Я не стал терпеть капризы свекрови в своей кухне и указал ей на выход.
Ты опять свёклу не пассеровала? голос Валентины Петровны звучал не как вопрос, а словно приговор верховного судьи, не подлежащий обжалованию. Я же тебе сто раз говорила, Аграфёночка: без пассировки борщ просто красная водичка. Помои, прости, господи. Сергей такой не станет.
Аграфёна замерла с ножом в руке, глядя на ровные, аккуратные брусочки свёклы, лежащие на разделочной доске. Внутри начала подниматься горячая волна раздражения, которую она с трудом подавляла последние три дня, с тех пор как свекровь решила «погостить» и помочь молодой семье по хозяйству.
Валентина Петровна, я старался говорить спокойно, не оборачиваясь, чтобы не увидеть её лицо, полное вселенской скорби и снисхождения. Сергей ест наш борщ уже пять лет и ни разу не жаловался. Я не люблю жирную зажарку, стараемся питаться правильно.
Правильно! фыркнула свекровь, гремя крышками кастрюль, будто играя на литаврах в оркестре. Модой своей себя заморили и мужика голодом морите. Вон он у тебя бледный, смотреть страшно. Ему силы нужны, он работает, а ты ему варёную свёклу. Дай-ка сюда сковороду.
Крупная фигура в цветастом халате, привезённом «из Петербурга», надвинулась на Аграфену, как грозовая туча. Валентина Петровна решительно оттолкнула невестку бедром от плиты, схватила бутылку с маслом и щедро, от души, влила в сковороду половину стакана.
Валентина Петровна! Что вы делаете?! я попытался перехватить инициативу, но свекровь уже бросила свёклу в кипящее масло, и по кухне, до этого пахнувшей укропом, поплыл тяжёлый запах жареного.
Учу тебя, неразумную, пока я жива, назидательно произнесла Валентина Петровна, энергично работая лопаткой. Лук ещё крупнее, сальца бы туда. У вас сало есть? Хотя откуда у вас сало, одни йогурты. Тьфу, срамота.
Аграфёна отступила к окну, сжимая кулаки до побеления костяшек. Это была её кухня, её территория. Квартиру она купила ещё до брака, выплачивала ипотеку, отказывая себе в отпуске и новой одежде. Она сама выбирала гарнитур цвета слоновой кости, сама подбирала шторы, сама расставляла баночки со специями в идеальном порядке. И теперь в её святой кухне хозяйничала женщина, считающая, что майонез лучший соус, а чистота это запах хлорки, режущий глаза.
Вечером, когда Сергей вернулся с работы, на кухне царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь звоном ложки о тарелку. Валентина Петровна сидела напротив сына и с умилением наблюдала, как он ест.
Ну как, Серёжка? Вкусно? заглядывала она в глаза ребёнка. Наконецто нормальной еды поел, а то исхудал на Аграфениной диете.
Сергей, чувствуя напряжение, бегал глазами от жены к матери. Борщ был жирным, пересоленным и совсем не таким, как он любил, но обидеть мать он боялся больше, чем расстроить жену.
Вкусно, мам, спасибо, пробормотал он, заедая густой бульон куском хлеба.
Аграфёна молча встала, поставила свою тарелку в раковину и вышла из кухни. Ей нужен был выдох. Она понимала: это визит вежливости, мама живёт в другом городе, приехала на неделю проведать сына и пройти обследование. Нужно потерпеть. Ради Сергея.
Но следующее утро показало, что терпение исчерпаемый ресурс.
Аграфёна проснулась от странного шума: шкрябшкрябшкряб, доносившегося из кухни. Семь утра, Сергей ещё спал. Накинув халат, я пошёл разведать.
Увидев Валентину Петровну у раковины, теряющую металлической мочалкой дорогую сковороду с антипригарным покрытием, я понял, что дальше будет плохо.
Доброе утро, бодро сказала свекровь, не прерывая терку. Я решила посуду перемыть. Вчера ты её плохо помыла, жир остался, нагар чёрный. Сейчас всё отчищу, будет блестеть, как у кота глаза.
Валентина Петровна! вскрикнула я, бросаясь к раковине и вытаскивая сковороду из её рук.
Покрытие было разрушено, глубокие царапины открывали металл. Сковорода за десять тысяч рублей превратилась в бесполезный кусок алюминия.
Вы что наделали? прошептала я, глядя на испорченную вещь. Это же тефлон! Его нельзя тереть железом! Я специально купила силиконовые лопатки!
Ой, да брось, отмахнулась Валентина Петровна, вытирая руки белым полотенцем. Сковорода должна быть чугунной! Или алюминиевой, чтобы песком тереть. А ты бы спасибо сказала. Я с утра встала, порядок навожу.
Я осмотрела кухню и заметила, что «порядок» в её понимании означал полную перестановку. Баночки со специями, расставленные мною по алфавиту, теперь сгружены в кучу. На их месте пачки круп, перевязанные резинками. Дорогая кофемашина задвинута в угол, а в центре столешницы красовалась старая эмалированная кастрюля с компотом.
Зачем вы переставили мои вещи? голос дрожал.
Так неудобно же! воскликнула Валентина Петровна. Соль должна быть под рукой у плиты, а у тебя в шкафчике. А кофемолка здесь только пылится. Я компот сварила, из сухофруктов, полезно. Пейте.
Я не просила наводить порядок, чётко произнесла я. Это моя кухня. Мне здесь готовить, мне здесь жить. Верните всё как было.
Свекровь поджала губы, лицо приняло вид обиженной добродетели.
Вот, значит, как? Я к ней со всей душой, как к дочери, помогаю, спину гну, а она «верните как было». Гордыня, Ира, гордыня. Мать мужа уважать надо, а не указывать. Я хозяйство вела, когда ты ещё пешком под стол ходила.
Я уважаю вас, Валентина Петровна. Но это мой дом, ответила я.
Дом их, ишь ты! всплеснула руками свекровь. А Сергей здесь кто? Приживалка? Это и его дом тоже. А значит, и мой. Я мать.
В этот момент вошёл Сергей, потирая глаза.
Чего шумите, девчонки? зевнул он. О, компот пахнет, как в детстве.
Валентина Петровна тут же сменила гнев на милость.
Доброе утро, сынок. Вот, сварила, старалась. А Аграфёна недовольна. Сковородку ей, видите ли, поцарапала, пока отмывала вековую грязь. Кричит на мать.
Сергей растерянно посмотрел на жену. Я стояла с испорченной сковородой в руках, бледная, губы сжаты.
Ира, ну ладно тебе, примирительно сказал он. Мама же как лучше хотела. Купим новую сковороду, не проблема. Не ругайтесь.
Дело не в сковороде, Сергей, тихо сказала я. Дело в границах.
Но Сергей уже пил компот, пытаясь сгладить острые углы. Он всегда так делал прятал голову в песок, надеясь, что женщины сами разберутся. Я поняла: поддержки ждать неоткуда. Я молча убрала испорченную посуду в мусорное ведро (под громкое аханье свекрови: «Да на ней ещё жарить и жарить!») и пошла на работу.
День прошёл в тумане. Я сидела в офисе, но мыслями была дома. Что ещё придумает свекровь? Выбросит коллекцию элитного чая, заменив её «полезной» травой с огорода?
Вечером, возвращаясь домой, я сразу почувствовала резкий, химический запах. На кухне Валентина Петровна, обмотав голову платком, опрыскивала мои цветы мутной жидкостью из пульверизатора.
Что это? спросила я, бросая сумку на стул.
Тля, уверенно заявила свекровь. У тебя на фикусе пятнышки, это тля. Я развела хозяйственное мыло с керосином, старый рецепт. Сейчас всё протравим.
У фикуса нет тли! Это сорт, вариегатный, с белыми пятнами! я бросилась открывать окна, потому что дышать было нечем. Вы сожжёте листья керосином! Откуда у вас керосин?
Нашла у Сергея в кладовке, в бутылочке. Не кричи. Я спасаю твои цветы. Ты за ними совсем не следишь, зачахли.
Я посмотрела на любимый фикус Бенджамина, выращенный пять лет. Листья уже скукоживались от едкой смеси. Последняя капля переполнилась, я решила действовать.
Завтра был субботний день рождения Сергея, к нему придут гости. Нельзя устраивать скандал накануне праздника. Я тихо унесла цветы в ванную и начала их отмывать под душем, глотая злые слёзы.
Суббота началась с битвы за меню.
Я заказала торт, сказала я, доставая продукты для салатов. Горячее утка с яблоками и апельсиновым соусом. На закуску канапе с рыбой, салат с рукколой и креветками, сырная тарелка.
Валентина Петровна, сидевшая за столом и пьющая чай из блюдечка, громко поставила блюдце на стол.
Ты с ума сошла, девка? Людям что, траву жевать? Рукколу твою? Это же одуванчики, сорняк! Гости придут, мужики! Им поесть надо нормально. Оливье где? Сельдь под шубой где? Картошка с мясом?
У нас не Новый год, Валентина Петровна. И мы не в 1980х. Мои гости любят лёгкую еду.
Твои гости, может, любят, а к сыну моему придут нормальные люди. Я с утра в магазин сходила, купила колбасу докторскую, горошек, майонез. Сейчас буду Оливье резать, курицу пожарю, обычную, с чесноком, а не твою утку сладкую. Тьфу, гадость, мясо с вареньем.
Нет, твёрдо сказала я, вставая между свекровью и плитой. Вы ничего не будете резать. Меню утверждено. Я готовлю сама.
Ты мне запрещаешь сына кормить? глаза свекрови сузились. Ты посмотри на неё, царица! Я мать! Я лучше знаю, что Сергей любит!
Сергей любит то, что готовлю я. Пожалуйста, Валентина Петровна, зайдите в комнату, посмотрите телевизор. Я справлюсь сама.
Свекровь поджала губы, бросила уничтожающий взгляд и вышла, буркнув: «Посмотрим, как они твою траву жрать будут».
Я выдохнула и принялась за готовку. Оставалось потерпеть два дня. Утка мариновалась, овощи нарезались, сыры раскладывались на деревянном плато. К шести часам всё было готово, стол накрыт, свечи зажжены. Я пошла переодеться и накраситься.
Это заняло сорок минут. Вернувшись на кухню, я застыла у дверей.
На идеально сервированном столе, прямо на изысканных салфетках, стоял огромный, уродливый таз. В нём, утопая в майонезе, возлежала гора Оливье крупными, неаккуратными кусками. Рядом наваленные куски жирной, пережаренной курицы, стекающей маслом на скатёр.
У духовки стояла Валентина Петровна и поливала утку уксусом.
Что что вы делаете? дрогнул мой голос.
Спасаю праздник, гордо заявила свекровь. Утка твоя пресная была, я добавила соус сладкий, как компот, уксус и перец. Салатик настрогала, пока ты там мордилась. Иначе стол пустой, позор перед людьми.
Я подбежала к духовке. Едкий запах уксуса ударил в нос. Блюдо было безнадёжно испорчено. Сковорода, которую я готовила сутки, разрушена. Таз с салатом выглядел как грязный сапог на свадебном платье.
Дверь открылась, вошёл Сергей, в рубашке.
О, мам, ты Оливье сделала? радостно воскликнул он, не замечая состояния жены. Класс! Я боялся, что останемся голодными. Ира вечно деликатесы готовит, ими не наешься.
Эти слова стали рычагом. Пять лет я старалась быть идеальной женой, училась готовить сложные блюда, создавать уют. А ему нужен был таз майонезного салата и жирная курица. Он, при маме, обесценил всё моё трудолюбие.
Я медленно подошла к столу, взяла тяжёлый таз с Оливье (три килограмма).
Ира, ты чего? улыбка сползла с лица Сергея.
Я безмолвно подошла к мусорному ведру, перевернула таз. Глухой шлёпок и гора салата исчезла в пакете.
Ты что творишь, стерва?! взвизгнула свекровь, бросаясь ко мне. Продукты переводишь!
Я поставила пустой таз на пол, затем бросила испорченную курицу и утку в тот же контейнер.
Ира! Ты с ума сошла?! закричал Сергей. Гости через десять минут! Что будем есть?!
Я закрыла дверь, включила свет и, впервые за годы, ощутила, что мой дом снова полностью принадлежит мне.
