Я поехал в тур на Россию с группой пенсионеров. Ожидал совсем скромного отдыха несколько дней осмотра достопримечательностей, пару снимков в альбом, сувениры для внуков. Хотел отдохнуть от будничной суеты и одиночества, которое за последние годы всё настойчивее нависало надо мной.
Думал, что Москва, СанктПетербург или Казань станут лишь пунктами в туристическом расписании. Но на Красной площади, у подножия Спасской башни, я встретил женщину, от которой вновь ощутил себя молодым.
Я стоял под аркой Кремля, поражённый грандиозностью сооружения. Гид рассказывал о царских временах, а я, погрузившись в мысли, почти не слышал его. Вдруг ктото рядом подколол: «Интересно, а боялись ли тогда крепостные летней жары, как мы сейчас?»
Я обернулся и увидел её высокий, со светлыми волосами, с улыбкой, в которой было чтото одновременно знакомое и новое. На ней была простая рубашка и панама от солнца, но взгляд её был таким, будто мы одни на всей площади.
Мы завели разговор. Оказалось, её зовут Василиса, она вдова, уже несколько лет на пенсии. Прибыла сама, потому что, как она сказала, «не хотелось больше ждать идеального момента, чтобы увидеть Москву».
Разговор шел лёгкий, полным смеха, будто мы знакомы всю жизнь. Под Кремлём мы вместе пили чай, обменивались впечатлениями, и я вдруг понял, что давно никто так внимательно меня не слушал.
Последующие дни отпуска изменились. Мы садились рядом в автобусе, обедали вместе, терялись в толпе туристов и находили друг друга взглядом. Было в этом чтото невинное, но одновременно захватывающее.
Вечерами, когда группа собиралась играть в карты или смотреть телевизор, мы стояли на балконе отеля, глядели на огни Москвы и говорили обо всём о детях, о прошлом, о том, как сердце снова бьётся быстрее обычного.
Я почувствовал себя словно подросток. Стал больше ухаживать за собой, краситься, даже чаще смеяться. Подруги из группы смотрели на меня с улыбкой одни с доброжелательностью, другие с лёгкой завистью. А я ощущал, как возвращаю часть себя, затёртую рутиной и одиночеством.
Но чем ближе к концу тура, тем настойчивее возникал вопрос: что дальше? Василиса жила в городе за сто километров от меня. У неё была своя жизнь, у меня своя. Нас связывала лишь эта неделя, яркая и оторванная от реальности. Достаточно ли этого, чтобы задуматься о чёмто большем?
В последний день мы прогулялись по Москве без группы. Сели на ступеньки у Храма Христа Спасителя, ели мороженое и молчали. Затем она сказала: «Знаешь давно я не чувствовала себя так хорошо. Но боюсь, что когда вернёмся, всё растает. У тебя своя жизнь, у меня моя. Может, это просто отпускная иллюзия?»
Я не знал, что ответить. В душе шли две силы: желание верить, что это начало чегото настоящего, и страх, что всё это лишь мимолётное увлечение, которое гаснет с первым рейсом домой.
Мы расстались в аэропорту. Объятие было дольше, чем ожидалось, взгляд полон прощания и обещания. Мы обменялись номерами телефонов, но ни один из нас вслух не сказал: «Давай ещё встретимся».
Сегодня, вспоминая тот тур, я не знаю, как оценить его. Он был как сон яркий, красивый, но хрупкий. Может, Василиса была права, и всё это лишь иллюзия. А может, трусостью было бы не узнать, дала ли судьба мне второй шанс.
И я спрашиваю себя: стоит ли рисковать спокойной, упорядоченной жизнью ради чувства, пришедшего так неожиданно? Было ли это просто приключением под московским небом, или началом истории, которую я ещё не знаю? Потому что сердце бьётся быстрее при одной лишь мысли о ней, а разум шепчет, что это безумие.
Возможно, именно поэтому я рассказываю эту историю чтобы спросить у других: после пятидесяти, шестидесяти и даже позже, есть ли у человека право открыться новому? Сохранить воспоминание как красивый, безопасный сувенир или рискнуть и посмотреть, куда могут привести эти эмоции?
