Я лежу в палате больницы, а в голове крутятся мысли не о давлении и не о головокружении, а о моём старом друге Барсике.
А как же Барсик? слышу я, стоя в прихожей в халате, с пакетом в руке. Туман перед глазами, вялые ноги всё это мелочь по сравнению с мыслью, что он останется один.
Не переживай, я покормлю, отвечает соседка Ольга. Он у тебя послушный, умный. Миску наполнила и всё готово.
Я кивнула, зная, что она старается помочь. Но в душе защемило лёгкое беспокойство, ведь Барсик не просто собака. Он особенный.
Ему уже двенадцать лет, уважаемый возраст. Он пришёл ко мне, когда я только начала заново выстраивать жизнь после смерти мужа. Когда в квартире в Подмосковье стало пугающе тихо, даже чайник больше не издавал звуков. Когда меня больше никто не называл по имени.
Он был щенком пушистым комочком страха и надежды. Его бросили прежние хозяева, потому что он не вписался в их новую жизнь. А в моей жизни была пустота, и он стал её светом.
С тех пор мы неразлучны. Барсик стал моей тенью: ложится у двери, пока я сплю, наблюдает, как я принимаю душ, дремлет рядом, когда я читаю. Мы привыкли друг к другу, как дыхание к телу. Он знает мой голос, я его взгляд.
А сейчас больничные стенки, холодная койка, капельницы. Я думаю, что сегоднявчера пройдёт обследование, поставят уколы и отпустят меня.
Но врач за врачом качает головой, давление меняет, лекарства меняют. Я лежу, смотрю в потолок и только о Барсике.
Каждый вечер звоню Ольге. Она рассказывает, что Барсик сидит у двери, почти не ест, иногда тихо поскуливает, уходит, когда ктото рядом.
Может, скучает, говорит она. Но не бойся. Воды пьёт немного, а с едой беда.
Третий день Ольга сама набирает меня, тихо, будто стесняясь:
Алёна Он уже сутки ничего не ест. Ни сухой корм, ни мясо. Только смотрит на миску и отходит. Пьёт чутьчуть. Всё сидит у двери, как будто ждёт.
В груди сжимается не боль, а чувство вины.
Ольга включи ему громкую связь, пожалуйста.
Зачем?
Чтобы услышал. Может, поймёт.
Ольга делает, как я прошу, и я говорю, как мама, рассказывающая сказку на ночь:
Барсик слышишь? Это я. Моя мамочка. Я не ушла, я просто немного дальше. Но скоро вернусь. Держись. Пожалуйста, поешь. Ольга с тобой, она хорошая. Всё будет хорошо, мой мальчик.
Наступает длинная, напряжённая пауза.
Он подошёл, шепчет Ольга. Смотрит в телефон, уши прижал, хвост чуть дрогнул.
Слёзы текут по щекам. Я прижимаю телефон к лицу. Понимаю: Барсик не ест не из капризов, а потому что без меня как без сердца.
Так продолжается: я в палате, он у двери. Каждый утренний звонок, каждый вечерний разговор.
Держись, малыш. Я рядом, ещё чутьчуть.
На пятый день Ольга говорит:
Он поел. Немного. После твоего голоса. Сначала полежал у телефона, потом встал и подошёл к миске. Я даже не двигалась, боялась спугнуть.
Я снова плачу. В больнице это почти привычка.
Когда врач, наконец, объявил: «Можно домой», я чуть не разрыдалась от радости.
Я решаю не звонить, хочу сюрприз.
Поднимаюсь в подъезде к своей квартире в Москве, лестница скрипит, лифт сломался, поднимаюсь пешком на третий этаж. Сердце колотится, будто сейчас выпрыгнет.
Барсик лежит у двери, как говорили. Тощий, уставший, шерсть взъерошена.
Барсик шепчу я.
Он поднимает голову, смотрит, замирает.
Это я всё хорошо я дома.
Он встаёт, шатаясь, медленно подходит, тянется к моей руке, к плечу, к груди и завывает.
Не громко, не пугающе, а как будто плачет, сдержанно, собачьим голосом, спрашивая: «Ты действительно вернулась?»
Я опускаюсь на коврик, обнимаю его. Он прилег ко мне всем телом, прижался и не отпускает.
Двадцать минут сидим так, потом я открываю дверь он первым делом проверяет подстилку, осматривается и идёт к миске.
Всёвсё, понял! смеюсь я. Сейчас будет вкусняшка.
Бегаю по кухне с банкой корма, одной рукой открываю, другой держу листок с назначениями врача. Он ест медленно, аккуратно, будто боится, что я снова исчезну.
Ночью он спит рядом, прямо у меня под боком, а раньше всегда у двери. Теперь он не уходит ни в магазин, ни в туалет, ни за порог.
Он боится, я тоже.
Поэтому каждый раз, уходя, говорю:
Я скоро вернусь. Подожди.
Он, может, и не понимает слов, но знает одно я больше не исчезну.
