Женщина нависла надо мной, словно мрачная тень, и прошептала:
Вы не понимаете. Этот портрет для меня не просто дорог, он бесценен. Если ктонибудь его испортит или, не дай Бог, уничтожит, я умру.
Я ухмыльнулся, глядя на неё. Молодая, высокая, красивая, ей явно не больше сорока, хотя в паспорте сто лет шестьдесятдва. Природа будто подвела её к совершенству.
Почему вы не позвонили в милицию? спросил я, Наше агентство в основном занимается наблюдением за неверными супругами.
Портрет не обладает художественной или антикварной ценой, но для меня он всё, отрезала Евгения Петровна, бросаясь в кресло так, будто не собиралась уходить.
После минутного молчания она добавила:
Я плачу в тройном размере.
Я задумался. Дело было простым: отследить бывшую золовку, убедиться, что портрет у неё, и заставить вернуть его «похорошему». Но любопытство победило.
Почему он вам так дорог? спросил я.
Андрей Игорьевич, вздохнула Евгения, расскажу, даже если вам будет трудно поверить.
***
Сорок семь лет назад в небольшом посёлке под Курском.
Баба Зина, что нам делать? рыдала Катерина, закрыв лицо руками и отводя взгляд к ослабевшей на койке девочке Марье, та медленно угасала.
Ничего уже не могу, дорогая, прошептала старушка, зубы уже не держали звуки, слишком поздно, земля уже обнимает твою дочь.
Катерина вопила ещё громче, её руки терзали лицо. Баба Зина, зная её с детства, сжала губы от жалости.
Есть один способ, прошептала она.
Слушаю, Катерина уляпнулась, надеясь.
Нужно найти иконописца, который нарисует Христову икону, а за три ночи создаст полный портрет твоей дочери. Ты заплатишь ему одну тысячу рублей и принесёшь работу мне. Затем я продам портрет пятнадцати рублям тому, кто будет хранить его, как зеницу ока. Если портрет испортят или уничтожат, Марья умрёт. И помни: Марья никогда, ни при каких обстоятельствах не должна увидеть портрет и тем более прикасаться к нему!
Катерина последовала совету бабушки, отправилась в Иверскую лавку и наняла мастераикононаписца. Через три ночи портрет был готов, её передали бабе Зине, а она, как было задумано, отдала его своей сестре Полине Аркадиевне за пятнадцать рублей.
К удивлению всех, особенно врачей, Марья вскоре поправилась, а через несколько месяцев уже и вовсе забыла о болезни. Полина бережно хранила портрет в стеклянной рамке, а Марья выросла, вышла замуж, родила двух сыновей и работала учителем в школе.
***
Итак, улыбнулся я, при каких обстоятельствах вы узнали о краже?
Ох, Андрей Игорьевич, тяжело мне говорить! воскликнула Евгения, Ольга, безнравственная, нищая, бросилась от моего Стаса, внука не показывала. Ненавидела меня до такой степени, что решила отомстить: украла портрет, пробравшись в квартиру тёти Полины, которая уже страдала деменцией. Оля украла портрет и объявила, что теперь я делаю, что она скажет.
Евгения сжала губы, её глаза, прищуренные от злобы, бросали молнии. Я понял, что влёт между двумя женщинами не моё дело. Тройная оплата уже гарантирована, значит, пора возвращать полотно.
***
Слежка заняла считанные часы. Оля оказалась лёгкой, хрупкой девушкой с кудрявыми каштановыми волосами и огромными карими глазами. Она работала фельдшером и часто отсутствовала. Я мог бы взломать её дверь, но знание её характера говорило, что портрет она хранит не дома.
Разузнав, что Оля часто ездит к родителям за город, я решил применить давление. Пока я наблюдал, меня удивило отсутствие ребёнка тот, о котором уверяла Евгения, которую Оля скрывала от свекрови и бывшего мужа.
Дверь распахнулась, и крохотная, хрупкая фигурка появилась в дверном проёме. Я показал ей удостоверение частного детектива и сказал прямо в лицо:
Здравствуйте, Ольга. Я пришёл по поручению Евгении Петровны. Если вы добровольно отдадите её портрет, полиция ничего не узнает, и мы забудем об этом происшествии.
Ольга сначала удивилась, потом нахмурилась и произнесла:
Значит, эта старая стерва наняла детектива. Боится, да? Хорошо, я отдам вам портрет. Одна минута…
Она бросилась в дом, сняла связку ключей, подошла к столу и чтото сунула в карман. Я не увидел, что именно. Выскочив наружу, она кивнула, и я последовал за ней к старому сараю у забора. Открыв гниющий замок, она включила тусклую лампу, осветившую единственную полку, где среди пустых банок стоял портрет молодой Евгении Петровны.
В тот момент из дома выбежал пожилой мужчина:
Оля! Что тебе нужно от моей дочери? воскликнул он, глаза его вспыхнули голубым гневом, кулаки сжали.
Ты от этой старой ведьмы? пробормотал отец Ольги.
Да, папа. Успокойся. Он за портретом.
Ольга схватила молоток, разбила стекло и раскрыла полотно. Я успел лишь увидеть, как она достала канцелярский нож и несколькими резкими движениями стерла образ. Когда я бросился к ней и отнял нож, портрет уже был безнадёжно испорчен.
Зачем? закричал я.
Ольга оторвала меня и подняла подбородок:
Даже если легенда о нарисованной жизни выдумка, пусть хотя бы она помешает, гадина.
Почему ты так ненавидишь Евгению? спросил я.
Два года я в суде борюсь за своего сына, дрожала она, после развода со Стасом суд отдал ребёнка мне, но Стас, под влиянием мамы, заявил, что ребёнок принадлежит отцу, и утаил его. Полиция молчит, как будто он прав. А я? Я мать, два года не видела своего мальчика!
Я смотрел на изуродованный портрет, в котором, словно изнутри, бросал злой взгляд. Смердящая месть, но дело требовало завершения.
Мне жаль вас, сказал я тихо, но я должен вернуть портрет Марье.
Берите, крикнула Ольга, её худые плечи дрожали от рыданий. Я снял повреждённое полотно и поспешил к машине.
***
Подъехав к дому Евгении, я увидел у ворот скорую. Выскочив, я увидел, как двое врачей выносят из двора каталку под покрывалом. Молодой человек, сопровождающий их, подошёл, увидел меня и портрет в моих руках.
Значит, мать не выдумала всё это, прошептал он, вытирая слезу тыльной стороной ладони и бросив взгляд на испорченное полотно.
Вы Стас? спросил я.
Нет, я его брат, Борис, отрицательно кивнул он. Стас сейчас в другой стране с сыном. Когда это случилось?
Полчаса назад, ответил я.
Борис кивнул в сторону портрета.
Мать умерла полчаса назад от массивного инфаркта, сказал он, глядя на моё лицо.
***
Внезапно из дома выскочила хрупкая фигурка. Ольга, увидев мою машину в окне, бросилась к ней. Маленький мальчик, который до того молчал в заднем сиденье, оживился, открыл дверь и закричал:
Мама!
Он бросился к ней, обняв её, и исчез в её объятиях.
Я сидел, глупо улыбаясь, понимая, что это самая дорогая оплата за мою работу. Тройную выплату уже не требовалось.
