Стой, подожди! Я ещё не закончил! Куда ты делась? С кем я разговариваю, со стеной? голос Владимира грохнул по квартире, отскакивая от высоких потолков старой пятиэтажки в Москве.
Алёна замерла в дверях кухни, сжимая полотенце так, что пальцы побелели. Она медленно повернулась. В её обычно спокойных глазах теперь мерцала тяжёлая усталость.
Витя, я уже вымоталась. Мы уже третий час обсуждаем это. Завтра у меня смена в больнице, надо отдохнуть. тихо, но твёрдо сказала она.
Смена! резко воскликнул Владимир, размахивая руками, почти врезаясь в стол. Я и хотел сказать! Ты всё время погрязла в своих капельницах, в стариках, которые ноют. А дома что? Пусто? Муж не кормит, рубашки не гладятся?
Ужин готов, рубашки в шкафу, ответила Алёна, не поднимая голоса. Я успеваю всё.
Ты считаешь, что успеваешь? он указал на плиту. Котлеты из магазина? Полуфабрикаты? Я, кстати, зарабатываю так, чтобы моя жена не кормила меня «пищей на вынос». Хочу домашний аромат, а не запах лекарств, который вонзает в меня уже полгода!
Алёна понюхала рукав халата пахло лишь стиральным порошком. Владимир же в последнее время везде улавливал запах больничных коридоров. С тех пор как его повысили до заместителя директора крупного строительного холдинга в СанктПетербурге, его требования росли как на дрожжах.
Витя, я старшая медсестра в отделении кардиологии. Это моя работа, моя жизнь. Я нужна людям.
Людям? А мне ты нужна? Семье? он подошёл ближе, нависая своей тяжёлой фигурой. От него пахло дорогим одеколоном и коньяком. Слушай, Алёша. Мне стыдно перед партнёрами. У всех жёны ухоженные, в спортзалах, в благотворительности. А моя жена медсестра. Помнишь, как Шестаков посмотрел на меня, когда узнал, что ты «выносишь» работу?
Я не выношу работу, я организую отделение попыталась возразить она.
Неважно! перебил он, размахивая ладонью. Ты обслуживаешь, я статус. Это несовместимо.
Владимир сделал паузу, будто собирался вынести приговор.
Условие: либо ты подаёшь заявление о расторжении брака завтра, остаёшься дома, ухаживаешь за моей мамой, которая, кстати, жалуется на одиночество, и обеспечиваешь мне комфорт либо нам не по пути. Выбирай: твоя скромная зарплата или семейный уют и обеспеченная жизнь. Срок до пятницы.
Он повернулся и ушёл, хлопнув дверью так, что чашки в посудомойке задрожали.
Алёна стояла в кухне, голова гудела. Двадцать лет брака. Они начинали с крошечной комнаты в общежитии: она училась в медучилище, он в МЭИ, она подрабатывала санитаркой, ночами стирала полы, пока он писал диплом. Помнила, как делили одну сосиску, считая это романтикой.
Когда же он превратился в надменного, чужого мужчину, для которого она стала лишь «функцией»?
Алёна механически повесила полотенце, выключила свет и направилась в спальню. Владимир уже храпел на кровати «кингсайз». Она легла на край, свернувшись калачиком, как в последние полгода, стараясь не касаться его. Спать не удалось. В голове крутилось: «Семья или работа».
Утром она встала раньше него, сварила кофе, приготовила бутерброды с рыбой на цельнозерновом хлебе как он любит. Сама не ела, глоток не прошёл.
На работе всё как обычно: тяжёлый инфаркт, комиссия Минздрава, отчёты. Алёна, как белка в колесе, крутилась среди запахов спирта и хлора, под писк мониторов. Здесь её уважали. «Алёна Сергеевна, посмотрите ЭКГ», говорили коллеги. Здесь она была личностью.
В обед в её ординаторскую зашыла старушка Людмила, давняя подруга.
Алёша, ты чего такая бледная? Давление? Или твой «миллиардер» опять балуется? спросила она, помешивая чай.
Условие поставил. Уволнись, сиди дома, варёшь борщ, либо развод, сухо ответила Алёна.
Ты что, с ума сошла? Ты же лучший специалист в отделении! Тебя не бросит! возразила Людмила. Он стыдится, что у него женамедсестра.
Стыдно? отозвалась Алёна. Когда ты всю ночь держала меня в руках, чтобы я утром был «как огурчик», ему не стыдно? Когда я работала на двух работах, пока он строил бизнес, ему не стыдно? Паразит!
Алёна посмотрела в окно, где осенний дождь смывал пыль с асфальта.
Страшно, Люда, призналась она. Мне 43, квартира в его имени, машина в его руках, у меня лишь зарплата и мама в деревне. Куда идти?
К маме, если придётся, ответила Людмила. А можешь снимать небольшую комнату, зарплаты хватит. Но терпеть такие унижения он тебя съест.
Вечером Алёна вернулась домой, как на сцену. Владимир сидел в гостиной, у огромного телевизора.
Ну что? спросил он, не обернувшись. Пятница уже через два дня.
Давай поговорим спокойно. Я не бросаю работу, могу взять полставки начала она.
Он резко выключил телевизор, бросил пульт на диван.
Никаких полумер! Я сказал дома. Точка. Я хочу жену, которая встречает меня улыбкой и домашним обедом, а не истощённую лошадку. К тому же мама нуждается в уходе, я хочу, чтобы ты присматривала за ней в той комнате, где сейчас твой швейный станок. Ты же умеешь заботиться, так используй свои навыки для семьи, а не для чужих дедов.
Алёна будто окатила ледяная вода. Свекровь, Антонина Павловна, была властной и язвительной, никогда не любила её, считая «деревенщиной». Жить с ней как прислуга ад, который Владимир назвал «обеспеченной жизнью».
Ты хочешь, чтобы я стала сиделкой для своей мамы? Бесплатно? тихо спросила Алёна.
Бесплатно? удивился он. Я дам тебе деньги на хозяйство, карту, всё. Ты будешь жить в роскошной квартире, как в сказке.
Я не «какаято», я человек, возразила она.
В пятницу вечером я жду твоё трудовое удостоверение на столе, иначе в субботу собирай вещи, прошипел он.
Среда и четверг прошли в тумане. Алёна ходила на работу, улыбалась пациентам, но внутри гудела пустота.
В четверг вечером Владимир пригласил гостей партнёров с женами. Он предупредил её за час: «Накрой стол, закажи еду из ресторана, выгляди безупречно. И молчи про уколы».
Гости ухоженные дамы в блестящих платьях, обсуждали отдых на Крымском побережье, спацентры и проблемы с домработницами.
А вы, Алёша, чем занимаетесь? спросила одна из них, пробуя салат с рукколой и креветками.
Алёна хотела ответить, но Владимир перебил её:
Алёша у нас хранительница очага, занимается домом, дизайном интерьера. Скоро маму привезём, она будет готовить комнату.
Он положил тяжёлую руку ей на плечо и сжал так, что ей захотелось крикнуть. Он врал, легко, без смущения.
Как мило! восхитилась гостья. Сейчас редко встретишь женщину, готовую посвятить себя семье.
Алёна сидела, опустив глаза, чувствуя себя крошечной пылинкой на его дорогом пиджаке.
Когда гости ушли, Владимир был доволен.
Видишь? Всё нормально. Завтра пятница, помнишь? Ждём решение. У тебя нет выбора. Кому ты нужна в свои сорок с «прицепом», без собственного жилья?
Он хлопнул её по спине «поощрительно» и пошёл в душ, напевая какуюто мелодию.
Алёна убирала посуду, мыла хрустальные бокалы и вдруг осознала: «Выбора нет». Он считал её своей собственностью, удобным тапочком у входа.
Она вытерла руки, посмотрела в тёмное окно: усталая женщина с печальными глазами. Неужели это всё, что осталось? Доживать жизнь под ногой мужа и капризной свекрови?
Алёна вспомнила, как неделю назад спасала молодого парня, у которого остановилось сердце в приёмном. Запустила дефибриллятор, крикнула «Разряд!», а потом мать парня плакала, целуя её руки. Как можно обменять это на глажку рубашек и упрёки Антонины Павловны?
Утром пятницы Алёна встала как обычно. Владимир ещё спал. Она тихо достала из кладовки старый чемодан тот, с которым они ездили в Сочи в свой первый отпуск.
Вещей было мало. Не взяла шубу, подаренную ей на день рождения, не взяла драгоценности. Только одежду, бельё, любимые книги, швейный станок и документы.
Пока она складывала вещи, проснулся Владимир, почесал живот и замер в дверях.
Что это за спектакль? спросил, зевая. Пойду на дачу? Или маму уже перевезти хочешь?
Алёна застегнула молнию на чемодане, выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Впервые её взгляд был твёрдым.
Я ухожу, Витя.
Он рассмеялся, заливисто.
Куда? В коробку под холодильником? Хватит цирк устраивать. Положи чемодан и готовь завтрак, я опаздываю. И заявление не забудь, сегодня последний день.
Я уже написала заявление, ответила она.
Владимир замер.
Покажи.
На Госуслугах, полчаса назад, подала на развод. Также запросила отпуск, чтобы переехать. Увольняться не планирую, сказала Алёна.
Лицо Владимира покраснело.
Ты шутишь? Ты останешься ни с чем! Гола, босая, на улице! Я машину отниму! Квартиру свою держу! Ты умрёшь под забором!
Машина мне не нужна, я в метро еду. Квартира твоя, живи в ней спокойно. А «умру»? Я медсестра, умею выживать. Сняла комнату у знакомой бабушки рядом с больницей, денег хватит.
Она взяла чемодан за ручку.
Ты меня не выпустишь! крикнул он, делая шаг вперёд. Я тебя запру! Ты обязана слушаться!
Не подходи, тихо сказала Алёна. Если ты меня тронешь, я подам в суд. У меня в больнице все врачи друзья. Тебе нужна уголовка? Скандал в прессе? «Замдиректора избил жену»? Шестаков оценит?
Владимир замер. Упоминание репутации заставило его отступить. Он был трусом, а не зверем.
Вали, прошипел он, плевать в сторону. Но только попробуй вернуться, не пойду!
Я выбираю себя, ответила она.
Алёна прошла мимо, не задев его. В коридоре надела плащ, обулась. Сердце билось, но руки не дрожали.
Она открыла входную дверь. На лестничной клетке пахло жареной картошкой и сыростью, но для неё это запах свободы.
Ключи оставь! крикнул он в спину.
Она достала связку ключей и поставила их на тумбочку.
Прощай, Витя. Суп в холодильнике, на два дня хватит. Дальше сам. Или маму позови.
Она захлопнула дверь, позвала лифт. Пока кабина спускалась, телефон зазвенел: сообщение от банка «Ваша карта заблокирована по инициативе владельца счета». Алёна улыбнулась: в сумке была её зарплатная карта с накоплениями за полгода, достаточно на первый взнос аренды и еду.
На улице дождь шёл, но теперь он казался очищающим. Она вдохнула полной грудью. Впереди была неизвестность, но страх исчез. Не нужно было больше угождать никому.
Через неделю Владимир пришёл в её больницу. Пьяный, помятый, охрана не пропустила его, и он устроил скандал в приёмном, требуя вызвать «эту идиотку».
Алёна спустилась в белом халате, спокойная и уверенная.
Чего тебе? спросила она, глядя на него, словно на чужого человека.
Алешка, ну хватит, залаял он. Мама приехала, а дома бардак. Вернись, я прощу, могу даже полставки дать
Округ охранники схватили Владимира, выгнали из дверей.
Алёна вернулась в отделение.
Что, он пришёл? спросила Людмила.
Да, кивнула она.
Жалеешь?
Алёна посмотрела на кардиограмму пациента, ровный ритм. Жизнь шла дальше.
Знаешь, Люда, жалею лишь о том, что не сделала этого пять лет назад. Сейчас всё в порядке, я живу, я дышу, улыбнулась она.
Вечером она пришла в небольшую съемную комнатку. Хозяйка, добрая старушка Анна Ильинична, испекла пирожки с капустой.
Садись, Алешка, чай будет, позвала она.
Алёна села за простой стол, откусила горячий пирожок. Он был вкуснее любой фуагра, потому что не пахнул горечью унижения. Она была дома, у себя. Завтра её ждёт любимая работа, где она спасает жизни, а не обслуживает чужое эго.
