**Не уходи: история одного мальчика и одной ошибки**
— Артём, не уходи! — сквозь слёзы кричала мать. — Прости меня… только не бросай нас…
Но отец уже собрал свой нехитрый скарб и, не оглядываясь, шагал к двери.
Я застыл в проходе между коридором и залой, словно живая преграда. Мне было двенадцать, и я свято верил, что если просто встану на его пути, не дам уйти, всё вернётся. Всё будет как прежде. Мы ведь были хорошей семьёй, разве нет?
Мать с отцом часто смеялись вместе, понимали друг друга без слов, даже шутили в унисон. Да, отец много работал, приходил поздно и усталым, но в те редкие вечера, когда мы собирались все вместе, я чувствовал себя счастливым.
А потом — как гром среди ясного неба — измена. Мать увлеклась каким-то Кириллом с работы. Скандалы, крики, слёзы. И вот он — у порога.
— Пап, не уходи! — вырвалось у меня.
— Посторонись. — Голос его был чужим, жёстким, как у оперативников, которых я слышал только в его служебных разговорах.
— А я? — прошептал я, сжимая кулаки.
Он молча отодвинул меня. Будто стул. Будто пустое место. Вышел. Дверь захлопнулась. Всё кончено.
Мать рухнула на диван, закрыв лицо ладонями. Я смотрел на неё и чувствовал, как во мне что-то ломается.
Через две недели бросил её и Кирилл. А она осталась одна — с верным псом на привязи. Со мной.
Я стал поздно возвращаться, связался с теми, кого мать называла «отбросами». Кражи, драки, сигареты, водка. Нас с другом Васей поймали, когда пытались обчистить какого-то купца. У того оказалась охрана. Нас скрутили и сдали в участок.
Когда отец вошёл в камеру, я узнал его сразу. Лицо каменное, взгляд ледяной.
— Выходи. — бросил он.
— Иди к чёрту, — прошипел я.
Он выволок меня, затащил в кабинет и ударил. Дважды. Громко. По лицу.
— Сколько тебе лет, Мишка?
— Сам не помнишь? — я усмехнулся, вытирая кровь.
— Потому что ты мне не сын! — взорвался он. — На твою мать я женился, когда та была уже беременна. Думал, справимся. А она… — он выругался сквозь зубы.
Я остолбенел.
— Кто тогда мой отец?
Он протянул мне платок, поставил воду на стол и тяжело опустился на стул.
— Хрен его знает. Да и неважно. По бумагам — ты мой. Алименты плачу. Но если и дальше будешь так жить — откажусь. Пусть сажают. Мне-то что?
— А Вася?
— У него отец жив. Пусть вытаскивает.
Я сидел, уставившись в пол. Мне стало стыдно. Не за себя. За всех. За мать. За отца. За то, что мы потеряли… и за то, как я сам это теряю.
— Просто… мне больно. Я устал. Всё рухнуло. Не знал, куда себя деть.
— Это не оправдание. Либо берёшься за ум, учишься, либо — в зону. Малолетка — это ад, Мишка. Тебе туда не надо.
— Ладно. Попробую.
Когда я уже уходил, он крикнул вдогонку:
— И мать не вини. В разводе всегда виноваты двое. То, что я про неё ляпнул — забудь. Сгоряча.
— А вы… не помиритесь?
Он горько усмехнулся:
— Нет. Это уже история.
Я ушёл. И ушёл от той жизни, которая меня ждала.
Понадобились силы, чтобы порвать с прошлым. Васю отец вытащил, но тот сразу вернулся к прежнему. А я — нет. Поставил цель. Простил мать. Учёба, репетиторы, ночи за книгами.
И вот — подал документы в вузы МВД. Мать кричала:
— Это не жизнь! Посмотри на отца! Не жизнь!
А я смотрел. Помнил. И именно поэтому шёл туда.
Когда я получил лейтенантские погоны, приехал к отцу без предупреждения.
Он всё ещё был начальником отдела. Поседел. Постарел. Но глаза… те же.
— Здравия желаю. Лейтенант Воронов.
Он замер.
— Мишка?..
Мы говорили долго. О жизни, работе, даже о хоккее и политике. Он предлагал выпить, но я отказался. Мне нужно было просто быть рядом. Показать, что я смог. Что не сгинул в бездне.
Когда я встал, он поднялся следом.
— Не уходи. Давай ко мне. В отдел.
Я долго смотрел на него. Этот чужой и родной человек.
— Не уйду. Уходить я всегда успею.
Теперь мы работаем вместе. Он — мой начальник. Я — его подчинённый.
Но главное — он снова мой отец.
