Алёна, ты же знаешь, им куда деваться в эти выходные, Андрей, словно бы вляпавшись в сон, заглянул в глаза жене, пытаясь охватить её плечи. Она отдернулась, будто ток ударил её, и, не сбавляя темпа, нарезала огурцы так, будто резала врагов в полночном бою.
Нож стучал по доске, будто сердце, отскакивающее в такт: туктуктук. Жёстко, безпрекословно.
Андрей, мы уже говорили об этом в апреле. Моя дача не курорт, не санаторий и не филиал лагеря. Я еду туда за тишиной, в гамак с книгой, под пионы, под жужжание шмелей. А не ради того, чтобы слушать, как твоя сестра Василиса возится с непослушными детьми, а твоя мать Галина Петровна учит меня полоть грядки, которых у меня, к слову, нет.
Андрей тяжело вздохнул, упершись в подоконник. За окном душный июль в Москве, асфальт плавится, и каждый нормальный человек мечтает скрыться в лесу.
Алёна, это же семья. У Василисы отпуск на неделю, денег на море не хватает, её брат Витя остался без премии. Дети в городе скучают. Дом огромный, всех туда вместится, они занятыми будут на втором этаже, ты их даже не увидишь.
Алёна отложила нож, повернулась к мужу. В глазах её светилась одновременно усталость и стальная решимость.
Дом огромный, потому что мой отец в течение десяти лет возводил его своими руками. Потому что я вкладываю в него каждую свою премию. Потому что я, а не ты и не твоя сестра, красила второй этаж прошлым летом в тридцатиградусную жару. И я помню ваш прошлый визит два года назад.
Андрей отвернулся.
Было пару недоразумений
Недоразумений? Алёна усмехнулась горько. Они сожгли мне газон, потому что Вите было лень идти к мангальной зоне, и он ставил мангал у крыльца. Твои племянники обрубили виноград и бросали его в кота соседки, изза чего мне пришлось краснеть перед тётей Валой. А твоя мама вывезла мои гортензии, приняв их за сорняки, и посадила вместо них укроп без спроса.
Мама хотела лучше, она человек старой закалки, для неё земля должна приносить пользу
Андрей, нет. Я еду одна. Я устала на работе, у меня был тяжёлый квартальный отчёт, мне нужен отдых. Пусть они снимут домик в турбазе, если хотят природу.
Ты эгоистка, Алёна, сказал Андрей, впервые в голосе прозвучали резкие нотки. Тебе жалко родных куска земли и крыши? Мама знала, что ты откажешь, уже собрала сумки.
Это уже шантаж. Пусть собирает их обратно.
Алёна вытерла руки тканью и вышла из кухни. Разговор, казалось, закончился. Она была уверена, что Андрей передаст её отказ, несколько дней пройдёт, и всё успокоится.
В пятницу вечером Алёна погрузила в багажник машины сыр, бутылку вина, маринованное мясо, фрукты и стопку журналов. Андрей сослался на срочную работу и сказал, что останется в городе. Алёна даже обрадовалась одиночные выходные казались раем.
Дорога до дачи заняла полтора часа. Как только машина свернула с трассы на гравийную дорогу, ведущую через сосновый бор, Алёна ощутила, как городской стресс ускользает. Воздух здесь был густой, ароматный, пахнущий хвоей и тёплой землёй.
Дача встретила её тишиной. Двухэтажный деревянный дом с просторной верандой, увитой девичьим виноградом, стоял в глубине ухоженного сада. Нет ни картошки, ни грядок, только ровный газон, цветники, альпийская горка и качели её личное царство.
Алёна разгрузила пакеты, налила себе лимонад и вышла на веранду. Солнце клонилось к закату, окрасив небо в персиковый цвет. Она закрыла глаза, погружаясь в мгновение.
Внезапно послышался грохот подъезжающей машины. Алёна открыла глаза и увидела тяжёлый, будто самосвал, звук. Минуту спустя у ворот остановился старый минивэн тёмносинего цвета. Двери с грохотом отлетели, и из салона, как горох из мешка, высыпались люди.
Сердце Алёны замерло. Она узнала этот «тренд».
Первым выскочил Витя, муж золовки, в растянутой майке и шортах. За ним бросились два мальчикаподростка, скандируя подетски. Затем, скрипя, пришла Галина Петровна с огромными сумками, а последней появилась Василиса, сестра Андрея, держа в руках маленькую собачку, которая лаяла скулой.
За рулём сидел Андрей.
Алёна медленно поставила стакан на стол. Руки дрожали. Она подошла к воротам, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость.
Сюрприз! воскликнула Василиса. Мы не дадим тебе скучать! Андрей говорит, ты устала и капризничаешь, но мы семья, поддерживаем друг друга!
Андрей вышел, избегая взгляда жены. На лице было и виноватое, и вызывающее, как будто он хотел сказать: «Не выгнать меня сейчас».
Алёна, открой ворота, чего стоишь? командным тоном крикнула Галина Петровна, поправляя панаму. Нам ещё мясо жарить, дети голодные, а комары у вас уже в деле.
Алёна стояла у калитки, не делая попыток открыть её.
Андрей, подойди, прошептала она тихо.
Муж нехотя подошёл.
Алёна, не начинай. Мы уже перед фактами, но мама плакала, Василиса просила. Я не мог отказать. Три дня, а в воскресенье уедем. Потерпи.
Я сказала «нет», прошептала Алёна. Я русским «нет» сказала.
Да ладно, Оля! Витя дергал ручку калитки. Открывай, хозяюшка! Я угля привёз, шашлык замутим, коньячок есть.
Алёна смотрела на эту болтовню, ощущая, как уже в её доме уже переезжают, топчут газон, планируют посадить петрушку.
Я не открою, громко заявила она.
Тишина повисла. Даже собака перестала лаем.
Что значит «не откроешь»? Василиса вцепилась в бока. Ты шутишь? Мы два часа в пробках тащились. Дети в туалет хотят, пить хотят. Андрей, скажи ей!
Алёна, прекрати цирк, Андрей покраснел. Это неприлично, перед мамой неудобно. Открой.
Нет. Это моя частная собственность. Я предупреждала, гостей не жду.
Марина! То есть, Алёна! Галина Петровна подошла к забору. Ты что себе позволяешь? Это дом моего сына! Он хозяин! А ты, если такая гордая, можешь сидеть в комнате. Мы тебя не тронем.
Этот дом оформлен на меня, земля на меня. Отец построил, Андрей не вложил ни копейки, кроме того, что покосил газон. Поэтому хозяин один я.
Смотри на неё! закричала свекровь. Андрюша, слышишь, как она с матерью разговаривает? Выгоняем нас с внуками на улицу!
Алёна, открой, я серьёзно, Андрей начал злиться. Иначе поссоримся.
Мы уже поссорились, Андрей. Когда ты пренебрег моей просьбой и притащил сюда этот табор.
Тетя Алёна, я писать хочу! захныкал младший ребёнок, дергая мать за юбку.
Видишь?! вопила Василиса. Ребёнок страдает! Ты фашистка! Пустите детей в туалет хотя бы!
Алёна знала эту уловку. Пустить в туалет они уже не уйдут, разложат вещи, начнут жарить мясо, а выгнать их можно будет лишь с полицией.
В километре от вас стоит заправка с хорошим туалетом и кафе. Разворачивайтесь и едьте.
Ну и стерва ты, сплюнул Витя. Андрюха, ты мужик или кто? Ломай калитку, это тоже твой дом, вы в браке!
Витя ухватился за верхнюю перекладину забора, пытаясь подтянуться. Забор высокий, из профлиста на кирпичных столбах, но замок обычный, врезной.
Попробуй, Алёна достала телефон. Вызываю охрану поселка, они будут через три минуты, плюс полицию за незаконное проникновение.
Ты вызовешь полицию на мужа? удивился Андрей.
На группу лиц, пытающихся взломать мой дом. Андрей, я не шучу. Увези их сейчас же.
Андрей смотрел на жену, не узнавая её. Где была мягкая, покладистая Алёна, терпевшая мамины нравоучения? Перед ним стояла чужая женщина с ледяными глазами.
Мам, поехали, пробормотал Андрей, опуская плечи.
Куда? возмутилась Галина Петровна. Я не сдвинусь! Буду стоять, пока у неё совесть не проснётся! Соседи! Люди! Смотрите, что делается! Родную мать не пускают на порог!
Она драматично схватилась за сердце и опёрлась о забор.
Галина Петровна, я уже видела этот спектакль, когда вы требовали прописать Василису в моей городской квартире, спокойно сказала Алёна. Охрану вызываю. Алло, Сергей Иванович? Да, 45й участок. У меня посторонние ломятся в ворота, угрожают взломом. Машина перегородила проезд. Пришлите наряд, пожалуйста.
Услышав про охрану, Витя отпрянул. В этом поселке охрана серьёзная, ЧОП, с которым шутки плохи.
Андрюха, поехали, ну её, больную, бросил он. Найдём место у реки, будем дикарями. Не будем унижаться перед этой королевой.
Я тебе этого не прощу, сказал Андрей, глядя в глаза через решетку калитки. Ты семью разрушаешь.
Семью разрушил ты, когда решил, что моё мнение можно игнорировать, отрезала Алёна, отвернувшись к дому.
За спиной слышались крики свекрови, вопли Василисы, плач детей и рычание мотора. Алёна шла к веранде, села в плетёное кресло, и только тогда почувствовала, как сердце колотится, а колени дрожат. Ей было страшно, обидно, больно, но в глубине проснулось новое чувство достоинство, которое она теперь смогла защитить.
Минивэн, буксовав на гравии, развёрнулся и уехал. Наступила тишина, лишь шмели жужжали в пионах, а вдалеке скулит собака.
Алёна просидела до темноты, выключив телефон после звонка охране, зажгла свечи, укуталась в плед и смотрела на звёзды. Одиночество было чистым, честным, лучше поддельного веселья в компании, которой ей не было места.
Утром её разбудил лёгкий стук в калитку. Алёна выглянула в окно второго этажа: у ворот стоял Андрей, один, без машины, в помятых одеждах, явно измотанный.
Алёна спустилась, накинула халат и вышла в сад, не спеша к калитке.
Алёна! позвал он. Открой, пожалуйста. Они уехали. Я отвёз их на вокзал, они в электричке к тёте в соседнюю область.
Алёна подошла к забору.
Почему ты не уехал?
Не могу. Алёна, прости. Я дурак. Хочет, чтобы всё было посвоему, мама давила, Василиса ныла Я оказался между двух огней.
Решил избавиться от меня, а не от них, констатировала Алёна.
Я был неправ. Вчера, когда ехали обратно Они тебя так облепили Мама требовала развода, чтобы забрать дачу. Витя орал, что надо было побить стекла. И я вдруг посмотрел на них и подумал: «Господи, это моя родня?» Я везу их в дом к жене, которая им даже слова не сказала, а они готовы её съесть за то, что защищает свои границы.
Андрей опустил голову, ковыряя носком кроссовка гравий.
Я высадил их на станции, дал деньги на билеты, сказал не возвращаться. Мама прокляла меня, сказала, что у неё больше нет сына.
Алёна молчала. Хочет верить, но обида слишком свежа.
И что теперь? спросила она.
Не знаю. Пусти меня домой, Алёна. Я шёл пешком пять километров от станции. Хочу быть с тобой, только с тобой. Обещаю, больше никаких сюрпризов, гостей без твоего согласия. Я понял, что ты моя семья, а они живут своими интересами, а я живу с тобой.
Алёна глядела на мужа, на его пыльные кроссовки, виноватые глаза, опущенные плечи. Она знала, что простить сразу не сможет, но увидела искренность. Возможно, впервые он пошёл против воли матери ради неё.
У тебя есть ключи? спросила она.
Есть. Но я ждал, пока ты разрешишь.
Алёна вздохнула.
Заходи, но помни, Андрей, это последний раз. Больше не будет. Мы разводимся.
Андрей дрожащими руками открыл замок, вошёл, не решаясь обнять жену, просто стоял рядом, вдыхая аромат сада.
Хочешь? спросила Алёна. У меня мясо маринованное.
Хочу. С вчерашнего обеда ничего не ел. Мама в дороге ела лишь свои пирожки, мне не предлагала.
Они прошли в дом. Выходные прошли странно, тихо. Мало говорили, каждый думал о своём. Андрей починил кран в бане, покосил газон, разжёг мангал, готовя идеальный ужин. Телефон оставил выключенным, хотя бы от звонков родственников.
В воскресенье вечером, перед отъездом, они сидели на веранде, допивая чай с мятой.
Знаешь, сказал Андрей, глядя на заходящее солнце, здесь действительно хорошо, когда тихо. Раньше я думал, что дача для шумных тусовок, а теперь понимаю,И в этом тихом вечернем сиянии они впервые почувствовали, что их совместная дорога только начинается.
