Опека в тумане
Алёна стояла у окна, наблюдая, как единичные фургоны скользят по покрытой инеем улице. Стекло было исписано мелкими царапинами, а свет фонаря расплывался в мутный ореол. Внизу в длинном пуховике женщина тащила за руку мальчика, который упёрся, тянулся к сугробу. Алёна отвела взгляд. На тумбочке телефон, экран черный кристалл.
В кухне тикали часы, рядом у батареи сушились её джинсы. Она вернулась к столу, где лежала узкая папка: свидетельство о рождении Ильи, копия развода, несколько справок. На верхнем листе её собственный почерк выглядел чужим, дрожащим.
Две недели назад она сама посадила Илью в поезд. Бывший муж, Дмитрий, стоял на перроне, размахивая рукой, рядом его мать суетилась с термосом и пакетом пирожков. В тот момент мир казался простым. Неделя каникул у отца, новая школа в Новосибирске позволит мальчишке приспособиться, а Алёна наконец отдохнёт и разберёт шкаф.
Она вспомнила, как Илья прижимался к стеклу вагона, показывал два пальца: «Две недели, мам!» Алёна кивнула, улыбнулась, хотя в горле уже держалась горсть. Дмитрий уверял, что купил обратный билет, всё под контролем. «Не переживай, Алёна, он же не в Сибирскую тайгу едет», говорил он, забирая у неё чемодан сына.
День отъезда совпал с её тридцать четвёртым днём рождения. Вечером она купила себе крошечный торт, задула свечу и пожелала, чтобы у Ильи всё было благополучно. Затем она сидела в тишине, слушая, как в соседней квартире ктото переставляет мебель.
Через неделю Дмитрий позвонил и сказал, что Илья простудился, врач отказал в поездке. «Ничего страшного, он ещё неделя пробудет, ты же не против? проговорил он быстро, будто заранее оправдывался. Алёна сжала телефон, представив, как её сын тяжело переносит дорогу, как поднимается температура от нервов. Сказала, что ладно, пусть поправится.
Ещё через неделю Дмитрий перестал отвечать. Сначала звонки не доходили, потом короткое сообщение в мессенджере: «Не могу сейчас говорить, позже». «Когда позже? набирала Алёна, стирала, набирала снова. Ответа не было.
Алёна начала звонить сыну. Сначала он взял трубку, говорил тихо, будто в комнате ктото шепчет. «Мам, всё нормально, мы в парк ходили, папа мне машинку купил». Она спросила про школу, про уроки. «Бабушка помогает, не переживай». На вопрос, когда он вернётся, Илья замолчал, а потом сказал: «Папа говорит, что мы ещё побудем. Он нашёл работу, тут лучше».
Эта фраза «тут лучше» застряла у неё в голове, как кость. Она спросила, где они живут. Мальчик замялся, назвал городцентр в тысяче километров от их дома Иркутск. «Позже расскажу, мам, меня зовут», и связь оборвалась.
С тех пор её жизнь сузилась до одной задачи: вернуть сына. Всё остальное работа в бухгалтерии небольшой строительной фирмы, походы в магазин, разговоры с соседкой в лифте превратилось в фон, как шелест телевизора в чужой квартире.
В отдел опеки она пришла с дрожью в коленях. В коридоре пахло дешёвым ароматизатором и бумагой. На стене висел выцветший плакат. Молодой дежурный, посмотрев на её заявление, позвал старшего. Тот, мужчина с уставшим лицом, прочитал, вздохнул и сказал:
У вас есть соглашение о порядке общения с ребёнком?
Нет, призналась она. Мы договаривались устно. Ребёнок зарегистрирован у меня, жил у меня. Он должен был вернуться.
Пишите заявление о неисполнении решения суда, если оно есть. Если нет о самоуправстве. Это гражданскоправовой спор, вам в суд надо, место жительства ребёнка определять.
Он говорил ровно, без злобы, но и без участия. Алёна кивала, хотя в голове бушевал шум. Ей казалось, что всё должно быть проще: мать, ребёнок, который жил с ней. Ктото забрал его и не отдаёт. Что ещё выяснять?
Вечером она позвонила сестре. Та жила в другом районе, с мужем и двумя детьми, и всегда выглядела более устроенной.
Может, он действительно обосновался там, осторожно сказала сестра. Работа, садик, школа. Подумай, как будет лучше Илье.
Ему лучше со мной, ответила Алёна, чувствуя, как в груди поднимается волна. Он даже свои вещи не забрал. У него здесь врач, школа, друзья. Он боится темноты, помнишь? А там я даже не знаю, где они живут.
Сестра вздохнула. Между ними повисла пауза. Поддержки, на которую Алёна надеялась, не было.
На работе начальник вызвал её, когда она в очередной раз опоздала, возвращаясь из многофункционального центра.
Алёна Петровна, вы хороший специалист, но я не могу закрывать глаза, он сложил руки на столе. У вас личные проблемы, я понимаю. Но отчёты сами себя не сделают.
Она покраснела, хотела объяснить, что ребёнок в чужом городе, каждый пропущенный звонок может стоить ей чегото важного. Но слова застряли. Она кивнула и сказала, что постарается.
По совету коллеги она нашла юриста. Небольшая контора на первом этаже жилого дома, на двери табличка с выцветшими буквами. Внутри пахло кофе. Мужчина лет сорока, с редеющими волосами и внимательными глазами, выслушал её, задавал уточняющие вопросы.
То есть официального решения суда о месте жительства ребёнка нет? переспросил он.
Нет. Мы развелись через ЗАГС, без споров. Он тогда сказал, что ребёнок остаётся со мной.
Регистрация ребёнка у вас, уточнил юрист, просматривая документы. Это плюс. Но отец тоже родитель, у него равные права. Сейчас он фактически удерживает ребёнка. Мы можем подать иск о определении места жительства с вами. Параллельно заявление в орган опеки. Они будут участвовать в процессе.
Сколько это запнулась Алёна. Сколько может занять?
Юрист пожал плечами.
Пятьшесть месяцев, может, больше. Всё зависит от загруженности суда, от экспертиз. Нужно запастись терпением.
Слово «терпение» прозвучало почти издевательски. Алёна представила эти месяцы: пустая кровать сына, его тетрадки на полке. Она подсчитала цену услуг, представила, сколько сможет отложить, если перестанет покупать себе лишнее, кроме самого необходимого.
Они подали иск. Алёна несколько раз ходила в орган опеки по месту своей регистрации. В кабинете, где принимали граждан, было душно, на подоконнике стояли искусственные цветы. Женщина с короткой стрижкой, представившаяся специалистом по делам несовершеннолетних, задавала вопросы, заполняла бланки.
Ребёнок с какого возраста проживает с вами?
С рождения. Дмитрий тогда работал вахтами, редко бывал дома.
Условия проживания? женщина подняла глаза.
Алёна перечисляла: отдельная кровать, письменный стол, полка для игрушек, педиатр рядом. Она слышала свой голос, будто со стороны, и думала, что всё звучит как оправдание.
Мы составим акт обследования жилищных условий, сказала специалист. Но нам нужно увидеть ребёнка. Сейчас он проживает в другом регионе?
Да. У отца. Он не даёт точный адрес.
Женщина нахмурилась.
Напишите заявление. Мы направим запрос в опеку по предполагаемому месту пребывания. Но вы понимаете, это не быстро.
Алёна понимала только, что каждый день без сына растягивается и ломает её привычную жизнь. Она стала плохо спать, просыпалась от собственных мыслей. Казалось, слышит, как в соседней комнате ктото шуршит пакетами, как Илья роется в ящике с лего. Она бросалась туда, включала свет и видела лишь аккуратно сложенные коробки.
Иногда Дмитрий всё же выходил на связь. Короткие звонки, в которых он говорил уверенно, даже слегка раздражённо.
Алёна, успокойся. Ребёнок со мной, ему хорошо. Тут школа лучше, кружки, секции. У тебя работа, ты вечно занята. Я могу ему дать больше.
Ты забрал его без моего согласия, говорила она, стараясь держать голос ровным. Он должен жить со мной. Мы можем договариваться о каникулах, но не так.
Ты сама посадила его в поезд, напоминал Дмитрий. У тебя нет доказательств, что я его похитил. Суд разберётся.
Слово «похитил» он произнёс с усмешкой, будто это шутка. Но для Алёны это звучало как правда.
Она поехала в тот город. Первый раз ночным поездом, с маленьким рюкзаком и пакетом документов. Дорога заняла ночь. Утром, выйдя на перрон, морозный воздух обжёг лицо. Город встретил её серыми девятиэтажками и облупленной остановкой.
Адрес узнала от юриста после официального запроса. Дом оказался на окраине, во дворе стояли машины, детская площадка завалена снегом. Алёна поднялась на нужный этаж, перед дверью лежал старый коврик. Долго решалась, позвонить. Пальцы дрожали. Наконец нажала звонок. За дверью послышались шаги, чейто голос. Открыл сам Дмитрий, уставший, но глаза настороженные.
Что ты здесь делала? спросил он, не приглашая её войти.
Я хочу увидеть сына, сказала Алёна. Я мать.
Он посторонно отодвинулся. В прихожей пахло жареной картошкой. На табуретке стояли детские ботинки, рядом валялась машинка.
Илья выбежал из комнаты в футболке и штанах, увидел её и замер. Потом бросился к ней, обнял её шею. Алёна прижала его к себе, вдыхая запах его волос, тёплый и знакомый.
Мам, ты приехала! он говорил быстро, перескакивая с темы на тему. У нас школа рядом, папа купил конструктор, а ещё мы ходили на каток.
Она кивала, гладила его спину, поймала взгляд Дмитрия. В нём читалось чтото похожее на вызов.
Пойдём на кухню, сказал он. Поговорим.
Кухня была тесна. На столе стояла сковорода, тарелки с недоеденной едой. Дмитрий налил себе чай, ей не предложил.
Алёна, ты понимаешь, что таскать ребёнка тудасюда это не жизнь? начал он. Тут у него всё. Я нашёл работу, нормальную. Мать рядом, помогает. У тебя что? Комната в старой квартире, вечная экономия.
У меня дом, где он вырос, ответила она. Его вещи, его друзья. У нас врач, который знает его с рождения. И я. Я не отказывалась от ребёнка.
Я тоже не отказываюсь, пожал он плечами. Просто считаю, что так лучше. Суд разберётся.
Алёна посмотрела на сына, который сидел, увлечённо собирая детали, время от времени глядел в их сторону. В его взгляде было напряжение, которого она раньше не замечала.
Ты настраиваешь его против меня? спросила она тихо.
Не переводи стрелки, отмахнулся Дмитрий. Я говорю правду. Ты сама знаешь, как тебе тяжело одной. А у него отец, бабушка, устойчивость.
Слово «устойчивость» кололо её. Она знала, как тяжело платить ипотеку, как считает каждую копейку. Но также знала, как Илья засыпает, держась за её руку, как ищет её взгляд, когда страшно.
Вечером она уехала в гостиницу. Номер был дешёвый, с жёсткой кроватью и шипящим телевизором. Она лежала в темноте, слушая, как за стеной ктото разговаривает. В голове крутились слова Дмитрия, лица сотрудников опеки, цифры из расчётов юриста. Она думала о том, как её жизнь делится на «до» и «после» этого решения.
Судебное заседание назначили через три месяца. За это время она успела ещё дважды съездить к сыну, один раз Дмитрий не пустил её, ссылаясь на температуру мальчика. Она стояла в подъезде, слышала его голос за дверью, чувствовала, как подкашиваются ноги. В другой раз они гуляли втроём по двору, и Илья, крепко сжимая её руку, шептал: «Мам, я хочу к тебе. Но папа говорит, что ты меня заберёшь и он меня больше не увидит».
Эти слова резали по живому. Алёна понимала, что ребёнка разрывают между двумя взрослыми, каждый тянет в свою сторону. Она пыталась говорить с ним спокойно, объяснять, что он имеет право любить обоих родителей, что никто не собирается запрещать ему видеть отца. Но сама верила в это с трудом.
В день суда она проснулась рано, улица ещё темна. Приготовила чай, но так и не смогла его выпить. Руки дрожали. На стуле висел её строгий костюм. Она гладила его вечером, представляя, как будет сидеть в зале, отвечать на вопросы.
Юрист встретил её у входа в здание суда. Высокое серое здание, у входа люди с папками, ктото курил, ктото говорил по телефону. Внутри пахло краской и мокрыми перчатками. Они поднялись на нужный этаж, сели на скамейку у зала.
Вы готовы? спросил юрист.
А можно быть готовой к такому? ответила она, не отводя взгляда от двери.
Она думала о том, что сейчас несколько незнакомых людей будут решать, где будет жить её сын. Что от её слов может зависеть его детство.
В зал их пригласили через десять минут. Судья женщина средних лет с собранными волосами листала дело. Слева сидела представительница опеки с папкой, перевязанной резинкой. Справа ДмитИлья, усмехнувшись в полумраке, тихо шепнул: «Мама, всё будет, как в нашем сне».
