27 октября, 2025г.
Сегодня, когда я поднялась из прохладной ванны, на себе ощутила тяжесть полотенца, будто оно пыталось удержать меня от возвращения в реальность. Я вытянула в руках телефон и, будто бы по обещанию самому себе, решила прочесть сообщения, которые уже давно ждали своего судьи. После десятка «люблю», «вернись», «звони», «не уходи» я нашла последнее: «тогда ухожу я». Оказалось, что последняя строка принадлежит ему.
Я, Злата, лежала в остывшей воде, не находя сил встать. «Мне давно надо было уйти», повторяла я уже в тысячный раз, будто пытаясь убедить самого себя, а может, и когото другого. Звуки входящих SMS мелькали на экране, но я не хотела их открывать, зная, что за каждой строкой скрывается правда, от которой я уже давно пыталась убежать.
Наша с Глебом (он же Гоша) история всегда была полна переворотов. Мы встретились на музыкальном фестивале в Казани, и я пригласила его к себе ночью, не задумываясь о дальнейшем. На следующее утро он появился у подъезда с букетом ромашек, и я поняла, что всё уже изменилось.
Через месяц я уехала на год на стажировку в Польшу, а он оставался ждать меня, отправляя длинные письма. Когда я вернулась, рейс задержался на пять часов, и он встретил меня в аэропорту, бледный от волнения и усталости. В его руке снова был букет ромашек я ощутила, как в груди будто зажглась искра желания завести семью.
После родов я вернулась к работе лишь через пять месяцев. Глеб сидел с малышкой, потому что работа его не нашла. Каждые полчаса он звонил, спрашивая, где что лежит, когда я вернусь. Коллеги удивлялись, как мужчина может сидеть с ребёнком, но я уже не могла позволить себе удивления: после смены я готовила обед, стирала, убирала, а ночью снова бралась за работу.
Я брала займы, чтобы купить дочке велосипед, отремонтировать крышу на дачном доме, оплатить автокредит за машину, которой Глеб пользовался, чтобы подрабатывать таксистом. Я была младшим научным сотрудником, зарплата скромная, и, кажется, ни талант, ни время не позволяли мне подняться выше.
Годы шли, второй ребёнок появился, я снова вернулась к работе спустя полгода, оставив сына в маме. Глеб нашёл какуюто работу: возил детей в сад, занимал деньги на зимнее пальто для сына, платил за бассейн для дочери, варил супы, менял воду в вазах с ромашками.
Он иногда работал, иногда смотрел телевизор, но большую часть времени пил. На девятый год совместной жизни его увезли в больницу с аппендицитом, и врач предложил ему лечиться в клинике. Видимо, в его крови было больше алкоголя, чем эритроцитов.
Я репетировала десятки раз дорогу домой, произнося в уме фразы вроде «нам нужно пожить отдельно» и «давай разведёмся». Его запах, прикосновения стали для меня отталкивающими. Крыша на даче снова протекала, но я уже не хотела её чинить. Мы перестали ездить на дачу, ромашки в вазах быстро увядали, потому что я забывала менять воду.
Я влюбилась в другого и изменила мужа. Упреков не нашлось: он всё ещё смотрел на меня теми же глазами, что и в аэропорту, будто боялся, что я никогда не вернусь. Но мне хотелось увидеть совсем другие глаза. Я успокаивала себя, что это ничего не значит, хотя в глубине души я знала: мне давно надо было уйти. Любовник был женат, и я не могла стать его спасением.
Однажды я задумалась над тем, сколько лет меня ждут, если я когданибудь совершу убийство. Эта мысль стала последней каплей. Я собрала детей, чемоданы, переехала в мамин дом. Глеб всё время плакал, умолял: «не уходи». Я молчала, тоже плакала, но впервые почувствовала лёгкость.
Поднявшись из воды, я надела махровый халат, вытащила телефон и, как будто отложив всё на потом, решила открыть сообщения. После десятка «люблю», «вернись», «звони», «не уходи», он написал: «тогда ухожу я». Это стало последним.
Записываю всё это, чтобы понять, где кончилась моя терпимость и началась свобода.
