Потеря.
Давным-давно, когда я еще был совсем молод, случилась в моей жизни та самая встреча, что определяет судьбу человека. Я до сих пор помню тот сентябрьский день, когда в коридоре старой школы на окраине Ярославля впервые увидел Ларису. Она держалась особняком, опускала длинные темные ресницы, пряча под ними глаза необыкновенного голубого цвета. Остальные девушки щебетали, смеялись, кто-то уговаривал одноклассников поделиться папиросой, а она тихо стояла у окна, будто бы ожидая чуда.
Ребята, у нас сегодня новенькая Лариса Стрельцова, представила её наша классная руководительница Анна Петровна.
На мгновение наши взгляды встретились, и с той самой секунды я, Роман Соколов, понял пропал. Потом мне пришлось немало потрудиться, чтобы растопить ледяную крепость недоверия Ларисы. Но к выпускному вечеру мы уже шли по школьному двору рука об руку. Так и пошли по жизни дальше вместе.
Годы уносили нас вперед. Мы окончили университет в Москве, устроились на работу: я инженером, Лариса врачом, сыграли свадьбу, расписывались в старом райотделе, а после сидели с друзьями за длинным столом, накрытым яркими салфетками и блюдом с пирогами. Все было как у людей.
В какой-то момент мы стали мечтать о ребенке, но время шло, а жизнь упрямо не дарила нам этого счастья. Мы прошли долгий путь: обследования, процедуры, даже копили деньги, откладывали каждую копейку, чтобы хватило на ЭКО. После многих неудач нам все же повезло. Лариса забеременела, и через девять месяцев родилась крошка Дарина.
Дарья, как мама, была светлоглазая и жизнерадостная. Казалось, что у нее улыбка Ларисы и тот самый взгляд, которым когда-то сразила меня наповал. Но счастье оказалось хрупким. Не прошло и полугода после рождения дочери, как Ларисе поставили страшный диагноз рак. Проклятая болезнь медленно, но неуклонно забирала ее у меня и у дочери. Что бы я ни делал, на что бы ни надеялся ничего не помогало.
Когда Дарине исполнилось пять, Ларисы не стало. Мир померк, в квартире стало пусто и холодно. Я не смог совладать с горем. Тоска и вина душили меня, и в какой-то момент я стал топить их в бутылке дешевой водки. Каждый раз, оглядываясь на Дашу, я злился на нее и на себя. В голове крутилась мысль: если бы не было этих попыток, если бы не решились на ЭКО… Я не хотел но порой сам себя ловил на злых и несправедливых мыслях.
Папа меня больше не любит, часто думала Дарина, пряча глаза и разглядывая свое отражение в мутном зеркале в коридоре, наверное, я во всём виновата…
Осень в Ярославле была промозглой. Однажды вечером, услышав грохот посуды и пьяное бормотание отца, Дарина, тихо схватив ветровку, выскользнула в подъезд. Она шла по слякоти, ветер сбивал с ног, люди торопились по своим делам, никто на нее не обращал внимания. Девочка брела по мокрым плиткам, стараясь унять голод и страх.
Неожиданно перед ней в нескольких шагах возник высокий человек в длинном пальто и шарахнулся за ней к парку. Она свернула у аллеи, и тот незнакомец ускорил шаг.
А дома я сидел напротив фотографии Ларисы, уставившись в синие глаза на снимке. В какой-то миг показалось, что в комнате кто-то есть. Я поднял глаза и увидел перед собой Ларису бледную, но улыбающуюся.
Ты не виноват, Рома, шепнула она, ты нужен нашей дочери. Она потеряла мать. Не дай ей потерять отца…
В парке мягкий свет старого фонаря освещал деревянную скамью, где Дарина устроилась дрожащей птичкой. К ней подошел тот мужчина.
Не бойся, малышка, я просто хочу помочь, негромко сказал он и протянул руку, Петр Алексеевич…
Дарина неопределенно всхлипнула и посмотрела на него. Казалось, его голос убаюкивал, упрятывал тревогу куда-то далеко.
Тем временем во мне что-то надломилось. Услышав слова Ларисы, я, не думая, выскочил в подъезд и побежал в сторону парка: сердце готово было выскочить из груди.
Пока я бежал, Петр Алексеевич уговаривал Дарину пройти с ним пообещал согреть чаем, угостить сладостями. Девочка нерешительно кивнула, а в этот момент из ее кармана выпал детский брелок ярко-розовый зайчик, который мы купили на Арбате.
Я заметил этот брелок на мокром тротуаре возле скамейки и тогда сердце моё окончательно сжалось. Вдалеке залаял пес, собакина хозяйка пыталась удержать огромного черного ротвейлера, а тот, рванувшись, сбил с ног мужчину, у которого на плече повисла Дарина.
Убери свою собаку! разозлился незнакомец.
Но я уже был совсем рядом. Отпусти мою дочь, мерзавец! закричал я, бросаясь на Петpa.
Собака, вырвавшись, впилась в руку негодяя. Схватка была яростной и короткой.
***
Дарина пришла в себя уже в стационаре. Врачи сказали, что в конфете, которую давал ей незнакомец, был снотворный порошок. Петра Алексеевича, избитого и искусанного, увезли в участке под конвоем: оказалось, у него в прошлом были темные дела с детьми, и страшно подумать, что случилось бы с Дашей, если бы не ротвейлер.
Хозяйка пса, Елена Павловна, вечером рассказывала мне, что каким-то странным образом собака вдруг понеслась через парк, словно за знакомой тенью. Молодая женщина с ярко-синими глазами гладила Арчи и что-то прошептала ему на ухо и после этого пес будто не свой стал.
Дарина поправилась быстро. Я в тот же день выбросил все бутылки, поклялся себе больше ни капли, и, пожалуй, впервые за годы стал по-настоящему заботливым и внимательным отцом. Елена стала частым гостем в нашем доме а на старой фотографии она сразу узнала Ларису, но так и не решилась сказать об этом вслух.
На шестой день рождения Дарины в квартире снова звучал детский смех, а Роман встречал гостей комната украшена шарами, стол ломился от пирогов и ватрушек. Дарина, как маленькая принцесса, выскочила в зал в воздушном розовом платье, и тут раздался радостный лай:
Поздравляю, солнечная, улыбнулась Елена, у меня для тебя есть сюрприз.
В руках она держала кругленького щенка ротвейлера.
Это Арчи-младший. Теперь у тебя будет друг.
А легкий ветерок тронул лицо Дарины словно мамина рука гладит по щеке. Мне вдруг стало ясно: Лариса обрелa покой и ушлa туда, где нет ни боли, ни слёз. А у нас с дочерью всё только начинается.
