В глухом селе на окраине бескрайней сибирской тайги, где ветра стонали, будто оплакивая чьи-то утраты, жил одинокий Иван Петрович Волков. В его просторной избе за ветхим бревенчатым забором царила тишина, изредка нарушаемая смехом двоих ребятишек — Арины и Данилы. Жизнь Ивана, механика на местной лесопилке, была нелёгкой: он в одиночку поднимал детей, неся на своих плечах все тяготы хозяйства. Частые поездки за деталями для машин отнимали время, и если бы не добрая соседка, бабка Пелагея, пришлось бы ему выбирать между хлебом насущным и судьбой детей.
Младшенькая Арина, хрупкая девочка с огромными серыми глазами, не говорила. Доктора лишь разводили руками, советуя подождать до семи лет, а если не заговорит — сдавать в спецприют. Арина не отходила от старшего брата Данилы, который, хоть и был всего на год взрослее, понимал её без слов. Их связь была крепче любой клятвы, и в детский сад они не ходили, боясь разлуки. Целыми днями они играли во дворе под присмотром верного стража — огромного пса по кличке Буран. Его лай гремел на всю деревню, заставляя дребезжать стёкла, а взгляд, полный свирепости, прогонял чужаков. Буран слушался только Ивана да Пелагею, но с детьми был другим — терпеливым, ласковым, позволял им всё: и в конуре сидеть, и на своей широкой спине кататься.
Иван не раз замечал, как Арина, прижавшись к мохнатому другу, что-то шептала ему на ухо. Буран внимательно слушал, будто понимал каждое слово, и отвечал то тихим повизгиванием, то тёплым прикосновением шершавого языка, от чего девочка заливалась смехом. В глубине души Иван верил: между его немой дочкой и псом была связь, которую не объяснить разумом.
Пелагея, добрая, но измученная годами, частенько вздыхала:
— Жену тебе надо, Ваня. Не потянешь один, да и я не вечная — ноги не ходят, кости ноют. Детям мать нужна, а дому — хозяйка.
Её слова, пропитанные вековой мудростью, звучали в голове у Ивана, но он лишь отмахивался, не веря, что кто-то сможет заменить мать его детей.
В канун Покрова в деревню заглянул старый приятель Ивана, Сергей. Просидели за самоваром до поздней ночи, вспоминая былые времена, а под утро Иван проводил друга до станции. По пути зашли в кабак, где за стойкой стояла Надежда — женщина с усталыми, но добрыми глазами. Её улыбка, тёплая и искренняя, тронула Ивана до глубины души. Так началась их история.
Надежда жила одна: приехала в село после гибели мужа, разбившегося в тайге. Детей у неё не было, и жизнь её текла тихо, будто ручеёк. Иван стал заходить в кабак чаще, а по вечерам провожал Надежду до её покосившейся избушки. Их встречи становились всё теплее, и вскоре Иван решился: позвал её в гости.
Она пришла с гостинцами — пряниками да конфетами. Весь день Надежда возилась с ребятишками, читала им сказки, рисовала смешные рожицы. Арина и Данила тянулись к ней, как к солнышку. Но Буран, верный страж, встретил гостью неласково. Его рычание, низкое и злобное, сопровождало каждый её шаг. Надежда, смутившись, протянула псу кусок сала, но тот лишь оскалился.
— Ничего, привыкнет, — пробормотал Иван, скрывая тревогу. — Он у нас к чужим строг.
К Новому году Надежда перебралась к Ивану. Они сыграли свадьбу, и она, оставив работу в кабаке, занялась хозяйством. Изба преобразилась: полы блестели, печь топилась вовремя, на столе всегда был свежий хлеб. Иван впервые за долгие годы почувствовал покой. Дети были под присмотром, дом в порядке, а сердце, казалось, оттаяло. Но Надежда, привыкшая к вольной жизни, начала тяготиться новым бытом. Чужие дети, вечно требующие внимания, раздражали её. Она тосковала по вечерам с подругами, по шумным застольям и беззаботным дням.
С каждым месяцем маска заботливой мачехи спадала. Надежда, злая и нетерпеливая, срывалась на детей. За малейшую провинность — громкий смех или разбросанные игрушки — она запирала их в тёмном чулане. Арина и Данила, дрожа от страха, сидели на холодном полу, не смея шелохнуться. Надежда строго запретила Даниле жаловаться отцу, грозя ещё худшей карой. Дети научились избегать её гнева, убегая во двор к Бурану. Только рядом с ним, под его тёплым боком, они чувствовали себя в безопасности. Пёс, ненавидя Надежду, рычал при её приближении, не давая подойти к детям.
Надежда жаловалась Ивану, требуя избавиться от Бурана. Но тот лишь хмурился:
— Не тронь пса. Он семье как родной. Держись от него подальше — и всё.
Отравить Бурана Надежда не решалась — боялась, что Иван догадается. Да и пёс, чуя подвох, отказывался от её угощений, скаля зубы и поднимая шерсть дыбом.
Когда Иван уезжал в командировки, дом наполнялся чужими голосами и смехом. Надежда звала гостей, стол ломился от закусок и водки, а гармошка гремела до утра. Дети, голодные и напуганные, прятались в конуре Бурана, прижимаясь к его тёплой шерсти. Высокий забор скрывал их от лишних глаз, а лай пса никого не удивлял — все привыкли к его грозному голосу.
Осенью тайга заалела брусникой. В одном из походов Надежда наткнулась на заброшенный прииск, где внизу ржавела старая вагонетка. Эта находка посеяла в её сердце страшный замысел.
В начале октября, когда мороз уже сковал землю, Иван уехал за деталями. Надежда, проводив мужа, разбудила детей, одела их в лёгкие платьица и повела в деревню. Она покупала им сладости, улыбалась соседям, играя роль заботливой матери. Дети, не привыкшие к такой ласке, радовались, не чуя подвоха. Но дома всё изменилось: Надежда заперла их в чулане. Данила плакал, просил хлеба и воды, но ответа не было. Так они просидели до темноты.
Ночью Надежда, хлебнув для храбрости, вывела детей из избыДети шли за ней, дрожа от холода, не зная, что ждёт их впереди, а Буран, сорвавшись с цепи, бежал сквозь тёмный лес, чуя беду, и в его глазах горела та же решимость, что и в ночь, когда он спас их впервые.
