Горькая исповедь: Моё сердце принадлежит невестке, а не сыну…
Меня зовут Галина Соколова, и живу я в старинном городке Торжок, где золотые купола церквей отражаются в водах тихой Тверцы. Сегодня решилась излить то, что годами тлело в душе, но не находило выхода. Может, станет легче, хоть на капельку.
Кажется безумием, но с каждым днём я всё сильнее привязываюсь к невестке и всё тяжелее переношу присутствие собственного сына. Он не плохой муж, не плохой отец, но стоит ему обнять Люду, как во мне вскипает непонятная злость.
Всё изменилось, когда на свет появился внук Ваня. Сергей, мой сын, был тогда в длительной командировке в Питере, и мне довелось первой принять малыша на руки, ухаживать за Людой в те трудные дни после роддома. Она была хрупкой, как тростинка, а я, словно вернулась в молодость — знала каждое движение, каждый шаг. Мы с ней и Ваней стали одним целым — тихий островок тепла и заботы, где я вновь почувствовала себя нужной. Но когда вернулся Сергей, вместо радости я ощутила лишь раздражение. Наш уютный мир рухнул. Видеть, как он берёт на руки сына, целует Люду, было невыносимо — хотелось встать между ними, оттолкнуть его.
Я делала всё, чтобы он реже бывал дома. «Съезди на рынок за свежим твором», «Отнеси бабушкину шубу в чистку», «Найди в аптеке именно эти капли». Любой повод был хорош, лишь бы он ушёл. До сих пор, когда его машина исчезает за поворотом, я вдыхаю полной грудью, будто избавившись от тяжкого груза. В такие утра я пеку Людины любимые сырники с вареньем и жду её появления. Когда она заходит на кухню с Ваней на руках, сердце замирает — словно перед иконой: так чисто, светло, по-родному.
Три года назад я похоронила мужа, год назад ушла с работы. Теперь вся моя жизнь — для них, для Люды и Вани. Они стали моим солнцем, моим смыслом. Я перестала ходить на посиделки с соседками — зачем, если можно пройтись с Людой до парка, говорить о жизни, пока Ваня сладко сопит в коляске? Дома я с радостью беру на себя хлопоты — глажу, готовлю, убираю — лишь бы она отдохнула. Её «спасибо, мама» для меня дороже всех наград.
Но вечером, когда за дверью раздаётся Сергеев ключ, мир рушится. Давление подскакивает, в груди — ком. Он вылитый отец, которого я терпеть не могла: та же грубоватая походка, тот же смех, даже шарканье ногами. Когда он обнимает Люду, я стискиваю зубы, чтобы не закричать: «Оставь её!» Его присутствие — как нож в сердце.
Пожелав им спокойной ночи, я ухожу в свою комнату. Лежу без сна, прислушиваясь к шорохам за стеной. Это сводит с ума, но мысль о завтрашнем утре, когда я снова увижу Люду, успокаивает, как бальзам.
Иногда я спрашиваю себя: почему так? Почему сын, которого я растила, стал чужим, а невестка — родной? Может, в ней я нашла ту дочь, которой у меня не было, а в нём — отражение прошлого, от которого бежала?
Эта правда жжёт изнутри. Днём я — заботливая свекровь, ночью — одинокая женщина с разрывающимся сердцем. Никому не признаться — подумают, что тронулась умом. Люда — мой свет, Сергей — тень, закрывающая солнце. Как жить с этим дальше? Не знаю.
Но ясно одно: любовь не выбирает. Она приходит без спроса, и остаётся только нести этот крест… молча.
