В 65 лет я осознала, что самое страшное — не остаться одной, а умолять своих детей позвонить, понимая, что ты для них тяжёлое бремя.

В шестьдесят пять я вдруг поняла, что страшнее всего не одиночество, а постоянные мольбы детей позвонить, когда ты уже стал для них лишь тяжким грузом.
Мам, привет, нужна срочная помощь, прозвучал в трубке голос сына, будто он разговаривает с раздражённым подчинённым, а не с мамой.

Нина Петровна замерла, с пультом в руках, не включив вечерние новости.
Кирилл, привет. Что случилось? спросила она.
Ничего, всё в порядке, отозвался он, чуть раздражённо. Мы с Катей взяли горячий билет, вылетаем завтра утром. Нужно отдать Герцога, а иначе в отеле для собак его оставят это зверское обращение. Ты смогла бы взять его к себе?

Герцог огромной, слюнявой мастиф, занимал в её крохотной «двушке» больше места, чем старый комод.
На долго? спросила Нина, уже предвидя ответ.
На неделю, может и на две, если понадобится. Мам, кто ещё, если не ты? В отеле для собак его держат в вольере, а он такой хрупкий.

Нина посмотрела на недавно обитый диван, светлую ткань, на которую она копила полгода, отказываясь тратить деньги на мелочи. Герцог бы её испортил за пару дней.
Кири мне неудобно, я только что закончила ремонт, начала она.

Какой ремонт? в голосе сына прозвучало резкое раздражение. Обои переклеила?

Да, а теперь ещё и выгуливать его надо. Катя уже зовёт, чемоданы надо собрать. Привезём его через час.

Он не спросил, как у неё дела, не поздравил с прошедшим на прошлой неделе днём рождения.

Весь день Нина ждала звонка, приготовила свой фирменный салат, надела новое платье. Дети обещали зайти, но так и не пришли. Кирилл прислал короткое сообщение: «Ма, с Днём! Заняты на работе». Олеся молчала.

А сегодня «срочно нужна помощь».

Нина медленно села на диван. Проблема была не в собаке и не в испорченной обивке.

Проблема в унизительном ощущении своей функции: бесплатной передержки, экстренной службы, последней инстанции. Человекфункция.

Она вспомнила, как в молодости мечтала, чтобы дети выросли самостоятельными. Сейчас же поняла, что страшнее пустой квартиры это ожидание звонка с замиранием сердца, зная, что ты нужна лишь тогда, когда от тебя чтото требуют.

Через час в дверь постучали. На пороге стоял Кирилл, держа на поводке огромного пса. Герцог радостно вбежал, оставив на чистом полу грязные следы.
Мам, вот корм, игрушки. Три прогулки в день, помнишь? Спешим, иначе опоздаем на рейс! бросил он ей поводок, поцеловав в щеку и исчез за дверью.

Нина осталась в прихожей, Герцог уже изучал ножки кресла. С потолка доносилось шуршание рвущейся ткани.

Она взглянула на телефон. Может, позвонить дочери? Олеся, может, поймёт? Пальцы замерли над экраном. Олеся не звонила уже месяц у неё своя жизнь, своя семья.

В тот момент Нина впервые ощутила холодное, ясное, трезвое сознание: хватит.

Утро началось с того, что Герцог, будто желая показать любовь, прыгнул на кровать, оставив на белой простыне два грязных отпечатка лап. Новый диван в гостиной уже был испорчен в трёх местах, а любимый фикус, которым она ухаживала пять лет, лежал на полу с надкусанными листьями.

Нина наложила себе валерьяну из маленькой бутылочки и набрала сына. Он не сразу поднял трубку. На фоне слышался шум волн и смех Кати.

Мам, что? У нас всё отлично, море супер! сказал он.
Кирилл, про собаку. Он разрушает квартиру, рвёт диван, я не справляюсь.
В каком смысле? удивился он. Он никогда ничего не царапал. Может, ты его заперла? Ему нужна свобода. Мам, не начинай. Мы только прилетели, хотим отдохнуть. Прогуляй его дольше, он успокоится.
Я уже гуляла две часы! Он тянет поводок так, что я почти упала. Кирилл, забери его, пожалуйста, найдите другую передержку.

В трубке повисла пауза, затем голос сына стал жёстким.
Мам, ты серьёзно? Мы на другом конце света. Как я его заберу? Ты сама согласилась. Хочешь, чтобы мы сейчас всё бросили и прилетели изза твоих капризов? Это эгоизм, мам.

Слово «эгоизм» ударило, как пощёчина. Она, всю жизнь жившая для детей, теперь называлась эгоисткой.

Я не капризи начала она, но её перебил Кирилл.
Всё, мам, Катя принесла коктейли. Развлекай там Герцога, уверен, вы поладите. Целую.

Звонок снова прозвонил. Руки Нины дрожали. Она села в кухонном стуле, отдалившись от разрушения. Ощущение бессилия было почти осязаемым. Она решила позвать Олесю, ведь дочка всегда была рассудительнее.

Олеся, привет.
Привет, мам. Что срочного? Я на совещании.
Кирилл оставил мне свою собаку и улетел. Пёс неконтролируемый, портит мебель, боюсь, что он меня укусит.

Олеся тяжело вздохнула.
Мам, Кирилл попросил. Был крайний случай. Тебе тяжело помогать брату? Мы же семья. Диван порвали купим новый, Кирилл потом вернёт деньги.
Олеся, дело не в диване! Дело в отношениях! Он поставил меня в эту позицию!
Как он мог? На коленях просить? Мам, ты на пенсии, у тебя время. Сядь с собакой, что страшного? Мы все работаем.

Разговор закончился. Нина положила телефон на стол.

Семья странное слово. Для неё оно означало людей, которые вспоминают о тебе лишь тогда, когда им чтото нужно, и обвиняют в эгоизме, если ты не можешь сразу выполнить их требование.

Вечером в дверь постучала соседка снизу, злая, как Фурия.
Нина! Ваш пёс уже три часа воет! Мой ребёнок не может уснуть! Если вы его не успокоитёте, я позову полицию!

Герцог, стоя за спиной Нины, радостно лаял, подтверждая её слова.

Нина закрыла дверь, взглянула на пса, который виляя хвостом ждал похвалы, потом на разрушенный диван, затем на телефон, внутри которого нарастало глухое, тяжёлое раздражение.

Она всегда пыталась решать всё мирно: убеждать, объяснять, вникать. Но её логика, чувства, доводы никому не нужны были. Они разбивались о стену равнодушия.

Она взяла поводок.
Пойдём, Герцог, прогуляемся.

В парке она шла, чувствуя, как напряжение в плечах превращается в тупую, ноющую боль. Герцог бросался вперёд, чуть не вырвав поводок из её ослабленных рук. Каждый его рывок отдавался эхом слов сына и дочери: «эгоизм», «купа времени», «сложно помочь?».

Навстречу шла Зинаида, её бывшая коллега, в ярком шарфе, со стильной стрижкой, улыбающиеся глаза.
Нина, привет! Не узнаю тебя! Всё в хлопотах? С внуком опять? кивнула она на Герцога.
Это собака моего сына, сухо ответила Нина.
О, понятно! засмеялась Зинаида. Ты у нас всегда спасательница. Я, кстати, через неделю лечу в Испанию на фламенко! Представляешь? С подругами, муж сначала возразил, а потом сказал: «Лети, заслужила». А ты когда в последний раз отдыхала?

Вопрос завис в воздухе. Нина не помнила, отдых для неё всегда был связан с дачей, внуками, помощью детям.

Ты выглядишь измождённой, сочувственно сказала Зинаида. Не тяни всё на себя. Дети уже взрослые, пусть сами справляются. Иначе будешь всю их жизнь нянчить. У меня репетиция, ухожу!

Зинаида прошла мимо, оставив за собой аромат дорогих духов и гул пустоты.

«Пока жизнь мчится мимо». Фраза прозвучала как детонатор. Нина резко остановилась, Герцог удивлённо посмотрел на неё. Она взглянула на огромного пса, на свои дрожащие руки, на серые дома вокруг.

И понял, что больше не может. Ни дня, ни часа. Всё. Достаточно.

Она вытащила телефон, дрожащими пальцами открыла поиск: «Лучший отель для собак». Первое попадание вывело её на сайт с глянцевыми фото: просторный вольер, бассейн, салон груминга, индивидуальные занятия с кинологом, цены, от которых захватило дух.

Нина решительно набрала номер.
Добрый день. Хочу забронировать номер для собаки, на две недели, всё включено, спапроцедуры.

Такси она заказала прямо в парке. В машине Герцог вел себя удивительно спокойно, будто чувствовал перемены.

В отеле пахло не собакой, а лавандой и дорогими шампунями. Улыбчивая девушка в форме протянула ей договор.

Нина, не моргнув, вписала в графу «Владелец» имя и номер Кирилла, в графу «Плательщик» те же данные. Взнос внесла из денег, отложенных на новое пальто. Это была лучшая инвестиция в её жизни.

Мы будем ежедневно присылать вам фото, улыбнулась девушка, принимая поводок. Не переживайте, вашему питомцу у нас понравится.

Вернувшись в свою тихую, но уже разрушенную квартиру, Нина впервые за долгие годы ощутила не одиночество, а покой. Она налила себе чай, села на ободок оставшегося дивана и отправила два одинаковых сообщения: одно Кириллу, другое Олеся.

«Герцог в безопасности, в отеле. Все вопросы к владельцу».

Затем выключила звук на телефоне.

Через три минуты он вибрировал: на экране высветилось «Кирилл». Она сделала глоток чая и не ответила. Через минуту снова вибрация, затем сообщение от Олеси: «Мама, что это значит? Перезвони сразу!».

Она прибавила громкость телевизора, зная, что происходит на другой стороне. Паника, возмущение, попытки понять, как её «надёжная» мама могла так поступить.

Через два дня в дверь постучали настойчиво, почти агрессивно. Нина медленно подошла и приоткрыла глазок. На пороге стояли Кирилл и Олеся, загорелые, но рассерженные. Отпуск, очевидно, провалился.

Мама, ты с ума сошла?! крикнул Кирилл из порога. Какой ещё отель? Мы видим счёт, ты видела эти цифры? Ты решила нас растянуть изза собаки?

Добрый вечер, дети, спокойно ответила Нина. Заходите, только снимайте обувь, я подмела пол.

Этот спокойный тон оглушил их сильнее любой ссоры. Они вошли, Кирилл осмотрел разворванный диван, перевёрнутый цветочный горшок.
Что это? указал пальцем.
Это последствия вашей «воспитанной» собаки в моей квартире. Я вызвала мастера, он оценил ущерб. Вот счёт за перетяжку мебели и новый фикус.

Она вручила ему аккуратно распечатанный лист.

Ты ещё и счёт мне выставляешь? вздохнул сын. Ты должна была следить!

Я должна была? впервые за долгие годы Нина посмотрела на сына не с любовью, а с холодным интересом. Я ничего вам не должна, как и вы мне. Вы пришли не за тем, чтобы вернуть мне деньги за отель и компенсировать убытки?

Олеся попыталась смягчить ситуацию.
Мама, зачем так? Мы же семья. Мы всё решим. пробормотал Кирилл, С кем не бывает. Почему сразу крайности?

Крайности когда родной сын обвиняет мать в эгоизме, потому что она не хочет, чтобы её дом превратился в руины. Крайности когда дочь говорит, что у тебя «купа времени», чтобы обслуживать её брата. Это, она указала на счёт, простые последствия ваших решений.

Кирилл покраснел.
Я не буду платить! Ни копейки! И за ваш безумный отель!

Хорошо, просто ответила Нина. Я и не сомневалась. Тогда я продаю дачу.

Это удар под дых. Дача, на которую они уже планировали шашлыки, баню, отдых с друзьями. Их дача. Место, куда они приезжали отдыхать, пока мама всё лето поливала грядки и красила забор.

Ты не имеешь права! воскликнула Олеся, забыв о миротворчестве. Это и наша тоже! Мы всё детство там провели!

Документы у меня, пожала плечами Нина. А детство, Оленька, закончилось.

Вырученных денег хватило, чтобы покрыть расходы, компенсировать моральный ущерб и, возможно, полететь в Испанию. Зинаида говорила, там прекрасно.

Они смотрели на неё, как на чужую. Перед ними стояла не их тихая, покорная мама, а женщина со стальным стержнем, о существовании которого они и не подозревали. Жена, которой больше не страшны их гнев, манипуляции и обиды.

В комнате впервые воцарилось напряжённое молчание. Это было осознание поражения.

Через неделю Кирилл перевёл ей на карту всю сумму до копейки. Ни извинений, ни звонков больше не последовало.

Нина не стала ждать. Она достала из старой антресоли почти новую сумку, позвонила Зинаиде.
Зиночка, привет. У тебя ещё место на фламенко?

Оцените статью
В 65 лет я осознала, что самое страшное — не остаться одной, а умолять своих детей позвонить, понимая, что ты для них тяжёлое бремя.
Un homme a refusé d’épouser sa petite amie enceinte. Sa mère l’a soutenu, mais son père a pris la défense du bébé à naître.