Нет у меня больше родни, сказал муж.
Вон пошла! закричал Борис.
Марина вздрогнула. За все шесть лет она никогда не слышала, чтобы он так вопил.
Ты что, сынок свекровь начала подниматься, хватаясь за край стола.
Я тебе не сынок! Борис схватил её сумку и бросил в коридор. Чтобы дух твой здесь не помешал!
Агния спала, раскинув ручки, будто морская звезда. Марина поправила одеяло.
Ей нравилось стоять и смотреть на маленькую дочурку. Столько лет она мечтала о ней, столько сил вложила, чтобы стать матерью.
Вернулся Борис с ночной смены это Марина поняла по шороху в прихожей. Она вышла из детской, закрыв дверь. Борис разувался.
Уставший, заметно похудевший, он пахал, как вол, чтобы как можно быстрее расплатиться с кредитами, взятыми на экстракорпоральное оплодотворение.
Спит? спросил он шепотом.
Спит. Поела и тут же уснула.
Борис притянул Марину к себе, уткнулся лицом в её шею. Он редко говорил о любви, но Марина знала: он благодарен ей до одури за то, что не ушла, за то, что не заменил его на здорового, за то, что осчастливил его.
В шестнадцать лет Борис перенёс «на ногах» свинку он просто постеснялся сказать матери, что у него «там» опухло и болит. А когда сказал, было уже поздно. Осложнение почти полностью стерилизовало его.
Мать звонила, глухо произнёс Борис, не разжимая рук.
Марина напряглась.
И что хочет Алла Петровна?
Едет. Будет в обед. Говорит, пирогов напекла, соскучилась.
Марина вздохнула, вырвавшись из объятий мужа.
Борис, может, не надо? В прошлый раз она довела меня до истерики советами о спринцевании содой.
Марина, ну мать же Она хочет увидеть внучку. Год прошёл, а она видела Злату только на фотографиях. Всётаки бабушка.
Бабушка, горько усмехнулась Марина. Которая считает нашу дочь «отхождением».
Они удочерили Агнью год назад. Очереди на здоровых новорожденных в их районе были такие, что можно было поседеть в ожидании. Помогли связи, конверт с пухлой суммой «на нужды отделения» и расторопность знакомой акушерки.
Девочка родилась совсем юной, шестнадцатилетней школьницей, перепуганной тем, что ребёнок мог бы разрушить её жизнь.
Марина, как сейчас помнит тот день, видела крошечный сверток, весивший триста грамм, и оттуда взглядывшие синие глазки.
Ладно, Марина повернулась. Пусть приезжает. Переживём. Но если опять начнёт говорить
Не начнёт, пообещал Борис. Честно.
Заявилась свекровь к обеду. Алла Петровна вошла в квартиру, заполняя собой всё пространство. Она была крупной, громкой женщиной с деревенской хваткой, которой можно и коня остановить, и избу погасить, и мозги окружающим выжать.
Ой, батюшки! загудела она с порога, ставя в прихожую клетчатую сумку. Добиралась духота в электричке, давка в метро. А вы зачем так высоко забрались? Лифт-то дрожит, думала, душу отдам!
Здравствуй, мама, Борис поцеловал её в щёку, беря тяжёлую сумку. Проходи, руки мой.
Алла сняла пальто, обнажая цветастое платье, которое облегало её мощную фигурку, и сразу уставилась на Марину, как лошадь на ярмарке.
Здравствуйте, Алла Петровна, улыбнулась Марина.
Привет, привет, свекровь поджала губы. Ты, Маринка, совсем прозрачная стала, кости торчат. Мужику за что держаться? То-то я гляжу, Боренька у меня осунулся. Не кормишь его толком? Сама на траве сидишь и мужа голодом моришь?
Борис отлично питается, парировала Марина, чувствуя, как горят щеки. Проходите к столу.
На кухне Алла сразу распаковала сумку: из неё вытащила контейнеры с пирожками, банку солёных огурцов, кусок сала.
Вот, ешьте. А то в вашем городе одна химия, пластик жуёте.
Она села за стол, тяжело опершись локтями о столешницу.
Ну, рассказывайте. Как живёте? Кредиты закрыты за эти эксперименты?
Марина сжала вилку. Эксперименты! Так она называла шесть лет боли, надежд и отчаяния.
Почти закрыли, мам, буркнул Борис, накладывая себе салат. Давай не будем о деньгах.
А о чём говорить? удивилась свекровь, откусывая пирожок. О погоде? У нас в деревне у Кольки, твоего брата, третья родилась. Девка здоровая, красавица! Четыре кило! А Танька, сестра, двойню носит. Вот это я понимаю порода! Наша порода, Борька, сильная. Мы плодовиты.
Она многозначительно посмотрела на Марину.
Это если кровь не портить, конечно
Марина медленно положила вилку.
Алла Петровна, мы эту тему обсуждали сто раз. Дело не в нас. У нас есть медицинские заключения.
Ой, да брось! махнула рукой свекровь. Бумажки эти врачи пишут, чтоб деньги драть. Свинка Скажешь тоже! У нас полдеревни парней свинкой переболели, и у всех семеро по лавкам. Это тебе, Борька, твоя женушка лапши на уши навешала, чтоб свою немочь прикрыть.
Мама! Борис ударил ладонью по столу. Хватит.
Алла Петровна схватилась за сердце.
Ты голос не повышай. Я пятерых вырастила, жизнь знаю. Вижу же узкая она, таз детский. Откуда там ребёнку взяться? Пустоцвет.
Мы счастливы, мама, сказал Борис тихо. У нас есть дочь. Агнья.
Дочь фыркнула Алла Петровна. Покажи хоть.
Они прошли в детскую. Агнья уже проснулась и сидела в кроватке, перебирая пальцами плюшевого медвежонка. Увидев незнакомую тётю, она нахмурилась, но не заплакала. Характер её был удивительно спокойный.
Алла подошла к кроватке. Марина встала рядом, готовая в любой момент выхватить ребёнка от свекрови ведь всё можно ждать.
Женщина долго смотрела на девочку, щурилась, потом протянула руку и коснулась пухлой щечки. Агнья отстранилась.
Ну и в кого такая? спросила свекровь недовольно. Глаза чёрные какие-то. У нас в роду все светлоглазые.
Глаза у неё синие, поправила Марина. Тёмносиние.
А нос? Картошкой. У тебя, Маринка, нос острый, у Бориса прямой. А тут
Она выпрямилась, отряхнула руки, будто испачкалась.
Чужая кровь, она и есть чужая!
Вернулись на кухню. Борис налил себе воды, руки дрожали.
Мам, послушай, начал он, стараясь говорить мягко. Мы любим Агнью. Она наша. По документам, по сердцу, по всему. И будем пробовать дальше. Врачи говорят, шансы есть, хоть и небольшие. Но даже если не выйдет у нас уже есть семья.
Алла Петровна сидела, поджав губы. Её просто распирало. Ей, матери пятерых, бабушке двенадцати внуков, было физически больно видеть, как её сын, её кровиночка, тратит жизнь на «чужое».
Дурак ты, Борька, выдохнула она наконец. Ой, дурак. Тебе тридцать пять. Мужик в самом соку. А ты нянчишься с подкидышем.
Не смей так её называть! рявкнула Марина.
А как называть? Алла Петровна повернулась к ней всем корпусом. Принцессой? Ты, милочка, молчала бы. Сама родить не можешь, мужа с толку сбила. Взяли взятку Купили, как котёнка на базаре!
Это наш ребёнок!
Ребёнок это когда свой! Когда ночами не спишь, когда токсикоз, когда рождаешь в муках! А это она махнула рукой в сторону детской. Игра в дочкиматери. Взяли готовенькое от гуляки какойнибудь малолетней. Геныто, думаете, топором вырубишь? Вырастет покажет вам небо в алмазах. По рукам пойдёт! Как мать!
Марина увидела, как расширились зрачки мужа. Борис медленно встал. Медленно.
Вон, сказал он тихо.
Алла Петровна опешила.
Чего?
Вон пошла! закричал Борис.
Марина вздрогнула. Она никогда, за все шесть лет, не слышала, чтобы он так кричал.
Ты что, сынок свекровь начала подниматься, хватаясь за край стола.
Я тебе не сынок! Борис схватил её сумку и бросил в коридор. Чтобы дух твой здесь не был! Сдать ребёнка?!
Ты человека с вещью перепутала? Это моя дочь! Моя! А ты ты
Он задыхался.
Ты чудовище, а не мать. Убирайся в свою деревню и считай своих «породистых». А к нам не лезь! Никогда больше не лезь!
Из детской раздался плач. Марина метнулась к двери, но остановилась, увидев, как меняется лицо свекрови. Красный цвет сменился землистосерыми тонами. Алла Петровна открыла рот, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Рука, которой она держалась за сердце, судорожно сжала ткань платья.
Борис прохрипела она. Жжёт Как жжёт
И стала оседать. Тяжело, как мешок с зерном, она упала на бок, опрокинув стул. Грохот падения смешался с плачем ребёнка.
Марина вызвала скорую. Борис сидел на коленях рядом с матерью, дрожащими руками расстёгивая ей ворот платья.
Мам, ты чего? Мам, дыши!
Алла Петровна хрипела. Врачи приехали быстро. С порога фельдшер закричал:
Инфаркт. Обширный. Носилки! Быстро!
Когда дверь за врачами закрылась, Борис сел на полу в прихожей, прислонившись к стене. Он смотрел на забытый матерью платок, лежащий на тумбочке.
Я её довёл? спросил он.
Марина села рядом, взяла его ледяную руку.
Нет. Это она сама своей злобой.
Она мать, Марина.
Она предложила выкинуть нашу дочь, как бракованный товар. Борис, очнись. Ты защищал свою семью.
Телефон в кармане Бориса начал вибрировать через час. Звонила сестра Танька, потом брат Коля. Борис не брал трубку. Потом пришло сообщение от тёти:
«Мать в реанимации. Врачи говорят, шансов мало. Довёл, и род? Чтобы тебе пусто было. Проклинаем тебя всей семьёй. Не приезжай даже».
Ну вот и всё. Нет у меня больше родни.
Марина обняла его за плечи, чувствуя дрожь в его теле.
Есть, твёрдо сказала она. У тебя есть я. Есть Агнья. Мы твоя родня. Настоящая. Та, которая не предаст.
Она встала и потянула его за руку.
Пойдём. Агнью надо кормить. Она испугалась.
Вечером они сидели на кухне. Агнья, успокоившись, возилась с кубиками на ковре у их ног. Борис смотрел на дочь, будто видел её впервые.
Знаешь, сказал он вдруг, мать была права в одном.
Марина напряглась.
В чём?
Гены пальцем не размажешь. Но гены это не только цвет глаз или форма носа. Это способность любить.
У матери пятеро детей, а любви в ней как в камне. Может, я приёмный? Я ведь умею любить Да, моя маленькая?
Он наклонился и поднял дочь на руки. Девочка схватила его за нос и рассмеялась беззубым ртом.
Папа, вдруг чётко произнесла она.
В первый раз. До этого было лишь неразборчивое «баба» и «мама».
Борис замер. Слезы, которые он сдерживал весь день, стекали по щекам, падая на её розовый комбинезончик.
Папа, повторила она. Да, маленькая. Я папа. И никому тебя не отдам.
Мать оправилась, но Борис с ней больше не общается. Для родственников он теперь враг номер один. Марине стыдно об этом говорить вслух, но она рада, что так вышло. Без вечных оскорблений и издевок жить куда легче.
Зачем им родственники? И без них хорошо.
