Ой, дедушка! Это же грузди? врезался в Савельича шустрый мальчишка. Его кличка была как нельзя кстати Юрка. Юркий, значит.
Да, устало пробормотал старик, тяжёлым вздохом отряхивая себя от радости ребёнка.
Грузди в их селе росли с древних времён, но старику было невыносимо тащить полную корзину, полную грибов. Поэтому он присел отдохнуть в той же старой, что и он сам, лавке у избы бабушки Галины. Как же она ему «бабушка», если он женился ещё до того, как Галина вышла замуж за своего Василия? Это же Юрика бабушка, а если бы её Лёша по деревням не крутил подол до сорока, то уже считалась бы прабабушкой. В её доме никого не было, а вдруг в прошлом году на её крыльце появился Лёша со всей семьёй. Страх охватил её! Галина вопила так, что соседи сначала подумали, что её режут, но всё обернулось радостью.
В это лето к деревне вновь подкатили горожане под августовским закатом. Юрка крутился с утра до вечера по просёлочным тропинкам. Что ещё ему делать, когда сверстников нет? Правильно докучать старикам. Сейчас Савельичу нужен был отдых, а потом скорее домой, где его жена Василиса переберёт грузди и замочит их, пока он растирает ноги на кровати. Но тут Юрка со своей пластиковой штуковиной подбежал к корзине и попросил:
Дай мне сфотографировать!
И что ты, чудочеловек, собираешься снимать? Фанеркой что ли? удивился старик, забыв про свои ноги.
Планшетом! гордо поднял над головой Юрка своё устройство.
Он сделал вид, будто важен, направил «штуку» на корзину, и тут же раздался щёлк фотоаппарата.
Смотри! Юрка показал назад «фанерку», и Иван Савельевич с удивлением увидел на ней изображение своей корзины.
Прекрасно! воскликнул старик, а Юрка, не давая ему времени, небрежно провёл пальцем по фотографии, и вместо груздей на доске появился Лёша.
Папа, заявил Юрка серьёзно, а Савельич, от неожиданности, бросил косой взгляд на свою корзину: «Что происходит? На фанерке была корзина, а теперь Лёша». Но грузди всё ещё лежали на месте
Юрка продолжал пальцем указывать:
Это мама, это наша дача это Мурка
Мурку Савельич знал: это не кот, а поросёнок. Снаха Галины вела его по улице на поводке. Савельич, как и все крестьяне, не понимал, зачем ей поводок, ведь котяра обычно лениво рыскал за хозяйкой, пока Пашкатракторист не прозрел:
А она его на лямке, как на тросу, тянет!
Дед Ваня, а можно я тебя сфотографирую? вдруг выкрикнул Юрка.
И что же? удивился старик.
Ты такой красивый: белая борода, руки крепкие, не как у папы Юрка запинался, подбирая слова, и выпалил: Как моя баба, только дед! он замолчал, а затем, пытаясь снять неловкость, торжественно добавил: Вот!
Савельич рассмеялся.
Не надо меня начал он, но остановился.
Он посмотрел мальчишку в глаза и спросил:
А тебе плёнка не жалко?
Какой плёнки? не понял паренёк.
Фотографической.
Юрка начал смеяться.
За эти пять минут, пока мальчишка объяснял, что плёнка не нужна, а любую фотографию мама распечатает на принтере, старик ощутил прилив сил для оставшегося пути. Но прежде чем подняться, он сказал:
Знаешь, Юрка приходи к нам через час. Сфотографируешь меня и Василису, ладно?
Договорились! радостно ответил мальчишка, а Савельич, скрипя, встал.
Он поднял тяжёлую, по меркам здорового мужчины, корзину и пошёл к дому. Сделав пару шагов, он обернулся и крикнул вслед убегающему Юрке:
Юрка, не забудь: через час!
Поймано! донеслось с соседней улицы.
Чёрт возьми вздохнул старик, направляясь к дому.
Вот, Василиса, пробормотал он, с трудом поставив корзину к крыльцу и опустившись на ступеньку. Ещё одну такую, и будем зимовать, как бояре: картошка да грузди Раз уж мяса нет
Савельич, проживший всю жизнь в деревне, не знал ничего, кроме колбасы, которую видел лишь в городе и лишь по большим праздникам, когда к столу приезжали гости. Не потому, что всё в магазине плохое, а потому, что муж живёт от собственного хозяйства и в еде ему чужого не требовалось лишь соль и перец. Он уже не мог взять в рот кусок магазинного мяса; каждый день до зари поднимался, а здоровье не позволяло гнаться за груздями.
И этого хватит, Ваня, с огурцами да помидорками. Уймись лучше, вздыхала жена, пытаясь поднять корзину.
Стой, дурочка! отозвался Савельич, но снова упал на ступеньку. Говорю, стой! в голосе старика прозвучали властные нотки, но они уступили место ласке. Сейчас не время про грузди. Пойди, причешись и надень любимый сарафан.
Ты что, старик? протянула Анна, хрипло «ойкнув». С ума сошёл, когда собрался свататься? Мы шестьдесят лет вместе!
Вот о чём я говорю, Савельич, медленно вставая, сказал. Нужно сфотографироваться.
Что?
Сфотографироваться, говорю, надо, повторил старик, морща лоб. Сейчас Юрка прибежит с аппаратом
Тебе надо, ты и фотографируйся, отмахнулась Анна и гордо ушла в хату.
Не глядя на корзину, Савельич принял строгий вид и пошёл за женой.
Анна, ты где? спросил он, входя в избу. Анна! Жены нигде не было.
Через несколько минут её нашли в маленьком уголке за печью, где она в молодости пряталась от него в ссорах. Анна сидела, опустив лицо в ладони, и беззвучно плакала. Слёзы, просочившись между сжатыми пальцами, капали на выцветший подол её платья.
Савельич открыл рот, но слова не вышли горло сдавило. Когда они в последний раз ругались? Двадцать лет назад? Два десятка лет он не видел её в этом месте; если и были ссоры, то не были столь горькими. И вот теперь, в пустоте
Анна лишь это слово, мягко произнёс он, и голос стал ещё нежнее. Анечка
Плечи Анны перестали дрожать; она подняла голову, глядя мокрыми от слёз глазами на мужа. Затем обняла его, положив голову на его плечо. Борода старика намокла от её слёз. Он почти всхлипнул, но Анна не дала ему возможности:
Расчеши бороду, пока я глажу тебе рубашку
Юрка прибежал полчаса раньше, но к этому моменту всё уже было готово. Старики сидели за столом, Савельич теребил бороду, переживая, не запутается ли ребёнок в своих штучках. Анна пыталась успокоить его, но вдруг хлопнула дверь в сени
Вечером, укладываясь спать, они поочерёдно рассматривали две фотографии. Одна маленькая чёрнобелая, где молодая рыжеволосая девушка держит огромный букет полевых цветов, положив голову на плечо крепкого парня в костюме; их лица светятся счастьем, а на кирпичной стене за ними вывеска из четырёх букв: ЗАГС.
Вторая большая и цветная. За столом сидит седая старушка, положив голову на плечо старика, а перед ними лежит роскошный букет садовых цветов, ярких как август. Лица их такие же радостные, как на первой фотографии.
Другие снимки у них тоже были, но только эти две показывали их вместе.
