11 марта 2025
Снова провела большую часть дня в дневном отделении городской больницы. На твёрдом стуле у окна, где мартовский снег исчезал, оставляя грязные, рваные пятна вдоль дорожек. Санитары, пряча сигареты в ладонях, старались не попадаться на глаза врачам в ослепительно белых халатах, будто опасались раствориться в их взгляде.
На столе лежала пластиковая папка: направление, анализы, расписание капельниц. Сверху розовая карточка с фамилией и датой рождения, к ней медсёстры прикрепляют бумажки с отметками. Уже третий год прохожу этот курс две недели каждые три месяца. Болезнь суставов, аутоиммунная, врачи называют её длинным латинским словом, звучащим как заклинание. Без лечения пальцы опухают, спина становится тяжёлой, колени деревянными. После капельниц приходит облегчение не сразу, но через пару дней могу подняться на свой четвёртый этаж без остановки и дойти до магазина, не задыхаясь.
В коридоре гудят голоса, кто-то смеётся, кто-то ругается по телефону. Сестринский пост напротив, за стеклянной перегородкой там звенит посуда, шуршат бумаги, хлопают дверцы шкафов.
На капельницу, седьмая палата! выкрикнула медсестра, не глядя на карточки.
Встала, привычно потянуло поясницу. В процедурной пахнет спиртом и дешёвым мылом. На подоконнике пластиковая ёлочка с осыпающимся дождиком, осталась с зимы.
Руку, коротко бросила медсестра, полная, с тёмными кругами под глазами.
Протянула левую вены тонкие, сестра поморщилась.
Опять ваши ниточки. Потерпите.
Отвернулась к окну. Медсестра ловко протёрла сгиб локтя, потыкала пальцем, потом иглой.
Всё, попала, сказала, закрепляя катетер пластырем.
На штативе висит прозрачный пакет с раствором. На белой этикетке название препарата, знаю его почти наизусть. Стоит он как половина моей зарплаты. В аптеке видела без льготы не смогла бы купить.
А коробки где? спросила, чтобы отвлечься.
Какие коробки? медсестра уже протирает стол.
От лекарства. Раньше приносили в упаковке, вскрывали при мне.
Сейчас сразу в растворе из аптеки, отмахнулась. Всё по списку.
Кивнула, но внутри зацепилось. Раньше приносили коробочки, показывали ампулы, сверяли фамилию. Теперь только пакет.
Капельница идёт медленно, капли стучат в трубке. Закрыла глаза. Думаю, вечером надо позвонить сыну, узнать про зачёт, напомнить оплатить интернет. Не люблю просить помощи, но в эти две недели почти не работаю, деньги тают.
Через сорок минут медсестра вернулась, отключила систему, вынула катетер.
Завтра в то же время, сказала, приклеивая ватку.
Встала, слабость привычная, но облегчения нет суставы всё так же ноют, только усталость добавилась.
На следующий день всё повторилось. Коридор, процедурная, штатив. В кресле рядом устроилась молодая женщина в сером свитере.
Вам тоже этот препарат? спросила, кивая на пакет.
Да, ответила. Уже третий год.
Мне только назначили, вздохнула. Говорят, чудо-лекарство. Дорогое, но по квоте.
Склонилась к штативу, щурится.
Странно. В интернете упаковка другая зелёная, с полосой.
Внутри сжалось.
Может, другая фирма, сказала. Аналог.
А разве можно? нахмурилась. Врач говорил, замен нет.
Медсестра повернулась:
Девочки, интернет поменьше читайте. Что назначили то и капаем. Не отвлекайте.
Голос усталый, но не злой. Поправила пакет, проверила зажим, вышла.
Смотрю на этикетку. Название совпадает, но вспоминаю яркую упаковку, которую покупала сама, когда квоту задержали. Там был другой логотип.
После процедур зашла в аптеку на первом этаже. В очереди спорят о цене. За стеклом ряды коробок.
Девушка, этот препарат есть? спросила, назвала название.
Фармацевт, молодая, с хвостом, достала яркую коробку.
Есть, но очень дорогой. По льготному рецепту можно, но у вас стационар?
Да, кивнула. Можно посмотреть?
Протянула коробку зелёная полоса, крупный логотип. Перевернула, прочитала мелкий шрифт, вспомнила белый пакет на штативе простая этикетка, штрихкод, название.
А в пакетах для капельниц есть? спросила.
Нет, только ампулы. Разводят в процедурной.
Поблагодарила, вернула коробку, вышла. В голове шумит. Может, в стационаре другая форма, но почему фармацевт не знает? Или у клиники особый поставщик.
Отогнала мысль, что вливают что-то другое. Без препарата не смогла бы работать в бухгалтерии, сидеть по восемь часов за компьютером. Работы боюсь не меньше, чем болезни.
Через пару дней пришёл мужчина в костюме с бейджем фармкомпании. Раздавал врачам буклеты, говорил о новых исследованиях.
Увидела его в коридоре, ждала приёма. Разговаривал с моим врачом, сухощавой женщиной.
Наш препарат показал отличные результаты, говорил. Главное соблюдать схему.
С этим сложно, ответила врач. Квоты, перебои.
Подалась вперёд.
Извините, вмешалась. Я его получаю. Можно спросить
Мужчина повернулся с натянутой улыбкой.
Конечно.
В стационаре капают из пакетов, а в аптеке только ампулы. Это нормально?
Нахмурился.
В пакетах? Насколько знаю, только ампулы. Разводят на месте.
Врач вмешалась:
Наталья, вы путаете. Разводят в процедурной, вы не видите. Не отвлекайте, очередь.
Мужчина кивнул, повернулся обратно. Охватила неловкость и упрямое беспокойство. Я не путаю. Видела пакет.
Вечером дома, с чаем, открыла ноутбук. Интернет медленный, но сайты открылись. Нашла страницу препарата, инструкции везде ампулы, про пакеты ни слова.
На форуме пациенты обсуждают побочные эффекты, делятся опытом. Пишут, что в клинике всегда показывают лекарство перед введением. Кто-то жаловался, что пытались заменить на дешёвый аналог, но отказался.
Поймала себя на том, что сжимаю мышь до белых пальцев. Вспомнила первую капельницу три года назад врач объясняла подробно, что за препарат, как действует, какие риски. Тогда всё казалось честным. Теперь что-то изменилось. Или я стала внимательнее.
На следующий день пришла раньше, задержалась у дверей процедурной. Через щель видно, как медсестра достаёт белые пакеты, снимает плёнку, приклеивает новые этикетки. На столе стопка пустых коробок. На одной знакомое название, рядом другое.
Дверь распахнулась.
Что тут стоите? медсестра подозрительно смотрит. Проходите или не мешайте.
Отступила, внутри неприятное тепло.
Просто ждала, пробормотала.
В коридоре мужчина с тростью.
Опять задерживают, сказал. Наверное, поставки.
Села рядом.
Давно лечитесь? спросила.
Второй год. Всё одно и то же. Иногда не привозят, тогда капают другое. Говорят, аналог.
Не спрашивали, что именно?
Махнул рукой.
Какая разница. Лишь бы помогало. В названиях не разбираюсь.
Внутри борются два чувства: не лезь, тебе самой лечиться; и если промолчать, потом поздно.
После процедур снова в аптеку. За прилавком другая, постарше.
Если препарат по квоте, можно заменить на другой, дешевле? осторожно спросила.
По идее, нет. В рецепте конкретное название. Если аналог нужна комиссия, подписи. А что случилось?
Ничего, поспешила. Просто интересуюсь.
Вышла на улицу, серый снег превращается в грязь, прислонилась к кирпичной стене. Мысли путаются. Если экономят на лекарствах кто-то подписывает бумаги, кто-то закрывает глаза. А пациенты верят.
Вечером позвонила знакомой провизору в частной аптеке.
Слушай, у нас капают дорогой препарат, но в пакетах. А производитель выпускает только ампулы. Это как?
Пауза.
Могут разводить заранее и переливать, осторожно ответила. Но это нарушение. Так нельзя. И вопрос, что там на самом деле.
А если подменяют на дешёвый?
Теоретически возможно. Но это уголовка. Ты аккуратнее с вопросами. Там начальство, договоры.
После разговора долго сидела в темноте, глядя на тусклое окно. Ощущение, что стою на краю чего-то, во что лучше не заглядывать. Но отвести взгляд не получается.
На следующий день начала спрашивать других пациентов:
Вам показывают лекарство перед капельницей?
Кто-то пожимает плечами, кто-то говорит нет, никогда не показывали. Одна женщина, пухлая, с яркой помадой, раздражённо отмахнулась:
Хотите напугать? И так страшно. Лечат и ладно.
Но были и те, кто слушал. Молодая женщина в сером свитере подошла сама.
Подруга медик, удивилась насчёт пакетов. Сказала, надо смотреть документы. Но как?
Можно спросить у врача или заведующей, ответила.
А если лечение снимут? У меня ребёнок, рисковать нельзя.
Понимаю её. Сама боюсь того же.
Через пару дней вызвали к заведующей. Кабинет небольшой, стол, стеллаж с папками, на подоконнике пластмассовые цветы.
Наталья Сергеевна, начала заведующая, аккуратная стрижка, холодные глаза, до меня дошли слухи, что вы распространяете среди пациентов разговоры о подмене лекарств. Это правда?
Пересохло во рту.
Просто задавала вопросы. Несоответствие: препарат должен быть в ампулах, а капают из пакетов. Хотела понять, почему.
Вздохнула тяжело.
Сложная ситуация с финансированием. Делаем всё, чтобы вы получали лечение. Иногда приходится идти на организационные меры. Но никто не ставит под угрозу вашу безопасность.
То есть признаёте, что препарат другой? голос дрожит.
Я ничего не признаю, холодно. У вас нет компетенции делать выводы. Все назначения через комиссию, закупки через тендеры. Если будете подрывать доверие, пересмотрим целесообразность лечения у нас.
Слова ровные, но смысл ясен. Сжала пальцы на коленях.
Хочу быть уверенной, что получаю то, что положено.
Получаете необходимую терапию. Разговор окончен.
Вышла, остановилась в коридоре. Мир чуть сместился. Люди сидят, листают телефоны, ругаются в регистратуре. Всё как всегда. Только теперь знаю любое слово может обернуться против меня.
Вечером перебирала бумаги. В папке копии назначений, выписки, квитанции. Документов о партиях лекарств нет.
Написала знакомой провизору. Ответила быстро:
«Если хочешь доказать нужны номера партий, накладные, документы. Без этого всё слухи. За клевету быстро привлекают».
Уткнулась лбом в ладони. Я не юрист, не журналист. Я бухгалтер районного ЖЭКа, привыкла считать цифры, а не воевать с системами.
Но ночью, когда суставы не дают уснуть, думаю: если молчать ничего не изменится. Кто-то недополучает лечение, кто-то экономит или зарабатывает.
Через неделю скандал. Одна пациентка, раньше отмахивалась, после капельницы почувствовала себя плохо, увезли в реанимацию. Пошли слухи о реакции на препарат.
Может, из-за подмены? шепчет молодая женщина в сером свитере.
Холодеют руки. Не знаю, связано ли, но в голове всё складывается.
Через пару дней пришли люди в костюмах, с ними сотрудник страховой компании. Заходили в процедурную, записывали, смотрели журналы.
Медсёстры напряжённые, врачи немногословны. Пациенты шепчут проверка или ревизия.
Меня не спрашивали. Сидела в углу, наблюдала, как проходят люди с папками, как заведующая улыбается, как медсестра теперь носит на штативы не пакеты, а прозрачные бутылочки, в которые при всех вводит ампулы.
Видите? сказала, заметив мой взгляд. Всё как положено.
Внутри горькая усмешка. Значит, могут, когда надо.
Вечером открыла ноутбук, долго сидела над пустым окном письма. В адресной строке мигает курсор. Уже нашла адрес электронной приёмной прокуратуры и новостных сайтов.
Начала печатать: «Я, Наталья Сергеевна, прохожу лечение в городской клинике» Потом стирала. Снова набирала, описывая пакеты, разговор с фармпредставителем, слова знакомой провизора, «профилактическую беседу» у заведующей. Снова стирала.
Представляла, как вызывают на допрос, как врачи смотрят с холодной обидой, как отказывают в лечении «по медицинским показаниям». Как сын узнаёт из новостей и говорит, что всё усложнила.
С другой стороны лицо женщины, которую увезли в реанимацию, и своё отражение в окне процедурной бледное, с кругами под глазами.
Ночью почти не спала. Утром, собираясь в клинику, долго стояла перед зеркалом, поправляла шарф. В глазах усталость и упрямство.
В отделении тихо. Проверяющие ушли, но воздух напряжён. Медсёстры теперь строго показывают ампулы перед разведением. На штативах бутылочки, не пакеты.
Видали? шепнул мужчина с тростью. Жалобу кто-то написал.
Ничего не ответила. Смотрю, как медсестра подносит маленькую стеклянную ампулу с знакомым названием. Стекло блестит в свете ламп.
Устраивает? спросила с иронией.
Да, тихо.
После капельницы снова в аптеку. В очереди ругаются, шутят. Думаю о письме осталось черновиком. Не отправила. Но возможность уже не кажется немыслимой.
Фармацевт узнала.
Всё выяснили? спросила вполголоса.
Не до конца, ответила. Но теперь показывают ампулы.
Кивнула.
Иногда и этого достаточно, сказала. Чтобы хоть кто-то задумался.
На обратном пути зашла в хозяйственный магазин. Купила губку, порошок, упаковку файлов для документов. Дома аккуратно переложила выписки, назначения, анализы. Сверху лист с черновиком письма. Не отправленного, но существующего.
Через неделю заметила боль в суставах меньше. Может, совпадение. Может, эффект от правильно введённого препарата. Не пытаюсь объяснять. Радуюсь, что могу поднять кружку с чаем одной рукой.
Однажды, в очереди на приём, услышала, как молодая женщина в сером свитере спрашивает медсестру:
Покажете лекарство, которое будете капать?
Медсестра фыркнула, но достала ампулу.
Вот, смотрите. Всё по схеме.
Поймала её взгляд. Женщина кивнула негласное соглашение.
После приёма врач задержала.
Как себя чувствуете? сухо.
Лучше. После последних капельниц. Спасибо.
Врач кивнула.
В медицине много нюансов. Не всё так просто.
Понимаю. Но и пациенты не дети. Мы имеем право знать.
Врач отвела взгляд.
Иногда вы слишком много хотите. Система не выдерживает.
Может быть. Но если молчать, она тоже не выдержит.
Посмотрели друг на друга. Врач первой опустила глаза.
Идите. Следующий приём через месяц.
На улице пасмурно, снег почти сошёл. На клумбе грязные стебли. Достала из сумки файл с бумагами. Лист с черновиком письма выглядывает. Провела пальцем по краю, убрала обратно.
Знаю, что могу достать, дописать, отправить. Может, никогда не сделаю. Но теперь это не страх, а выбор когда и как говорить.
Вечером, раскладывая лекарства, задержала взгляд на аккуратной упаковке таблеток. Белая коробочка с синим логотипом стоит ровно. Повернула, чтобы название было видно, закрыла шкаф.
В кухне закипает чайник. Подошла к окну, прислонилась лбом к стеклу, смотрю вниз кто-то выгуливает собаку. Внутри тревожно и спокойно. Мир не стал справедливее, клиника не стала образцовой. Но я больше не чувствую себя только объектом чужих решений.
Впереди новые курсы, очереди, разговоры. Может, история с пакетами забудется. Но теперь у меня есть папка с бумагами, неотправленное письмо и привычка смотреть на этикетку перед капельницей.
Выключила свет, оставив слабое сияние из коридора, и пошла в комнату. Суставы ноют, но знаю утром поднимусь, дойду до остановки, поеду в клинику. Не как безмолвный пациент, а как человек, который понимает цену своего лечения и ту, что платит государство, и ту, что плачу я сама.
