Тихий вечер в старой Москве, улица Арбат пуста, лишь редкие фонари бросают жёлтые пятна на мокрый асфальт. Я, Андрей, стою перед Людмилой, а между нами огромная пропасть, хотя мы так близко, что я вижу, как дрожит её ресница.
Ты меня больше не любишь? спрашиваю, уже зная ответ.
Но надежда живёт даже тогда, когда разум шепчет: «Всё кончено».
Людмила не смотрит в мои глаза. Её пальцы нервно перебирают бахрому шарфа того самого, что я подарил ей прошлой зимой, когда мы ещё смеялись вместе. Тогда её смех был для меня самым дорогим звуком.
Люблю но не так, как прежде. произносит она. Слова крутятся в груди, как будто ктото сжал мне горло и медленно, безжалостно душит.
Как? мой голос звучит чужим, сдавленным. Как друга? Как воспоминание? Как старую песню, которую когдато напевал с душой, а теперь включаешь лишь на фоне?
Тишина.
Я помню всё. Как впервые Людмила взяла меня за руку, будто боялась, что я уйду. Как шептала ночью: «Ты мой», и мир казался бесконечно добрым. Как мечтали о путешествиях, о доме у реки Волги, о детях
А теперь? Она смотрит на меня, но не видит. Я стал лишь тенью, призраком прошлого, мешающим ей идти вперёд.
Зачем? спрашиваю, голос дрожит. Зачем ты говоришь, что любишь, если в твоих глазах уже нет огня? Зачем целуешь меня в щёку, как родственника, если раньше твои губы жгли, как пламя?
Она вздрагивает.
Я не хотела тебя ранить…
Но ранила.
Чувства уходят.
Нет, качаю головой. Чувства не уходят сами. Их предают, убивают по капле равнодушием, ложью, трусостью.
Она отворачивается. Я вижу её боль, но мне от этого не легче. Я всё ещё люблю, а она уже нет.
Годы пролетают. Одиндва года? Я уже перестал их считать. Жизнь шла своим чередом: работа, встречи, пустые разговоры с людьми, которые не оставляли следа в душе. Я научился улыбаться без радости, смеяться без счастья. Та часть меня, что умела любить понастоящему, ушла в прошлое вместе с ней.
В один дождливый день, случайно, я увидел её в том же самом кафе на Тверской, за тем столиком у окна, где когдато при свечах шептали друг другу вечные слова. Теперь за её плечом сидел незнакомый мужчина, рука которого ласкала её колено, а она смеялась, запрокидывая голову, и солнечный луч играл в её волосах, как прежде играл в моих.
Я замер. Сердце, казалось, давно окаменело, но вдруг бросилось вперёд, будто зверь, забывший о логике. Оно узнало её.
И в тот момент её глаза встретились с моими. Взгляд её дрогнул, в нём мелькнуло чтото неуловимое: может, сожаление, стыд, а может лишь мимолётное воспоминание о том, что между нами было больше, чем случайная встреча.
Она быстро отвернула взгляд, словно обожглась, и её пальцы сжали руку мужчины. Чтото сказала ему, улыбнулась, но улыбка теперь стала натянутой, почти вымученной.
Я лишь прошёл мимо, не оглядываясь, не давая себе шанса на ложную надежду. Потому что иногда самое сильное, что можно сделать, уйти и не оглядываться.
Но улица помнила. Тротуар, по которому мы когдато бегали под летним дождём, лавочка в парке, где она впервые прошептала: «Боюсь потерять тебя», даже воздух в том проклятом кафе всё ещё пахнул её духами: лёгкими, цветочными, обманчиво нежными.
Я вышел наружу. Холодный ветер бил в лицо, высушивая то, что не должно было быть видно. В кармане вибрировал телефон: очередное уведомление Одноклассников «Год назад. Вы были здесь». На экране фотография: её голова на моём плече, мои пальцы в её волосах. Я резко выключил телефон.
Удалить? прошептал я, а палец замер над экраном. Год держал это в себе, как осколок, как занозу, как доказательство того, что всё было реальностью.
Эй! позвал меня голос за спиной. Официантка, запыхавшись, протянула чёрный шарф.
Вы забыли, улыбнулась она.
Это был не мой, но я принял его. Шерсть была мягкой, почти живой в руках.
Спасибо, сказал я.
Затем она спросила тихо, подетски:
Вам очень больно?
Я посмотрел на неё: карие глаза, веснушки, неуверенный голос. Настоящая.
Было, ответил честно.
А сейчас?
Я понял, что держу чужой шарф, чужую историю, чужие чувства.
Сейчас я просто жив, сказал я.
Она кивнула, будто уловила важную мысль.
Хотите кофе? неожиданно предложила она. Я как раз заканчиваю смену.
Я впервые за долгие месяцы рассмеялся понастоящему.
Да, хочу.
Она налила кофе в толстую фарфоровую чашку, не в обычный стакан, а в свою, с крошечной трещинкой у ручки и едва заметным цветочным орнаментом.
Сахар? спросила, уже зная ответ.
Два кусочка, сказал я, хотя обычно пил без сахара.
Она улыбнулась, как будто поймала меня на маленькой лжи, но ничего не сказала, просто опустила два кусочка сахара в чашку, и они тихо звенели, касаясь дна.
Кофе был крепким, с горьким послевкусием, но именно таким, каким нужен в тот момент. Я сделал глоток и понял, что за последний год это первый раз, когда я действительно ощущаю вкус.
Как? она облокотилась на стойку, наблюдая за мной.
Как жизнь, ответил я. Горько, но с надеждой на сладкое.
Она рассмеялась, и в этот момент зазвонил телефон её смена действительно закончилась.
Подождёте меня у выхода? попросила, быстро снимая фартук. Я переоденусь.
Я кивнул, наблюдая, как она исчезает в подсобке. Бармен, лениво протирая бокалы, бросил на меня оценивающий взгляд, затем подмигнул:
Оля у нас редко кого приглашает на прогулку после смены.
Значит, мне повезло?
Значит, ты особенный, усмехнулся он и отвернулся.
Особенный. Странное слово после всего, что было.
Когда Оля вышла, уже без униформы, в простых джинсах и растянутом свитере, с мокрой прядью, которую спешно закинула за ухо, я понял, что хочу поверить в это.
Пойдём? спросила, тряхнув головой.
Пойдём, ответил, оставив на столе деньги за кофе стоило, как и полторы сотни рублей, но я не ждал сдачу.
За дверью встретил вечер, не такой холодный и безразличный, как прежде, а наполненный новыми обещаниями.
Куда? спросила Оля, в её голосе звучало то же нетерпение, что и в моём сердце.
Я посмотрел на неё, затем вверх на первые зажигающиеся звёзды.
Вперёд, сказал я.
И мы пошли, не туда, где остались разбитые мечты, а вглубь узких улочек, где свет фонарей дробился в лужах, а запах жареных каштанов смешивался с вечерней прохладой.
Знаешь, что самое странное? вдруг сказала Оля, перепрыгивая через трещину в асфальте. Ты даже не спросил, почему позвал меня.
Потому что неважно, поймал её взгляд. Важно, что я пошёл.
Она закусывала губу, будто решала, стоит ли говорить дальше, но потом остановилась.
Я видела тебя раньше.
В кафе?
Нет. указала на крошечную площадку с облупившейся скамейкой. Здесь. Ты сидел прошлой осенью, сжимая в руках конверт, потом разорвал его и ушёл.
Ледяная волна пробежала по спине. Тот конверт с билетами в Венецию, куда мы так и не полетели.
Почему ты запомнила именно это? спросил я.
Потому что она коснулась моей ладони кончиками пальцев, ты выглядел, будто теряешь последнее. А в тот день я нашла бездомного щенка. Подумала: у Вселенной странный баланс ктото теряет, ктото находит.
Гдето зазвонили колокола. Я понял, что стою на перекрёстке в прямом и переносном смысле.
И? спросил я хрипло. Кто я сейчас? Тот, кто теряет, или тот, кто находит?
Оля встала на цыпочки, приблизила лицо так близко, что я почувствовал запах её помады сладкой, с привкусом вишни, и чмокнула меня в щёку.
Это зависит только от тебя.
В тот момент упал осенний лист, словно метка судьбы, или гдето в городе моя бывшая в тот же миг обернулась, почувствовав, как ещё один кусочек прошлого отрывается от неё.
Я не стал ждать ответа. Просто взял Олю за руку и повёл её мимо закрытых магазинов, под мостами, по неизвестным переулкам.
Ты уверена? она засмеялась.
Впервые за долгое время да.
Улицы опустели, только редкие фонари рисовали на асфальте длинные тени. Оля шла рядом, её плечо иногда касалось моего, случайно или нет, я не решался спросить.
Куда теперь? прошептала она, её голос слился с шелестом листьев.
Я посмотрел вперёд, на тёмную полосу дороги, уходящую между спящими домами.
Не знаю. Просто идём.
Она кивнула, и мы зашагали вместе не торопясь, не оглядываясь, не думая о том, что ждёт за поворотом.
Потому что иногда самое важное не пункт назначения, а тот, кто идёт рядом.
