Нет у меня больше родних, сказал муж, крикнув вдруг, будто гром раскатился над столом.
Вон пошла! орёт Борис, и Марина содрогнулась. За шесть лет брака она никогда не слышала, чтобы он так вопил.
Ты что, сынок свекровь, Алла Викторовна, начала всхлипать, хватаясь за край стола.
Я тебе не сынок! схватил он её сумку и бросил её в коридор. Чтобы дух твой здесь не бесился!
В детской маленькая Варвара спала, раскинув ручки, как крошечная морская звезда. Марина поправляла одеяло, наслаждаясь тем, как тихо дышит её дочь. Сколько лет она мечтала об этом, сколько сил вложила, чтобы стать матерью.
Ночной шорох в прихожей объявил возвращение мужа с работы. Борис, уставший и заметно похудевший, снял обувь, будто хотел сразу же отрастить силы. Он пахал, как лошадь, раскладываясь в оплате кредитов, взятых на экстракорпоральное оплодотворение.
Спит? прошептал он.
Спит, поела и сразу уснула, ответила Марина.
Борис притянул её к себе, уткнувшись лицом в её шею. Он редко говорил о любви, но Марина знала, что он благодарен ей до одури за то, что она не ушла, за то, что не заменила его здоровым, за то, что сделала его счастливым.
В шестнадцать лет Борис перенёс «на ногах» свиную инфекцию, стыдясь признаться матери, что у него «там» опухло и болит. Когда он всё же сказал, уже было поздно осложнение почти полностью стерилизовало его.
Мать звонила, проговорил Борис, не разжимая руки.
И что хочет Алла Викторовна? спросила Марина, напрягаясь.
Едет к нам к обеду, говорит, пироги испекла, скучает, ответил он.
Бор, может, не надо? В прошлый раз она довела меня до истерики советами о спринцевании содой.
Маш, мать ведь Она хочет увидеть внука. Год прошёл, а она Видела Варвару лишь на фото. Всётаки бабушка.
Бабушка, горько усмехнулась Марина, которая считает нашу дочь «отхожей».
Год назад они удочерили Варвару, ведь в их крае очереди на здоровых новорождённых были так длинны, что можно было поседеть, ожидая. Помогли знакомые, конверт с пухлой суммой «на нужды отделения» и быстрая акушерка.
Девочка родилась юной шестнадцатилетней школьницей, перепуганной тем, что ребёнок мог бы разрушить её жизнь. Марина помнила тот день: крошечный сверток весом триста грамм, из которого выглядывали синие глазёнки.
Ладно, сказала она, пусть приезжает. Переживём. Но если она опять начнёт громко говорить
Не начнёт, пообещал Борис. Честно.
К обеду прибыла свекровь. Алла Викторовна, крупная и громогласная, вошла в квартиру, заполняя всё пространство своей силой.
Ой, батюшки! воскликнула она, ставя в прихожую клетчатую сумку. Путь был тяжёлый: в электричке духота, в метро давка. А вы чего так высоко забрались? Лифт гудит, трясётся, думала, богу душу отдам!
Здравствуй, мать, бросил Борис ей в щёку, беря тяжёлую сумку. Проходи, руки мои.
Алла сбросила пальто, обнажив красочное платье, которое обтягивало её мощную фигурку, и сразу уперлась взглядом в Марину, осмотрела её от головы до ног, как лошадь на ярмарке.
Здравствуйте, Алла Викторовна, улыбнулась Марина.
Привет, привет, сжала губы свекровь. Ты, Маришка, стала совсем прозрачной, кости торчат. Мужика за что держишь?
Борис ест как следует, отвечала Марина, чувствуя, как горяче от её щёк. Проходите к столу.
За столом Алла начала раздавать содержимое своей сумки: контейнеры с пирожками, банку солёных огурцов, кусок сала.
Ешьте, а то в вашем городе только химия, пластик жуёте, прокомментировала она, удобно опершись локтями о столешницу.
Расскажите, как живёте? Кредиты уже почти закрыты? спросила Марина, сжимая вилку.
Почти, мам, пробормотал Борис, накладывая себе салат. Не будем о деньгах.
Свекровь, не отрываясь от пирожка, начала рассказывать о погоде, о новорождённом ребёнке брата Кольки, о здоровье дочери Татьяны, о том, как её «порода» сильна и плодовита.
Это если кровь не портить, конечно заметила она.
Марина медленно положила вилку.
Алла Викторовна, мы уже сто раз обсуждали эту тему. У нас есть медицинские заключения, сказала она твёрдо.
Ой, брось! размахнула она. Бумажки эти врачи пишут, чтоб деньги собрать. Свинка Скажешь тоже! У нас полдеревни парней переболели свинкой, и у всех семеро по лавкам.
Мама! ударил Борис ладонью по столу. Хватит.
Алла Викторовна схватилась за сердце, как рыба, выброшенная на берег.
Не повышай голосу, я пятерых вырастила, жизнь знаю. Видела узкая она, таз детский. Откуда детям взяться? Пустоцвет.
Мы счастливы, мама, сказал Борис тихо. У нас есть дочь. Варвара.
Дочь фыркнула она. Покажи хоть.
Они пошли в детскую. Варвара проснулась, сидела в кроватке, перебирая пальцами плюшевого медвежонка. Увидев незнакомую тётю, она нахмурилась, но не заплакала, её характер оказался удивительно спокойным.
Алла подошла к кроватке, Марина встала рядом, готовая в любой момент выхватить ребёнка от свекрови ведь всё можно ожидать. Свекровь долго рассматривала девочку, щурилась, потом протянула руку, потрогала её пухлую щёку.
Ну и в кого такая? спросила она, недовольно. Глаза чёрные какието. У нас в роду все светлоглазые.
Глаза у неё синие, поправила Марина. Темносиние.
А нос? Как картошка. У тебя, Маришка, нос острый, у Бориса прямой. А тут отвернулась, будто испачкалась. Чужая кровь, она и есть чужая!
Вернувшись к столу, Борис налил себе воды, руки дрожали.
Мам, послушай, начал он, мягко. Мы любим Варвару. Она наша. По документам, по сердцу, по всему. И будем пробовать дальше. Врачи говорят, шансы есть, хоть и маленькие. Но даже если не получится, у нас уже есть семья.
Алла Викторовна сидела, поджав губы, ей, матери пятерых, было тяжело видеть, как её сын тратит жизнь на «чужое».
Дурак ты, Борис, выдохнула она наконец. Тебе тридцать пять, мужик в самом соку. А ты нянчишься с подкидышем.
Не смей её так называть! рявкнула Марина.
Как её называть? свекровь повернулась к ней всем корпусом. Принцессой? Ты, милочка, молчала бы. Сама родить не можешь, мужика с толку сбила. Купили, как котёнка на базаре!
Это наш ребёнок! возразила Марина.
Ребёнок это когда свой! Когда ночами не спишь, когда токсикоз, когда рождаешь в муках! А это она указала на детскую. Игра в дочкиматери, взяли готовенькое.
Гены то не топором вырубишь, продолжила она. Вырастут, покажут вам небо в алмазах. По рукам пойдёт! Как мать!
Марина увидела, как расширились зрачки Бориса. Он медленно встал, почти безмолвно.
Вон, сказал он тихо.
Алла Викторовна опешила.
Чего?
Вон пошла! крикнул Борис снова.
Марина содрогнулась: за шесть лет она никогда не слышала, чтобы он так кричал.
Ты что, сынок свекровь начала подниматься, хватаясь за край стола.
Я тебе не сынок! схватил он её сумку и бросил её в коридор. Чтобы дух твой здесь не бесился!
Она задыхалась, рука сжимала ткань платья, лицо меняло цвет от алого к землистосерому.
Борька прохрипела она. Жжёт Как жжёт
Тяжёлым, как мешок с зерном, она упала на бок, опрокинув стул, и грохот падения смешался с плачем ребёнка.
Машина (Марина) позвала скорую. Борис сидел на коленях рядом со свекровью, дрожащими руками расстёгивая её ворот.
Мам, ты чего? Дыши! просил он.
Алла Викторовна хрипела. Врачфельдшер, вбежав, крикнул:
Инфаркт. Обширный. Носилки! Быстро!
Когда дверь за врачами закрылась, Борис сел на пол в прихожей, прислонившись к стене, и смотрел на забытый матерью платок, лежащий на тумбочке.
Я её довёл? спросил он.
Марина села рядом, взяла его ледяную руку.
Нет, это она сама своей злобой.
Она мать, Марина.
Она хотела выкинуть нашу дочь, как бракованный товар. Борис, очнись! Ты защищал свою семью.
Телефон в кармане Бориса зазвонил через час: сестра Татьяна, брат Коля, но он не поднимал трубку. Затем пришло сообщение от тёти:
«Мать в реанимации. Врачи говорят, шансов мало. Довёл, и род? Пусто будет. Проклинаем тебя всей семьёй. Не приезжай».
Вот и всё. Нет у меня больше родных, пробормотал Борис.
Марина обняла его за плечи, чувствуя лёгкую дрожь.
Есть, твердо сказала она. У тебя есть я. Есть Варвара. Мы твоя родня. Настоящая, та, что не предаст.
Она встала, потянула его за руку.
Пойдем, Аню надо кормить. Она испугалась.
Вечером они сидели за кухонным столом, а Варвара, успокоившись, играла кубиками у их ног. Борис смотрел на дочь, будто видел её впервые.
Знаешь, сказал он вдруг, мать была права в одном.
В чём? напряглась Марина.
Гены пальцем не размажешь. Но гены это не только цвет глаз или форма носа. Это способность любить.
У матери пятеро детей, а любви в ней, как в камне. Может, я приёмный? Я ведь люблю Да, моя маленькая?
Он поднял её на руки, и девчушка схватила его за нос, рассмеявшись беззубым ртом.
Папа, чётко произнесла она.
Впервые после бесконечных «баба» и «мама». Борис замер, слёзы, сдержанные весь день, текли по щекам, падая на её розовый комбинезончик.
Папа, повторила она. Да, маленькая, я папа. И никому тебя не отдам.
Мать оправилась, но Борис с ней больше не разговаривает. Для родственников он стал врагом номер один. Марине стыдно говорить об этом вслух, но она рада, что так вышло: без вечных оскорблений и издевок жизнь стала легче.
Зачем им родственники? И без них хорошо. Я помню те дни, как будто они были вчера, и понимаю, что наша собственная родня это то, что действительно стоит.
