На моем месте могла оказаться она

Ты просто невыносимая! Василиса бросила расческу на комод, и та отскочила, упав на пол. Смотри на неё святоша какая нашлась!

Лада отложила книгу и посмотрела на сестру спокойно.

Я лишь сказала, что не стоило врать маме. Всё.

Ага. Надо было сказать правду и выслушивать её нотации до утра? Спасибо, обойдусь.

Василиса схватила куртку с вешалки и рванула молнию так резко, что она застряла посередине. Пришлось дергать обратно, что лишь усилило её раздражение.

Куда ты? Лада приподнялась на диване.

Гулять. Подальше от твоей праведности.

Дверь за Василиской хлопнула с грохотом. Она выскочила на лестничную площадку, перепрыгивая через ступеньки.

Василиса шла по тротуару, руки в карманах куртки, глядя в витрины магазинов. Платье сорок тысяч рублей. Сумка семьдесят тысяч. Туфли, стоящие больше, чем её зарплата за три месяца. Кто же это покупает? Кто живёт, будто деньги растут на берёзах?

Почему не она?

Лада никогда её не понимала. Сестра довольствовалась малым, радовалась каждой мелочи, благодарила судьбу за крышу над головой и еду в холодильнике. Такая философия бесила Василиску до зубовного скрежета.

Она свернула в переулок, отрезая путь к набережной Москвы, и вдруг чтото блеснуло в лучах заходящего солнца. Василиса остановилась, пригляделась и сердце подпрыгнуло.

На асфальте лежал смартфон. Не какойнибудь дешёвый китаец, а настоящий флагман в золотистом корпусе. Округлые переулок пустовал, и она быстро подняла находку.

Экран засветился от прикосновения. Заблокирован, конечно, но какая разница? Такой телефон стоит почти сто тысяч рублей, а то и больше.

Василиса сунула добычу в внутренний карман куртки и ускорила шаг. Домой. Немедленно.

Лада удивлённо подняла брови, когда сестра влетела в комнату.

Что случилось? Забыла чтото?

Отстань.

Василиса заперлась в ванной и принялась внимательно разглядывать находку. Телефон выглядел новым, без единой царапины. Владелец явно не экономил на технике. Богатый, значит. Может, даже олигарх.

Она просидела в ванной минут двадцать, придумывая варианты. Продавать? Рискованно. Вернуть за вознаграждение? Лучше.

Звонок прозвенел, когда Василиса вернулась в комнату. Лада ушла на кухню помогать маме с ужином, так что никого не видел, как она вытащила чужой смартфон и уставилась на незнакомый номер.

Палец завис над кнопкой ответа. Секунда, две, три и Василиса всё же приняла звонок.

Алло? голос молодовежливый. Добрый вечер. Простите за беспокойство. Вы нашли телефон, так?

Василиса помедлила, быстро соображая.

Допустим, нашла. И что?

Я был бы очень благодарен, если бы вы его вернули. Это телефон моей мамы, там много важных контактов и фотографий…

Благодарность это красиво, перебила она. Только знаете, я бы предпочла чтото осязаемое Думаю, пятьдесят тысяч рублей будет справедливой наградой.

Пауза на том конце провода затянулась.

Пятьдесят тысяч? За то, что вы подняли телефон с земли?

За то, что я его не выбросила и не продала. Согласитесь, пока я добрая.

Послушайте, я готов заплатить разумное вознаграждение. Пять тысяч, например…

Пятьдесят. Или ищите свой телефон на барахолке.

Василиса повесила и улыбнулась собственному отражению в темном экране. Пусть мучается. Богатенькие всегда торгуются для вида, а потом платят сколько скажешь.

Следующие два дня превратились в затяжной торг. Незнакомец звонил, уговаривал, предлагал разные суммы двадцать, тридцать, даже сорок тысяч но Василиса стояла на своём. Пятьдесят, и ни копейкой меньше.

Хотя бы назовите, как вас зовут, попросил он.

Зачем? Деньги принесёте тогда и познакомимся.

Василиса развалилось на диване, закинув ноги на подлокотник, и даже не заметила, как в комнату вошла Лада.

Я же говорю пятьдесят тысяч. Нет, торговаться бесполезно. Вы, наверное, думаете, что я глупая? Хотите получить дорогую вещь за копейки? Не выйдет…

Что ты делаешь?!

Лада стояла в дверях.

Отвали, Василиса махнула рукой. Я занята.

Ты вымогаешь деньги?!

Я требую справедливое вознаграждение за найденный телефон!

Лада перебежала к дивану, выхватила смартфон из рук сестры так быстро, что Василиса не успела отреагировать.

Эй! Отдай!

Алло? Лада прижала телефон к уху, отбиваясь свободной рукой. Здравствуйте. Пожалуйста, простите мою сестру. Она она погорячилась. Я верну вам телефон бесплатно. Завтра, в парке Горького, у центрального фонтана в три часа. Да, простите за всё. До свидания.

Лада бросила вызов и сунула телефон в карман джинсов.

Ты! Василиса задыхалась от злости. Ты что творишь?!

Спасаю тебя от уголовки за вымогательство. Потом можешь и спасибо сказать.

Это были мои деньги! Ты! Овца тупая!

Весь вечер квартира гудела от скандала. Василиса кричала, что сестра лишила её законного заработка. Лада отвечала, что шантаж не заработок. Мать, Мария Ивановна, пыталась разобраться, и с каждой минутой становилась всё мрачнее.

Пятьдесят тысяч?! мать упёрла руки в бока, глядя на старшую из близнецов. Ты требовала пятьдесят тысяч за то, что просто подняла чужую вещь с земли?

А что такого? Кто потерял тот виноват. Должен был следить за своими вещами.

Лада. А ну посмотри мне в глаза.

Василиса нехотя подняла взгляд. Мария Ивановна смотрела без гнева, но с разочарованием, и это было хуже любого крика.

Я растила тебя не для того, чтобы ты наживалась на чужом несчастье. Человек потерял телефон, переживает, а ты Мне стыдно, Лада. Очень стыдно изза тебя.

Я просто хотела

Лёгких денег. Поняла. Иди к себе. Сегодня у меня нет сил разговаривать с тобой.

На следующий день Лада ушла после обеда и вернулась только к вечеру. Василиса демонстративно игнорировала сестру, отвернувшись к стене и делая вид, что спит. Но краем глаза заметила Лада выглядела какойто другой. Не расстроенной, а наоборот, с покрасневшими щеками и лёгкой улыбкой.

Странно. Очень странно.

Прошла неделя, потом вторая, и Василиса начала замечать перемены, от которых не уйти.

Лада стала чаще улыбаться. Не натянуто, а искренно, широко, будто внутри у неё включили секретный источник радости. Она долго стояла перед зеркалом, примеряя разные кофточки из их скромного гардероба. Глаза блестели, как у кота, нашедшего миску сметаны. А потом появились цветы.

Первый букет белые розы, около двадцати пяти, Лада принесла домой в среду вечером, поставила в вазу на кухне и ничего не объяснила.

Во вторник лилии. В пятницу орхидеи в изящном горшке.

К цветам добавились подарки: шелковый шарф, духи в флаконе с золотой крышкой, изящные серьги с кристаллами.

У тебя ктото появился, заявила Мария Ивановна за ужином, когда молчать уже нельзя было.

Лада опустила глаза и улыбнулась смущённо, счастливо.

Мам

Я вижу. Ты ходишь как во сне, напеваешь весь день, в зеркало смотришь каждые пять минут. Все эти подарки. Кто он?

Хороший человек. Правда, мам. Очень хороший.

Василиса ковыряла вилкой котлету, молча. Внутри росло чтото неприятное, колючее. Зависть? Нет. Просто несправедливо.

Я хочу с ним познакомиться, продолжила мать. Приведи его к нам в субботу. Устроим семейный ужин.

Мам, мы встречаемся всего месяц

Вот и прекрасно. Через месяц уже поймёте, серьёзно это или баловство. Жду вас в субботу.

Лада пыталась возражать, но Мария Ивановна умела настоять так, что спорить становилось бессмысленно.

В субботу мать пожарила котлеты, Лада сервировала стол, а Василиса сидела в углу дивана, листала ленту в телефоне, старательно изображая безразличие. Звонок в дверь раздался ровно в семь.

Лада открыла, и в комнате послышался мужской голос приятный, уверенный:

Добрый вечер. Эти цветы для вашей мамы.

Проходите, проходите. Мам, это Дмитрий!

Василиса подняла глаза от экрана и замерла.

В прихожую вошёл высокий темноволосый парень лет двадцати пяти. Дорогой пиджак, качественная обувь, на запястье часы, стоящие дороже, чем вся мебель в их квартире. Красивый, уверенный, с открытой улыбой.

Богатый. Это читалось в осанке, в манере двигаться, в том, как он протянул Марии Ивановне букет пионов размером с небольшой куст.

Очень приятно познакомиться. Лада много рассказывала о вас.

Взаимно! мать расцвела, принимая цветы. Проходите, ужин готов. Лада, поздоровайся!

Василиса поднялась с дивана, чувствуя себя неуклюжей и какойто блеклой рядом с этим Дмитрием.

Привет.

Здравствуйте, он улыбнулся, и в его глазах мелькнуло чтото знакомое. Рад познакомиться с сестрой Лады.

За столом разговор тек лёгко и непринуждённо. Дмитрий оказался обаятельным собеседником: рассказывал о работе в семейном бизнесе, расспрашивал Марию Ивановну о её молодости, смеялся над собственными шутками так заразительно, что даже Василиса пару раз невольно улыбнулась. А потом мать задала роковой вопрос:

Как вы с Ладой познакомились?

Лада и Дмитрий переглянулись.

Забавная история, сказал он, наклоняя ладонь Лады к себе. Моя мама потеряла телефон, дорогой, с кучей контактов и фото. Мы его искали, звонили И тут Лада предложила встретиться. Вернула телефон и отказалась от любой награды.

Василиса покраснела так, что уши запылали.

Мы проговорили у фонтана три часа, продолжила Лада, глядя на Дмитрия влюблёнными глазами. А потом он пригласил меня на кофе. И вот.

И вот, эхом отозвался Дмитрий, поднося её руку к губам.

Василиса молча смотрела в тарелку. Тот самый телефон, за который она требовала пятьдесят тысяч. Теперь он сидел за их столом, смотрел на Ладу, как на восьмое чудо света. Он был богат. Очень богат. А она могла бы могла бы

Мать попыталась переключить разговор, но Василиса уже не слышала. Она смотрела на сестру сияющую, счастливую и внутри росла чёрная дыра.

Это могла быть она. Должна была быть она

Последующие месяцы превратились для Василисы в сплошную пытку. Дмитрий приезжал всё чаще, заваливал Ладу подарками, возил её на выходные в СанктПетербург, в Казань, в Сочи. Лада расцветала день ото дня, а Василиса увядала от зависти.

Когда Дмитрий сделал предложение с кольцом, блестевшим так, что смотреть было больно Василиса едва сдержалась, чтобы не выбежать из комнаты

Потом была свадьба. Пышная, дорогая, с сотней гостей и рестораном, который Василиса раньше видела лишь на фотках в Интернете. Лада в платье, расшитом жемчугом, выглядела принцессой. Дмитрий рядом с ней принц, нашедший невесту благодаря честности. Благодаря тому, что Лада просто сделала то, что должна была сделать.

После свадьбы молодожёны отправились в кругосветное путешествие. Париж, Рим, Токио, Сидней открытки приходили из мест, о которых Василиса могла только мечтать

А она осталась в трёхкомнатной квартире с мамой, работой в магазине косметики и вечерами перед телевизором

Иногда ночью Лада лежала без сна и прокручивала в голове тот момент в переулке.

Что, если бы она поступила иначе? Что, если бы просто вернула телефон без требований? Стояла бы она сейчас рядом с Дмитрием? Дарил бы он ей цветы и украшения? Жила бы она в загородном доме и летала первым классом?

Но нет.

Она выбрала пятьдесят тысяч жалкие пятьдесят тысяч, которые так и не получила.

А Лада выбрала честность. И получила всё

Судьба, думала Василиса, имеет отвратительное чувство юмора

Она так и не смогла радоваться за сестру. Зависть грызла изнутри, отравляла каждый день. Но гдето в глубине души она понимала, что виноватаИ в конце концов она поняла, что истинное богатство это прощение и мир в душе.

Оцените статью
На моем месте могла оказаться она
Крошечная снежинка, упавшая на темное пальто, казалась единственным безмолвным свидетелем внутренней тревоги Кирилла. Он стоял на пороге родной квартиры, ощущая, как ледяной ветер подталкивает его к непростому разговору с матерью. Кирилл приехал один, без жены и её дочери, надеясь подобрать идеальные слова для просьбы: всего три дня, мама, всего семьдесят два часа, ведь оставить малыша больше некому, кроме тебя. Его голос звучал почти умоляюще, хотя он старался придать ему деловую твёрдость. Ирина Владимировна, женщина с суровыми, но красивыми чертами лица, молча двигалась по кухне, расставляя знакомую с детства керамику: чашку с позолотой, маленькую розетку для варенья. Она налила густой, чёрный кофе, аромат которого смешался с запахом свежей выпечки — запахом дома, уюта, но сегодня он не приносил покоя. Она всем сердцем желала, чтобы её взрослый, успешный сын позволял себе больше отдыха, но эта поездка была связана с Викой и той девочкой. Ей потребовалось немало душевных сил, чтобы принять выбор сына: неженатый, перспективный, с дипломом престижного вуза, он неожиданно связал жизнь с женщиной, у которой уже была пятилетняя дочь. В её мыслях, тихих и настойчивых, как осенний дождь, звучал упрёк: «Дожил до зрелого возраста, не спешил, и вдруг — первая встречная». Она винила себя, что упустила момент, не направляла, слишком доверяла его рассудительности. Если саму Вику, милую и старательную, она со временем приняла как часть семьи, то к маленькой Варе её сердце оставалось глухо. Она понимала, что ребёнок ни в чём не виноват, но каждый раз, видя эти большие, чужие глаза, чувствовала каменную стену, возведённую собственной душой. — Сынок, пойми, у меня не было опыта с внуками. Я просто не знаю, как правильно обращаться с такой маленькой девочкой, — сказала она, глядя в окно на падающий снег. — Мама, ну что ты! Ты всё умеешь, ты лучшая хозяйка на свете. Если бы её родная бабушка была ближе, мы бы, конечно, обратились к ней. Но она за тысячу вёрст отсюда… и больше тут у них никого нет. — А мои планы? Мои маленькие, но такие важные дела? Только появилось время вздохнуть свободно, как сразу навязывают чужую кровиночку, — вырвалось у неё с неожиданной горечью. — Хорошо, мама. Не буду настаивать. Пойду, — он развернулся, делая вид, что собирается уйти, хотя знал, что этот детский манёвр всё ещё работает. — Постой, куда собрался? — Ирина Владимировна надула губы, как в его детстве, и с притворной обидой сказала: — Привозите её завтра. Но только если она сама согласится остаться со старой ворчуньей. — Спасибо, родная! Уговорим, обязательно уговорим! На следующий день в прихожей стояла маленькая девочка в пухлой розовой куртке, с трудом расстёгивая непослушную молнию. Её мама, Вика, ловко помогла ей, а потом повернулась к Ирине Владимировне. — Огромное вам спасибо, Ирина Владимировна, мы так вам благодарны. — Она присела на уровень дочери. — Смотри, я положила в сумку твои любимые куклы, ту самую книжку с волшебными историями. Бабушка Ира обязательно тебе её почитает. Правда же, почитаете? — И почитаем, и в куклы поиграем, проходи, милая, не стой в дверях, — сказала хозяйка, стараясь, чтобы в голосе звучала теплота. Но девочка, поняв, что мама не снимает сапоги, тихо всхлипнула. — Солнышко, мы с дядей Кириллом вернёмся очень-очень скоро. Пройдёт всего три волшебных дня, и мы уже будем здесь. Привезём тебе самый красивый сувенир из гор. А ты будешь нас ждать, храбро, как настоящая принцесса? Девочка кивнула, прижимая к лицу игрушечного белого медвежонка, но в её глазах стояли слёзы. Дверь закрылась с тихим щелчком. Варя неподвижно смотрела на деревянную панель, сжимая в руках плюшевого друга. — А знаешь что? Пойдём, я покажу тебе одну чудесную шкатулку, — предложила Ирина Владимировна, беря ребёнка за холодную ладошку и ведя её в гостиную. Она разложила на диване привезённые игрушки. — Играй здесь, а я пока на кухне приготовлю для нас что-нибудь вкусненькое. — А я могу с вами? — тихо спросила девочка. — Нет, тебе тут будет интереснее. На кухне тесно, ты мне только помешаешь, — отрезала Ирина Владимировна и тут же мысленно ужаснулась своей резкости. Но ничего не могла с собой поделать: она смотрела на светловолосую девочку и видела живое воплощение своих несбывшихся надежд на «правильных» внуков. «Несправедливо, — мучилась она, — столько лет ждать продолжения рода и получить в награду чужого ребёнка». Варя иногда забегала на кухню, задавая свои бесконечные «почему» и «как». Ирина Владимировна отвечала сдержанно, односложно. «Лишь бы не расплакалась», — думала она, и это было единственное, что заставляло её поддерживать видимость диалога. Чувствуя невидимую стену, девочка вскоре замкнулась, уединившись с книжками и игрушками. Она тихо пересказывала картинки, пытаясь складывать буквы в слова. Ирина Владимировна старалась взять себя в руки, преодолеть внутреннее сопротивление. Она даже прочитала пару сказок, на следующий день вывела ребёнка на долгую прогулку в парк. Внешне всё шло хорошо, но на душе накапливался горький осадок. — А когда они вернутся? — раз за разом спрашивала Варя. — Послезавтра, солнышко, послезавтра. — И мы сразу поедем домой? — Конечно, домой. — А ты с нами? Ты приедешь к нам в гости? — вдруг спросила девочка, и её широко распахнутые, небесной чистоты глаза устремились прямо в душу взрослой женщины. — Я? Не знаю… Может быть. — Пожалуйста, приезжай! Я тебе весь свой кукольный домик покажу, всех жителей! — воскликнула она с такой искренней надеждой, что у Ирины Владимировны что-то кольнуло в груди. К вечеру второго дня ей стало немного легче. Она почти смирилась с ролью временной няни. Но вдруг знакомое, ненавистное давление сжало виски, потемнело в глазах. Давление подскочило, как бывало в последние годы от усталости и волнений. — Ты заболела? — раздался тревожный тоненький голосок. — Ох, только этого мне сейчас не хватало, — сквозь зубы пробормотала женщина, доставая из аптечки маленькую белую таблетку. — Ты должна прилечь, — с серьёзным, взрослым видом заявила девочка. — Если лягу, станет только хуже, лучше я тут в кресле посижу, — Ирина Владимировна с трудом устроилась полулёжа на диване в гостиной. Варя затихла. Она отложила в сторону громкие кубики, прикрыла книгу, стараясь не шелестеть страницами. Она сидела, не сводя с женщины тревожного взгляда, словно стояла на страже. Вдруг в прихожей резко и громко зазвонил звонок. Девочка вздрогнула и прошептала: — Это они! Вернулись! — Подожди, родная, они будут завтра. Это, наверное, почтальон или соседи, — медленно поднялась Ирина Владимировна и, держась за стены, пошла открывать. Она бы никогда не открыла дверь, если бы знала, кто стоит за ней. На пороге возвышалась соседка с верхнего этажа, Алевтина, чьё появление всегда предвещало бурю. Женщина с дерзким взглядом, известная своими шумными ночными посиделками, считала Ирину Владимировну и других соседей, осмелившихся делать ей замечания, своими личными врагами. — Это вы мне опять стучали в пол, Ирина Владимировна? — начала она без предисловий, с места в карьер. — А я, между прочим, спала без задней дупы, никого не трогала, и тут такой грохот! — Я не стучала, — тихо, но твёрдо ответила Ирина Владимировна, чувствуя, как боль в висках нарастает с новой силой. Она попыталась прикрыть дверь. — А нет, подождите! Кто же тогда? Я живу спокойно, а вы все ко мне с претензиями! — Голос Алевтины крепчал, набирая обороты, как разогретый мотор. — Я уже сказала — я не стучала. У нас тут всё тихо. Идите с миром. Но соседка, разозлённая прошлыми конфликтами, уже не могла остановиться. Она выплёскивала наружу все свои обиды и раздражение, накопленные за долгие недели. И вдруг в проёме между взрослыми женщинами появилась маленькая фигурка. Варя, сначала робко выглядывавшая из-за угла, смело подошла к самому порогу и, глядя на Алевтину, громко и чётко сказала: — Тише, пожалуйста! У тёти Иры очень сильно болит голова. Обе женщины замерли, поражённые. А девочка, с абсолютно серьёзным видом, подняла свой крошечный указательный пальчик и пригрозила соседке: — А если вы будете шуметь, то приедет дядя полицейский и… и поставит вас в угол! За непослушание! Ирина Владимировна, поражённая этим внезапным, отчаянным защитой, невольно улыбнулась. Улыбка, казалось, разгладила морщины на её лице. — Варенька, всё хорошо, тётя уже уходит. Иди в комнату. Но девочка не сдвинулась с места. Вместо этого она протянула руку и взяла ладонь Ирины Владимировны, крепко сжав её в своей маленькой тёплой ручке. Это был безмолвный жест поддержки, словно она говорила: «Я с тобой, я тебя защищу». Алевтина, ошеломлённая такой дерзостью, на секунду замолчала, глядя на девочку с явным удивлением. — Ну и ну… Такая малая, а уже старших учит! — Вот что, — внезапно выпрямившись и глядя на соседку твёрдым, ясным взглядом, сказала Ирина Владимировна, забыв о головной боли. — Она тебе не пигалица. Никто тебе не стучал. И ты иди и не пугай своим криком ребёнка. — И с этими словами она мягко, но неумолимо закрыла дверь. Ирина Владимировна повернулась к девочке, которая всё ещё сжимала её руку. — Ну что, испугалась, моя храбрая? — Нет. Потому что ты со мной. — Конечно, с тобой. Она больше не придёт. Странное дело, но вскоре после этого голова действительно перестала болеть. Ирина Владимировна ещё немного посидела на диване, обняв девочку за плечи, потом встала, ощущая необыкновенную лёгкость. — А знаешь что? Давай-ка испечём блинов. К приезду наших путешественников. Встретим их настоящим пиром! Ты любишь блины? — Очень-очень! А можно, я буду помогать? Научишь меня? — Конечно, научу! Давай вместе, — откликнулась женщина, и в её голосе прозвучала неподдельная нежность. Она вдруг с удивительной ясностью почувствовала, как в её остывшем сердце пробивается тонкий, но такой тёплый лучик. Эта крошка, эта «чужая» девочка, без раздумий встала на её защиту. Пусть её угроза была смешной и детской, но искренность, стоявшая за ней, была настоящей, чистой и бесценной. Они провели тот вечер в невероятной гармонии. Смешивая муку и молоко, Ирина Владимировна рассказывала секреты идеального теста, а Варя, стоя на табуретке, внимательно слушала, её глаза горели любопытством. Потом они устроились на диване, включили телевизор, и по дому разнеслись весёлые мелодии мультфильмов. Девочка незаметно приблизилась, потом прижалась головой к плечу женщины. Ирина Владимировна нежно обняла её, поправила прядь мягких, шелковистых волос и вдруг, внимательно всматриваясь, увидела в её лице знакомые, милые черты своей матери. И в этот миг её сердце, наконец, оттаяло. На душе стало тихо, уютно и светло, словно в комнату вошло долгожданное солнце. Вечерний звонок сына застал их в этой нежной идиллии. Они по очереди брали трубку, наперебой рассказывая, как всё прошло замечательно, как они скучали и как ждут встречи. После разговора они ещё долго сидели в объятиях в мягком свете настольной лампы, и Ирина Владимировна рассказывала сказку о далёкой снежной стране, где живут величественные белые медведи. А девочка, уже засыпая, крепче прижимала к груди свою самую верную игрушку — того самого белого медвежонка, который был немым свидетелем того, как в одной душе расцвёл настоящий, безусловный и прекрасный цветок любви. И вот уже много лет спустя, глядя на пожелтевшую фотографию, где они втроём — она, её сын и уже совсем взрослая, ставшая родной внучкой — смеются на фоне заснеженных гор, Ирина Владимировна понимала: самые дорогие подарки судьба часто преподносит в самой неожиданной упаковке, и настоящее родство измеряется не родной кровью, а теплом, которое две души способны подарить друг другу, согреваясь у одного общего очага.