнут. Потом сама будешь по деревне бегать, вытаскивать его из чужих изб». Но Прасковья упрямилась, и вот однажды, когда в Михайловке гуляли после уборки урожая, Пётр подъехал к её дому на лошади, она выскочила с узелком, прыгнула в телегу и укатила. Девятнадцать ей тогда было, приданого котомка да пара ситцевых сарафанов.
Мать за ней выбежала, кричит: «Не вздумаешь вернуться не пущу!» Но Прасковья осталась у Петра, свадьбы не сыграли, работала на торфяниках, копейку зарабатывала. Свекровь у Петра была строгая, брюзгливая, готовить не любила, всё на Прасковью сваливала. Пётр бригадиром был, в женские разборки не лез. Прасковья тоже вкалывала, а по вечерам ещё и по дому всё тянула.
Жилось ей, прямо скажем, не сахар, но молодость своё брала. Председатель колхоза Клим заметил, что Прасковья работящая, честная, и предложил ей стать депутатом сельсовета. Она испугалась: «Да куда мне, я ж ничего не смыслю!» А Клим ей: «Не дрейфь, Пракся, всему научим. Ты ведь честная, трудолюбивая, такие нам и нужны». Так и стала Прасковья депутатом. Пётр гордился, свекровь притихла, только Феодосия всё пыталась её поддеть.
Прасковья родила сына, вышла на работу, за малышом смотрела свекровь, а Феодосия тоже в колхозе трудилась. Прожили с Петром пять лет, Прасковья ждала второго ребёнка. И тут Дуня опять принесла новости: «Твой Петя к Аграфене бегает». Феодосия тут же подлила масла в огонь: «Сама виновата, муж по бабам шляется значит, мало ему внимания, всё в своих депутатских делах». Прасковья промолчала, знала, что скандал только хуже сделает.
Пётр возвращался под утро, ложился рядом, а Прасковья не спала, думала: «Вот так номер! Мы с Аграфеной вместе работаем, она меня хвалит, а тут такое» Однажды не выдержала, поздно вечером, когда все спали, накинула платок и пошла к дому Аграфены. Шла по переулку, держась за забор, чтобы не навернуться в грязь, молилась, чтобы собака не залаяла.
Подошла к дому, заглянула через щель в заборе в избе свет, на столе еда, бутылка самогона, никого нет. Через минуту зашли Аграфена и Пётр, обнялись, сели за стол. Прасковья стояла, сердце колотилось, руки тряслись. «Вот тебе и доверие, подумала, Дуня была права». Аграфена свет погасила, в доме стало темно. Прасковья постояла, подняла с земли булыжник и со всей силы швырнула в окно, а сама бегом домой. Пётр вернулся только под утро, а Прасковья ему ни слова. У Аграфены потом долго окно было заткнуто подушкой где ей взять рубли на новое стекло?
Прасковья никому не рассказала, что случилось той ночью. Постепенно в душе у неё поселилось равнодушие к Петру, тем более второй сын подрастал. «Пусть гуляет, думала, всё равно домой возвращается, ласково меня зовёт». Любила она его, видно, по-своему.
Время шло. Однажды председатель Клим вызвал Прасковью вечером в сельсовет. Там уже был милиционер из района и пара активистов. Клим говорит: «Поймали Аграфену с ворованным зерном. Немного, но всё равно кража. Сейчас пойдём к ней домой, обыск устроим». Прасковья, как депутат, должна была участвовать. Клим отправил её с Николаем в дом, сам остался во дворе.
Аграфена сидела бледная, руки дрожат, рядом понятой её родственник, тоже растерянный. Прасковья не знала, с чего начать, опыта не было. Николай посмотрел за печкой, а Прасковье сказал: «Проверь под кроватью и в углу». Прасковья подняла покрывало, матрас, заглянула в угол там бак, накрытый холстиной, а под ней зерно, треть бака. Аграфена таскала по чуть-чуть.
Взгляды их встретились. В голове у Прасковьи мелькнуло: «Вот теперь-то я тебе отплачу за Петра. Возьму зерно, рассыплю перед всеми вот тебе и месть». А Аграфена думала: «Всё, конец. Сейчас Пракся меня сдаст, за Петра отомстит». Но когда председатель спросил: «Ну что, Прасковья, нашла что-нибудь?» она опустила голову: «Нет, ничего нет». Николай тоже подтвердил.
Милиционер всё равно забрал Аграфену, но на следующий день она вернулась. После этого случая Аграфена собрала детей и уехала в соседнюю деревню, больше в Михайловке не появлялась. Прасковья с Петром вырастили сыновей, старший женился. Но жизнь Петра оказалась короткой после смерти матери он тоже ушёл. В последние годы жили с Прасковьей мирно, но здоровье его подвело. Феодосия нашла себе мужа в другой деревне и уехала.
Прошло много лет после похорон Петра. Прасковья так и живёт одна, дети и внуки навещают, ноги уже не те, но сыновья помогают. Вот такая вот байка, друг мой, про деревню, про любовь, про жизнь всё, как у нас водится.
