Новый круг семьи
В сорок второй год Людмила переехала в чужую, уже сложившуюся жизнь, словно в квартиру, где мебель принадлежит прежним хозяевам. Всё вроде бы на своих местах, всё привычно удобно, но каждая полка будто требовала перестановки, а каждую занавеску лишь лёгкого дуновения.
Дом Андрея находился в старом микрорайоне: пятиэтажный панельный дом, облупленные двери подъезда, во дворе кособокие качели. Людмила впервые поднялась по этим лестницам ещё в статусе невесты, с букетом гортензий и тортом в коробке. Тогда всё казалось ей слегка нереальным, словно она попала в сериал о чужой семье.
Сейчас она шла тем же путём уже с чемоданом на колёсиках и пакетом кастрюль. На площадке пахло жареным луком и стиральным порошком. Сердце билось чаще, чем после подъёма на четыре этажа.
Андрей распахнул дверь, улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой и принял её чемодан.
Ну что, хозяйка, добро пожаловать, сказал он, слегка смутившись от собственного слова.
За его спиной в коридоре мелькнул худой подросток в наушниках и женщина в вязаном жилете поверх платья. Женщина вытерла руки полотенцем и подошла ближе.
Людочка, проходи, сказала она. Я щи сварила. Тебе же щи можно?
Это была Галина Петровна, мать Андрея. Ей было под семьдесят, но она держалась бодро, спина прямой, будто её всё ещё вела учительница начальных классов.
Подросток нехотя снял один наушник.
Это Данил, напомнил Андрей. Данила, поздоровайся.
Здравствуйте, буркнул тот и снова натянул наушник.
Людмила ощутила лёгкую неловкость в груди, улыбнулась Даниле, хотя тот уже отвернулся к телефону.
Я в прихожей полку освободила, сказала Галина Петровна. И в шкафу в комнате Андрея снизу есть место. Своё пока не привезла?
Пока нет, ответила Людмила. Только самое нужное.
Она поставила сумку у стены и осмотрелась. Коридор был узок, с ковриком в цветочек. На вешалке теснились куртки, шарфы, сумки. Кухню вела дверь с потертой ручкой. Из кухни доносился аромат щей и свежего хлеба.
Её собственная «двушка», оставленная бывшему мужу и дочери, всплыла в памяти: просторный вестибюль, белые стены, аккуратная обувь по парам. Здесь всё было иначе теснее, громче, живее.
Андрей обнял её за плечи.
Пойдём, покажу комнату.
Комната, где они теперь должны были жить, была бывшей квартирой Галины Петровны. Узкая кровать у стены, шкаф, письменный стол с компьютером, на подоконнике фикус. На стене висели старые фотографии: Андрей с Данилой в летнем лагере, Галина Петровна на даче, ещё какието родственники.
Поменяем кровать, сказал он. Я привезу её на выходных с ребятами. Ты пока здесь обустраивайся.
Людмила кивнула. Ей хотелось одновременно разложить вещи и спрятаться под одеяло. В голове гулко отозвалось слово «хозяйка». Пока она чувствовала себя лишь гостьей.
Вечером они ужинали вчетвером. Стол был накрыт на кухне, где едва помещалось четыре стула. Галина Петровна суетилась у плиты, подливая щи, Андрей наливал компот из трёхлитровой банки, Данил, не снимая наушники, ковырялся в телефоне.
Данил, отложи, пожалуйста, мягко попросила Людмила. Давай поедим вместе.
Подросток бросил на неё взгляд, но телефон положил рядом с тарелкой.
Ну что, сказала Галина Петровна, теперь мы все одной семьёй. Нужно както договариваться. Я человек не вредный, но порядок люблю.
Людмила почувствовала, как напряглись плечи, улыбнулась.
Я тоже порядок люблю, ответила она. Давайте действительно договоримся.
Их новая жизнь начала раскрываться с мелочей. Утром Людмила вставала раньше всех, чтобы успеть на работу в бухгалтерию. На кухне она пыталась тихо заварить себе кофе, но каждый звук в крошечной квартире казался громким. В дверь кухни то и дело заглядывала Галина Петровна.
Где ты сахар ставишь? спрашивала она. У нас он всегда вот тут стоял.
Я просто поближе к себе подвинула, объясняла Людмила.
А я потом ищу. Ладно, договоримся, что сахар тут, соль тут, а чай вот тут.
Людмила кивала, чувствуя неловкость, будто поставила чашку не туда.
Данил по утрам вечно опаздывал в школу. Он мчался по коридору, задевая Людмилу, ронял рюкзак, матерился себе под нос.
Данил, поаккуратнее, говорила она. Тут тесно, можно и договориться, кто когда в ванную.
Я опаздываю, бросал он, захлопывая дверь.
Андрей уходил позже всех, работал в автосервисе. Он шутил, что дома у него вторая смена надо балансировать между мамой, сыном и женой.
Главное, не ругайтесь, говорил он, обуваясь. Я вас всех люблю, а разорваться не могу.
Первые недели Людмила старалась не обращать внимания на мелкие неудобства. Она говорила себе, что это адаптация, что у каждого свои привычки. Она мыла посуду, не дожидаясь, пока ктото ещё поест, складывала Данилову одежду в аккуратные стопки, вытирала крошки со стола.
Не трогай его вещи, однажды сказала Галина Петровна. Он сам разберётся. А то потом скажет, что ты в его комнате хозяинствуешь.
Я просто сложила футболки, удивилась Людмила. Они лежали на стуле.
У него там своя система, вздохнула свекровь. Подростки такие. Лучше лишний раз не трогать.
Людмила почувствовала себя неловко. Её порыв навести порядок вдруг оказался вторжением.
Со временем она заметила, что в этом доме у всех уже есть роли. Галина Петровна отвечала за кухню и порядок. Андрей за ремонт и финансы. Данил за настроение, от которого зависела общая «температура» в квартире. А её собственной роли, казалось, не было.
Она пыталась занять пространство мелочами. Купила новые кухонные полотенца, повесила на стену маленький календарь с морскими пейзажами, поставила на холодильник магнит с надписью «Жить вместе искусство». Но каждый раз сталкивалась с невидимой границей.
Полотенца хорошие, сказала Галина Петровна, но у нас они всегда вешаются вот тут, а не там. Я уже рукой нащупываю.
Людмила молча перегрузила их.
Вечерами, когда Андрей задерживался на работе, она оставалась на кухне с Галиною Петровной. Они пили чай, говорили о здоровье, ценах, новостях. Иногда разговор плавно переходил к семейным правилам.
Я своего Серёжу одна поднимала, любила повторять свекровь. Муж рано умер. Мне пришлось и за маму, и за папу. Поэтому я к порядку приучена. Без порядка семья разваливается.
Людмила слушала и думала о своём прошлом браке, где всё было внешне организовано, а внутри холодно. Там она тоже пыталась держать всё в руках, пока однажды не поняла, что держит лишь пустоту.
Теперь ей хотелось не власти, а уважения к её присутствию. Как это сформулировать, она пока не знала.
Напряжение росло незаметно, как вода в кастрюле на слабом огне. Каждое замечание Галины Петровны, каждый вздох Данила, каждая фраза Андрея «ну потерпите друг друга» добавляли градуса.
Однажды вечером Людмила вернулась с работы позже обычного. На улице шёл мелкий снег, на лестнице было сыро. Она мечтала лишь снять сапоги, переодеться в мягкие штаны и полчаса посидеть в тишине.
В квартире было шумно. На кухне гремела посуда, из комнаты Данила доносился грохот музыки. В их с Андреем комнате горел свет. Людмила заглянула и замерла у порога.
На кровати лежали аккуратные стопки её белья. Рядом стояла Галина Петровна, в руках открытый ящик комода.
О, пришла, сказала она. Я тут порядок навела. А то всё было вперемешку.
Людмила почувствовала, как внутри чтото сжалось. Её собственные вещи, её маленькая территория и чужие руки в ящике.
Зачем вы трогали мои вещи? спросила она ровным тоном.
Так удобнее, ответила свекровь. Я же подобрую. Тут твоё бельё, тут футболки, тут носки. А то всё навалом, не найдёшь.
Я сама разберусь, сказала Людмила, голос её стал твёрже. Это мои вещи.
Галина Петровна нахмурилась.
Ты что, обиделась? Я же помочь хотела. В этом доме я всю жизнь порядок поддерживаю. Привычка.
Но теперь я тоже живу здесь, сказала Людмила. И хочу, чтобы мои вещи трогали только с моего согласия.
В коридоре появился Андрей, снимая куртку на ходу.
Что случилось? спросил он, оглядывая их.
Ничего, быстро ответила Галина Петровна. Я тут Людмиле вещи разложила, а она недовольна.
Людмила почувствовала, как в горле поднимается ком. Ей захотелось уйти, захлопнуть за собой дверь, спрятаться. Но уйти было некуда.
Я просто начала она и осеклась. Я хочу, чтобы у меня было хоть какоето личное пространство.
Андрей устало провёл рукой по лицу.
Мам, ты могла бы спросить, сказал он. Свете непривычно.
А мне значит, привычно? вспыхнула Галина Петровна. Я живу здесь всю жизнь, а теперь мне в собственный дом по разрешению заходить? Я что, чужая?
Данил высунулся из комнаты, сняв один наушник.
Опять скандал? буркнул он. Класс.
Людмила поняла, что сейчас либо скажет всё, либо потом уже не решится. Сердце колотилось, ладони вспотели.
Я не считаю вас чужой, сказала она, глядя на свекровь. И я уважаю, что это ваш дом. Но я тоже здесь живу. Мне важно, чтобы у меня был угол, где никто без спроса не полезет.
Угол? переспросила Галина Петровна. Ты что, в углу жить собралась? Комнатато Серёжи вообщето.
Комната теперь наша, вмешался Андрей. Моя и Людмина.
Он говорил спокойно, но Людмила почувствовала, как он напрягся.
А моя где? подняла брови Галина Петровна. На кухне, что ли?
В воздухе повисла тяжёлая пауза. Людмила вдруг увидела две стороны: старую женщину, боящуюся потерять своё место, и себя, боящуюся не обрести своё. Два страха столкнулись в узком коридоре.
Никто не выгоняет вас на кухню, тихо сказала она. Но я правда прошу: мои вещи в нашей комнате только мои. Если чтото переставлять или убирать, давайте просто говорить.
А если я захочу внука в школу собрать и его вещи сложить, тоже спрашивать? не унималась свекровь.
Его это его, ответила Людмила, чувствуя, как усталость смешивается с раздражением. Я говорю только о своих.
Данил фыркнул.
А мои вообще не трогайте, бросил он. Я сам.
Ты и так сам, отрезала Галина Петровна. У тебя в комнате прохода нет.
Андрей поднял руки.
Так, стоп. Давайте не будем сейчас устраивать собрание. Я голодный, с работы. Давайте поужинаем, а потом спокойно поговорим.
Но спокойно не получалось. За ужином каждый ел молча. Ложки звенели о тарелки. Данил вертел вилку, Галина Петровна демонстративно вздыхала, Андрей смотрел в тарелку, а Людмила чувствовала, как между ними растёт невидимая стена.
Ночью она долго не могла уснуть. Андрей уже спал рядом, а она лежала с открытыми глазами, думая, что, кажется, втянулась в уже написанную пьесу, где все роли давно распределены. Ей досталась роль лишнего персонажа, которого никто не заказывал.
На следующий день она задержалась на работе, под предлогом отчёта. В бухгалтерии было тихо, пахло бумагой и кофе. Коллеги разошлись, и она сидела одна, глядя на таблицы, которые расплывались перед глазами.
Ей хотелось позвонить подруге, выговориться. Но подруга жила в другом городе и знала лишь общие детали. Объяснить нюансы чужого дома по телефону было трудно.
Она набрала номер Андрея.
Как вы там? спросила она.
Нормально, ответил он. Мама ворчит, Данил делает уроки. Ты когда будешь?
Чуть позже. Мне надо подумать.
О чём? насторожился он.
Людмила помолчала.
О нас. О том, как нам всем тут жить.
Он вздохнул.
Люда, не накручивай. Всё утрясётся. Вы с мамой две хозяйки, вот и трётесь.
Её ударило слово «две хозяйки». Она почувствовала, что именно в этом и проблема. Хозяек две, а пространства мало.
Давай вечером поговорим втроём, предложила она. Без Данила.
Ладно, согласился он, но в голосе его прозвучала усталость.
Вечерний разговор стал кульминацией. Они собрались на кухне, когда Данил ушёл к другу. Чайник зашумел, но никто не наливал воду. На столе лежала чистая скатёрка, как на собрании.
Я начну, сказала Людмила. Мне тяжело это говорить, но иначе нельзя.
Галина Петровна сжала губы, Андрей опёрся локтями о стол.
Я понимаю, что пришла в ваш дом, продолжила Людмила. И я действительно благодарна, что вы меня приняли. Но я всё время чувствую себя гостьей. Как будто каждый мой шаг надо согласовывать.
А мне кажется, что ты хочешь всё под себя, перебила её свекровь. То полотенца переставишь, то Данилу замечания делаешь, то мне указываешь, что трогать, а что нет.
Я не хочу всё под себя, спокойно ответила Людмила, хоть внутри дрожало. Я хочу, чтобы у меня было своё.И когда последняя чашка была поставлена на стол, Людмила ощутила, что в этом доме нашёлся её уголок, где живут мир и взаимопонимание.
