Ну что, передумала разводиться? Возвращаешься, будто ничего не случилось?
Я скривил губы в усмешке, прижимая телефон к уху. За окном декабрьский день затягивался тяжёлыми облаками, а во дворе уже слышались радостные крики ребят, катавшихся на ледянках.
Не дождёшься, Антон. Я звоню по другому поводу.
В трубке повисла вязкая пауза. Я ясно представлял, как бывший муж хмурится, пытаясь понять, зачем я вообще ему позвонил. После того как я ушёл три месяца назад, забрав Светлану, мы общались только по необходимости: развод, раздел имущества, алименты. Всё строго, без лишних разговоров.
Скоро Новый год, сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и холодно. Светочка просит ёлку.
Купи ей.
Она хочет ту самую, с прошлого года. С огоньками внутри. Помнишь? Ты её в гараж убрал.
Антон молчал. Я слышал его дыхание в этом молчании было что-то неприятное, выжидающее. Я знал этот его приём: выдержать паузу, чтобы собеседник начал нервничать и оправдываться.
Я не сказал ни слова.
Отдам, наконец выдавил Антон. Но только при одном условии.
Каком?
Новый год встретим вместе. Я, ты и Света. Как семья.
Я отнял телефон, посмотрел на экран, убедился, что это действительно Антон.
Этого не будет.
Тогда и ёлки не увидишь.
Я сбросил вызов, бросил телефон на диван, подошёл к окну и уткнулся лбом в холодное стекло.
Три месяца. Три месяца я вырывался из этого болота. И вот теперь из-за какой-то пластиковой ёлки он снова пытается влезть в мою жизнь.
Нет. Только не это…
В кофейне стоял гул. Я сидел напротив Маши, школьной подруги, и грел ладони о большую чашку капучино. За окном сыпал редкий снег, прохожие кутаются в шарфы, а где-то в глубине зала негромко играл старый джаз.
Забудь ты про эту ёлку, Маша отломила кусочек штруделя. Купи новую, их в каждом супермаркете полно.
Я тяжело вздохнул.
Ребёнок просит именно ту. Света каждый вечер спрашивает: «Пап, когда мы поставим нашу ёлочку? Ту, что сама светится?» И смотрит так…
Маша сочувственно покачала головой.
И ты ради этого звонил Антону?
Пришлось наступить на горло гордости, я скривился, будто проглотил лимон. Знаешь, каково это просить у человека, которого видеть не хочешь?
Могу представить, Маша накрыла мою ладонь своей. Он всегда был тот ещё тип. Помнишь твой день рождения…
Когда он устроил сцену из-за того, что Димка из бухгалтерии меня обнял?
Ага. Орал потом всю дорогу домой.
Я сделал глоток кофе. Горечь немного успокаивала.
Я ведь восемь лет терпел, Маш. Восемь лет! Постоянный контроль, проверки. Куда пошёл, с кем говорил, почему не ответил сразу. Каждую копейку считал, каждую покупку обсуждал. «Зачем тебе это платье? Куда собрался?»
И после всего этого он ещё и изменил, тихо добавила Маша.
Я кивнул. Горло сжалось, но я справился. Не сейчас. Не здесь. Я уже выплакал всё в первые недели после того, как нашёл его переписку.
Самое абсурдное, сказал я, что он до сих пор считает себя жертвой. «Ты меня не ценил, вот я и искал тепла на стороне». Представляешь?
Маша усмехнулась.
Классика. Все такие. А ты молодец, что ушёл. Многие бы не решились…
Многие бы остались. Ради ребёнка. Ради стабильности. Ради того, чтобы не признавать поражение. Я крутил в руках салфетку. Но я больше не мог. Просто не мог.
Снег за окном усилился. До Нового года оставалось время. Где-то в гараже на другом конце Москвы стояла пластиковая ёлка с огоньками единственное, что просила пятилетняя Света.
Я смотрел на снег и думал: отцовская любовь это готовность на невозможное. Даже говорить с тем, кого хочешь забыть навсегда.
Света сидела на ковре, окружённая карандашами и бумагой. Рисовала ёлку: зелёный треугольник, сверху звезда, по краям жёлтые и оранжевые точки. Огоньки.
Пап, а когда наша ёлочка приедет?
Я присел рядом, погладил дочь по голове. Волосы пахли детским шампунем, клубникой и беззаботностью.
Скоро, солнышко.
Мама привезёт?
Я замер. Мама занята, выдохнул я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Но ёлочка обязательно будет, обещаю.
Света кивнула, снова уткнулась в рисунок, добавляя под ёлкой коробочки с бантами. Я смотрел на дочь и понимал: ради этого маленького человечка я готов на всё, даже если придётся ещё раз унижаться перед Антоном.
Поздно вечером, когда Света уже спала, я набрал знакомый номер. Гудки тянулись бесконечно, и когда Антон наконец ответил, в его голосе звучало явное удовлетворение.
Всё-таки позвонил, протянул он.
Я сжал зубы. Ёлка нужна твоей дочери, не мне, сказал я, сдерживая раздражение.
Я в курсе, отозвался Антон, и в его голосе скользнула нотка торжества.
Антон, это же для ребёнка. Новый год, чудо, радость. Неужели ты не можешь просто…
Могу, перебил он. Но условия ты знаешь. Всё просто.
Это шантаж, голос мой дрогнул, но я тут же взял себя в руки.
Это жизнь, Игорь. Ты забрал у меня семью, дочь, квартиру…
Квартира мамина! едва не сорвался на крик я, но вспомнил о спящей Свете. И семью разрушил не я. Напомнить, с кем ты переписывался?
Опять ты за своё…
Просто отдай ёлку, Антон. Не для меня, для Светы.
Я уже всё сказал.
Ты понимаешь, что лишаешь ребёнка праздника?
Нет, Игорь. Это ты лишаешь. Потому что упрямишься. Не можешь поступиться принципами ради дочери.
Я сжал телефон так, что побелели пальцы.
Ты слышишь себя? Ты манипулируешь ёлкой, чтобы снова влезть в мою жизнь!
В нашу жизнь, резко бросил Антон. Мы ещё не разведены. Света наша общая дочь.
Которую ты видишь раз в две недели!
Потому что ты её забрал!
Я резко оборвал разговор, уронил телефон на стол и, обхватив голову руками, долго сидел в тишине. В висках стучала тупая боль. Три месяца я строил новую жизнь, а каждый разговор с Антоном возвращал меня в прошлое, в то вязкое болото, из которого я так долго выбирался.
Нет. Я больше не позволю ему управлять собой.
Три дня я мучился. Света каждое утро спрашивала про ёлку, а Антон закидывал сообщениями: «Когда перестанешь упрямиться?», «Подумай о дочери», «Жду ответа».
Вечером третьего дня, слушая, как Света рассказывает о садике, о подружке Алисе, о том, какой подарок она хочет от Деда Мороза, я вдруг понял: Антон не отступит. Он будет давить до последнего. Но и я не сдамся. Света заслуживает праздник.
В ту же ночь я открыл ноутбук, нашёл старую фотографию Света на фоне прошлогодней ёлки, огоньки сверкают золотом. Разместил объявление: «Куплю ёлку с огоньками, как на фото. Срочно».
Через двадцать минут телефон завибрировал первый отклик. Два дня поисков, пять звонков, одна поездка на рынок в Митино, где мне пытались продать облезлую сосну, и наконец Зеленоград. Женщина лет пятидесяти, улыбчивая, продавала точно такую же ёлку.
Дочка выросла, теперь только настоящую хочет, объяснила она, помогая мне погрузить коробку в такси. Пусть эта ещё кому-то принесёт радость.
Я рассчитался, доехал домой, затащил коробку в квартиру. Вечером, когда Света вернулась из садика, в гостиной уже стояла ёлка зелёная, пушистая, с огоньками, будто в ветках прятались маленькие золотые светлячки.
Света замерла на пороге, потом бросилась к ёлке, обняла её, прижалась щекой к ветвям.
Ёлочка! Моя ёлочка!
Я смотрел на дочь и улыбался так широко, что болели скулы.
Два часа мы вместе украшали ёлку: развешивали шары, мишуру, крепили звезду на макушку. Света командовала, я слушался. Потом выключили свет и сидели на диване, глядя, как огоньки мерцают в темноте.
Вера в чудо вернулась.
…Выходной выдался лютым. Мама забрала Свету с утра обещала сводить на каток, потом угостить блинами.
Я наслаждался тишиной, сварил себе кофе, включил старый фильм, завернулся в плед. За окном падал крупный снег, укрывая город белым покрывалом.
Вдруг раздался звонок в дверь.
Я нахмурился никого не ждал. Посмотрел в глазок и кровь отхлынула от лица.
Антон. С огромной коробкой.
Я открыл дверь на цепочку.
Что тебе нужно?
Антон улыбнулся той самой улыбкой, которую я когда-то любил, а теперь ненавидел.
Привёз ёлку, поднял коробку. Раз ты не можешь приехать сам доставил. Теперь осталось только согласиться на моё условие.
Я смотрел на него самодовольного, уверенного в своей победе.
Антон, спокойно сказал я, мы уже поставили ёлку.
Улыбка исчезла с его лица.
Что?
Ёлку. Точно такую же, с огоньками. Нашёл через объявления. Света счастлива. Я чуть приоткрыл дверь, чтобы он увидел угол гостиной, где мерцала нарядная красавица. Я бы показал, но впускать тебя не собираюсь.
Антон стоял, всё ещё держа коробку, лицо наливалось краской.
Ты… ты нарочно…
Я сделал то, что должен был для дочери. Без твоей помощи, условий и шантажа.
Это не шантаж! Я просто хотел…
Контролировать, перебил я спокойно. Ты всегда хотел контролировать меня. Но теперь это не сработает.
Антон шагнул ближе, но я не отступил.
Игорь, послушай…
Даже не думай приходить на праздник. Выгоню. И ещё, Антон, если захочешь увидеть Свету звони заранее. Как положено. Без сюрпризов.
Дверь захлопнулась. Я прислонился к ней спиной, закрыл глаза.
Тишина.
Я выдохнул, медленно, глубоко. Открыл глаза, посмотрел на ёлку в гостиной огоньки разбрасывали по стенам золотые блики.
Это была последняя попытка Антона управлять моей жизнью. И она не удалась.
Я подошёл к окну. Внизу, во дворе, Антон грузил коробку в машину.
Я улыбнулся. До Нового года оставалось совсем немного. Скоро нас разведут официально. И больше никто не сможет отравлять мне жизнь. Ни мне, ни Свете.
Этот Новый год будет по-настоящему счастливым.
