Знаешь, лежала тут Валентина Петровна, не двигаясь, и слушала, как у соседки на тумбочке часы тикают. Тик-так, тик-так будто молотком по голове: всё ближе финал, всё короче дни.
За окном унылый сентябрь, небо сливается с серыми стенами больничного корпуса, будто кто-то решил выкрасить мир в цвет тоски и безысходности.
***
Валентина Петровна не была злой, просто у неё всегда находились дела поважнее детей. Всё время что-то горело: «Срочно!», «Быстрее!», «Не успеешь!»
Вот и пахала она всю жизнь, не покладая рук. Ради них, конечно.
До сих пор помнит, как пахнет рынок: влажная земля, капуста, гнилые овощи. Ранним утром она уже стояла за прилавком, натягивала на замёрзшие пальцы старые перчатки, а её сын и дочка спали в тёплой квартире. За их уют она платила своими рублями, заработанными потом и нервами. Их спокойный сон был для неё и долгом, и наградой.
***
На рынке разговоры у женщин всегда про одно и то же:
Мои опять простыли, жаловалась пухлая Мария с соседнего прилавка. Всю ночь температуру сбивала, не спала. Сил нет, работать не могу
Валентина только кивала, пересчитывая мелочь. Не понимала она Марию. Ну правда, что важнее насморк у ребёнка или деньги, на которые можно купить лекарства и сапоги?
Для неё ответ был очевиден.
***
Однажды, когда Паше было лет десять, а Кате семь, они прибежали к ней на рынок. Был выходной. Валентина, уставшая, но довольная выручкой, дала им по пирожку с картошкой и по стакану горячего чая из термоса. Сидят они за ящиком, маленькие, счастливые, смотрят на неё с обожанием.
Мам, давай поможем тебе? предложил Паша.
Поможете? усмехнулась она. Ну-ка, посчитай, сколько сдачи дать?
Протянула ему пачку купюр. Паша нахмурился, начал считать, а Катя смотрит на брата, будто он сейчас государственную задачу решает.
В тот момент Валентина почувствовала что-то тёплое внутри, но тут же себя одёрнула: правильно, учит их жизни, не просто так кормит. Пусть знают, как выживать.
***
Потом был рисунок. Маленькая Катя прибежала на кухню, протянула листок: человечек с солнцем вместо головы и две палочки-руки.
Мамочка, смотри, это мы с тобой! радостно звонит дочка.
А Валентина в этот момент у плиты, суп мешает, ноги гудят после десяти часов на рынке. В голове только мысль: «Завтра надо успеть купить Паше штаны, старые совсем износились».
Глянула мельком на рисунок.
Молодец, иди играй, не мешай, а то суп убежит.
Видела, как у Кати в глазах свет погас, плечики опустились. Но что делать? Суп не подождёт, штаны сами не купятся.
Рисунок приклеила на холодильник, а через пару дней его сменил список покупок.
***
В подростковом возрасте Паша однажды, краснея, пытался поговорить о девочке из класса.
Мам, тут, ну Света из девятого мне написала
Валентина, усталая, закрыла глаза в кресле:
Рано тебе об этом думать. Вот институт закончишь тогда поговорим. Сейчас учись, чтобы потом не горбатиться.
Была уверена, что говорит правильно. Учила не отвлекаться на ерунду, быть сильным.
И дети выучили её уроки на отлично.
***
Паша и Катя выросли, создали свои семьи, где не было места лишним чувствам. Звонили матери по праздникам на 8 Марта, Новый год. Коротко, по делу:
Мам, привет. Как ты?
Нормально. А вы?
Всё хорошо. Пока.
Заботились издалека: переводили немного денег на карту. Удобно, практично. Её же метод, только теперь он вернулся к ней.
***
А потом инсульт.
Очнулась Валентина Петровна в больнице, одна. Первые дни сплошной туман, лица врачей, запах лекарств. Как только пришла в себя, сразу попросила телефон.
С трудом набрала номер Кати.
Катюша, привет Я в больнице инсульт
На том конце тяжёлый вздох:
Мам, ну как так? У меня отчёты, конец года, завал. Дети болеют. Забегу, когда смогу. Сейчас врачу позвоню, узнаю, что тебе надо. Может, денег перевести?
Опять деньги
Не надо денег, Катя, приезжай лучше
Мам, ну ты же понимаешь, не могу. Я тебе позвоню. Завтра.
Позвонила Паше, рука дрожит.
Сынок, я в городской больнице
Мам, знаю, Катя сказала. У меня стройка, не могу вырваться. Я тебе денег переведу, купи всё, что нужно. Врачам дай, чтобы лучше лечили.
Практично. Как всегда.
***
Дни тянулись мучительно. Утром уколы, потом завтрак, который не лезет в горло. Потом часы ожидания.
На соседней койке лежала бабушка с переломом, к ней каждый день приезжала дочь: приносила домашнюю еду, компот, читала вслух. Смеялись, вспоминали что-то.
Когда Валентина слышала их смех, утыкалась в подушку, чтобы не слышать. Это было больнее всего.
Через месяц, когда стало ясно, что лучше не будет, к ней подошёл молодой врач с усталыми глазами.
Валентина Петровна, мягко сказал он, мы сделали всё, что могли. Вам нужен постоянный уход, а здесь мы не можем это обеспечить. Придётся перевести вас в хоспис.
Слово «хоспис» прозвучало как приговор.
А дети? спросила она тихо.
Мы с ними говорили. Они согласны, считают, что так вам будет лучше. Там уход круглосуточный.
В хосписе было тихо, пахло лекарствами и безнадёжностью.
Соседки ждали звонков от родных. Одна всё время говорила о сыне, который вот-вот приедет из другого города.
Валентина никого не ждала. Всё поняла.
Сама построила такой мир, где дети это долг, а не радость. Где чувства слабость.
Выросли у неё двое сильных, практичных людей, которые просто делали то, чему она их научила. Не лезли в чужую жизнь, не брали на себя чужие заботы.
***
Уходила она медленно, почти не разговаривала.
Перед глазами стоял не рынок, не деньги а тот кривой детский рисунок с солнцем вместо головы, который она приклеила на холодильник и забыла; и смущённое лицо сына, который хотел поделиться чем-то важным, а она его отшила
И всё время в голове стучали её же слова: «Практической пользы ноль».
Как же она ошибалась!
Польза была, огромная. Просто она её не увидела. Променяла моменты на выживание.
***
Умерла она рано утром. Медсестра пришла делать укол а тело уже холодное.
***
Позвонили детям.
Сначала Кате.
Алло? сонно.
Екатерина Павловна? Это из хосписа. Ваша мама, Валентина Петровна, сегодня ночью скончалась.
Тишина. Потом истеричный, но будто наигранный всхлип:
Ой, мамочка! Как же так? А у меня свадьба у племянника через три дня билеты куплены, платье Что теперь делать? Похороны
Потом позвонили Паше.
Слушаю.
Павел Сергеевич? Это из хосписа. Ваша мама умерла.
Понял, спокойно. А вы не можете сами всё организовать? Я заплачу, просто у меня завал на работе. Напишите номер карты, переведу.
***
Похоронил её город. В общей могиле, на окраине кладбища, куда свозят тех, кого некому хоронить.
Деревянный крест, табличка. Кто-то небрежно написал фамилию, имя, отчество и даты.
Никто не плакал, никто не бросил горсть земли.
Всю жизнь она старалась ради детей, а ушла так, будто её и не было. Для тех, кому она дала жизнь, она осталась просто функцией, которую некогда и незачем беречь.
