Надежда обычная женщина. Снаружи ничем не бросающаяся в глаза: небольшая, худощавая, в волосах уже первые седые пряди. Работает уборщицей в городской поликлинике, получает копейки, но никогда не жалуется. Встаёт в пять утра, успевает убрать подъезды соседних домов на подработку и приготовить завтрак сыну.
Сыну пятнадцать. Высокий, худой, с вечно растрёпанной шапкой и взглядом, в котором уже читается безразличие к всему. Он считает, что мать его не понимает, что она «отстаёт от жизни», что стыдно ходить по городу в старой куртке, изношенном шарфе, с трещинами на руках от дешёвых моющих средств.
Он часто кричит на неё:
«Почему у нас всегда нет денег?! Почему ты не можешь нормально одеваться?! Почему мы живём в этой дыре?!»
Она молчит, лишь опускает глаза и тихо отвечает:
«Прости, сынок Я стараюсь».
Он закатывает глаза и грохочет дверью.
Когда ему исполняется восемнадцать, он уезжает в столицу Москву. Собирает вещи за одну ночь, оставляет записку: «Не ищи. Всё сам сделаю. Не пиши, не звони».
Надежда плачет три дня. Затем высушивает слёзы, берёт ещё две подработки и продолжает жить. Каждый месяц переводит на его банковскую карту немного денег сколько может отложить. Он не благодарит, просто снимает и тратит.
Он быстро находит «лёгкие» деньги. Сначала курьером, потом «помогает» одному дилеру, а затем сам начинает торговать. Деньги появляются: дорогие кроссовки, новый телефон, девушки, клубы. О матери вспоминает редко и всегда с раздражением: «Опять скинула свои копейки. Как будто я нищий».
Она звонит раз в месяц. Он либо не берёт трубку, либо резко бросает: «Всё нормально. Не надо проверять».
Последний раз она звонит в ноябре. Голос её слабый, хриплый.
«Сынок У меня рак. Четвёртая стадия. Врач сказал три-четыре месяца Приедь, пожалуйста».
Он отвечает: «Сейчас не могу. Дела. Позже какнибудь». И бросает трубку.
Надежда умирает 28 января. Одна, в реанимации районной больницы. Соседка находит её дома без сознания, звонит ему много раз он отказывает в ответах. Похоронят её за счёт государства. На могиле простой деревянный крест и табличка с именем.
Он приезжает через месяц, когда деньги иссякли, а «друзья» разбрелись, когда полиция уже дышит ему в спину, а укрыться негде. Он падает на колени у могилы, кричит, бьёт кулаками по холодной земле, просит прощения, целует холодный крест.
Соседи рассказывают потом: приходил каждый день, сидел часами, приносил дорогие цветы, которые мать всю жизнь ни разу не получала, убирал снег, говорил с ней, плакал, как ребёнок.
Однажды пришёл с бутылкой, выпил полбутылки прямо у могилы, остаток вылил на землю.
«Мама Я всё понял Только поздно»
Потом встал, вытер лицо рукавом дорогого пальто, купленного на её последние переводы, и ушёл.
Больше его в городе никто не видел.
А на могиле весь год росли живые цветы. Ктото их поливал, менял, хотя ни родственников, ни знакомых у неё не осталось.
Люди говорят: он присылает их откудато издалека каждую неделю, просит прощения и просит, чтобы она дождалась.
Теперь он точно знает: мать единственное, что в жизни нельзя терять. Никогда. За какиелибо деньги. За какуюлибо «лучшую судьбу».
Поздно понял. Но понял.
