Привет, слушай, что было в воскресное утро. Я ещё лежала в кровати, завернувшись в плед, с планами на день: кофе, прогулка, может, после обеда фильм для детей. Телефон завибрировал на ночном столике, я схватила его на автопилоте как сотни раз раньше. «Алло?», прошептала я. Тишина на секунду, а потом мягкий, уверенный женский голос:
Доброе утро Я думала, это он.
Она не спросила, кто звонит, не бросилась в панике. Просто знала.
С кем вы хотели поговорить? спросила я, стараясь звучать спокойнее, чем внутри.
С Марком, ответила она, будто заказывает кофе. Он не ответил вчера вечером.
У меня сразу замёрзло. Вчера вечером Марк был «с ребятами», возвращался поздно, тихо, как будто не хотел будить дом. Она ничего больше не сказала, я тоже молчала. Положила трубку. Но тот тон тёплый, близкий, без стеснения оставил след, который не заметить.
Я встала, почти как сонная. На кухне кофемашина гудела, солнце просачивалось через жалюзи. Всё выглядело так же, но я смотрела иначе. Телефон лежал на столешнице. Открыв историю звонков, увидела: «Алёна 8 вызовов, 14 сообщений». Остановилась на одном, отправленном в 22:41: «Хорошо, что ты был. Спокойной ночи». Сердце пропустило удар.
Я обычно не разыгрываю сценки через смайлы и двойственные сообщения. Но это было не смайлик. Это был чейто уголок в его дне, может, уже не в один день.
Когда он вернулся с утренней пробежки, увидел меня с его телефоном в руке. Не оторвал взгляда.
Звонила, сказала я. Я ответила. Она не была удивлена.
Он вдохнул глубоко, как перед длительным погружением.
Я знаю, ответил. Должен был тебе сказать.
Скажи.
Мы встречаемся уже несколько месяцев. Ни о чём не планировал, но так случилось.
Эти три слова «так случилось» ударили меня, как снежный ком. Ведь «так случилось» звучит, как падение снега с крыши зимой, а не как чтото, длительное и осознанное.
Разговор был коротким. Я не хотела слушать длинные признания о пустоте, о том, что «жизнь нас разлучила». Всё это я слышала в чужих историях, в книгах, у подруг. Никогда не думала, что окажусь на другой стороне стола.
Переезжай, сказала я спокойно. Сегодня.
Он не возразил. Быстро собрал вещи, без драмы. На стуле оставил рубашку ту, в которой мы были на первой свадьбе. На мгновение захотела её выбросить, но оставила. Не для него. Для себя.
Первые дни были как прогулка по пустой квартире, где слышен только эхо собственных шагов. Дети задавали вопросы тихо, без давления. Друзья писали, звонили, предлагали «поговорить». А я заваривала чай, гуляла и пыталась привыкнуть к тишине, заменившей его вечернее щёлканье пульта и утреннее «сделай мне яичницу».
Через месяц позвонил домофон. Стоял в дверях в куртке, с той же неуклюжей сумкой через плечо, как в день, когда переехали. Смотрел на меня, будто не знал, можно ли войти.
Можно поговорить? спросил.
Сели на кухню. Пахло свежим хлебом, как в воскресные утра. Он сказал, что закончил прошлые отношения, что «понял, что потерял», что «нуждается во времени, чтобы восстановить доверие». Я слушала, чувствуя, как внутри дрожит чтото не мягкость, не жалость, а память о многих совместных годах, дорогах, пересёкшихся так сильно, что их нельзя просто отрезать ножом.
Я тебя не прошу забыть, сказал он. Просто дай мне шанс вернуться. Начать всё заново.
Смотрела долго. Видела человека, который меня ранил, и того же, с кем строила каждый уголок этого дома. И вдруг поняла, что решение нелёгкое. Что измена не всегда заканчивается чёрнобелым. Что иногда жизнь не делит всё на «да» и «нет».
Я не ответила сразу. Сказала, что надо подумать. Он кивнул, медленно вышел, словно оставлял за собой не сумку, а чтото гораздо тяжёлое.
Вечером сижу за столом одна. На столе рядом с чашкой чая лежит листок от Алёны, рядом фото с отпуска десять лет назад, где Марк обнимает меня сзади, и мы оба улыбаемся в объектив.
Пока не знаю, что решу. Открою ли я дверь снова, или навсегда её закрою. Знаю лишь, что решение не будет принято в гневе или спешке. Если я позволю ему вернуться, то не как «тот, кто просит», а как того, кому я действительно ещё верю. А если нет то как женщины, не боящейся быть одной.
А может, стоило уже сегодня запереть эти двери навсегда? Или, наоборот, приоткрыть их? Честно, не знаю. }