Идеальный баланс
Татьяна Ивановна всегда считала себя женщиной практичной. Всю жизнь она трудилась бухгалтером, считала не только деньги, но и собственные поступки. Никаких лишних эмоций, никаких спонтанных решений. Даже развод с мужем двадцать лет назад прошёл без драмы просто подала бумаги, когда поняла, что он никогда не бросит пиво.
Единственное, что выводило её из режима, сын. Максим.
Он был полной противоположностью. В детстве мечтательный мальчишка, рисующий пиратов в тетрадях. В юности романтик, сочиняющий стихи в три часа ночи. А сейчас, в тридцать пять, он всё ещё ищет себя, будто застрял в бесконечном «бегстве от ответственности». Он меняет работу каждые парутрой месяцев.
Мам, ты не понимаешь, восклицал он, размахивая руками. Я не могу застрять в одной конторе тридцать лет, как ты!
А я не «застряла», холодно ответила она. Я построила карьеру.
Максим лишь закатил глаза. Каждый их разговор превращался в спор. Она упорная, расчётливая, с чётким планом. Он ветреный, живущий «здесь и сейчас».
Ты всё ещё живёшь со мной, потому что нет куда съехать! упрекала мать.
А я, зато, путешествую! отвечал он.
На какие деньги?
На те, что успею заработать, плюс то, что ты мне даёшь, ухмыльнулся он, а Татьяна Ивановна только сильнее нахмурилась.
Она пыталась его «исправить»: подбирала «нормальные» вакансии, водила к психологам, даже грозилась лишить наследства. Но Максим оставался Максимом беспечным, непрактичным и безнадёжно любимым.
И всё же, когда он приходил к ней с огненными глазами и новыми идеями, она ловила себя на мысли: «Боже, как же он похож на меня в молодости» ту самую молодость, которую сама зарыла под горами долгов и обязательств. И это бесило её больше всего.
Сегодня Максим влетел в квартиру, распахнув дверь так, что листы с расчётами полетели, как осенние листва. Татьяна Ивановна чуть не уронила чай, готовясь к глотку.
Мам! выдохнул он, запыхавшись, будто только что пробежал от Красной площади до Воробьёвых гор. Его глаза блестели, будто в них отражалось не солнце из окна, а чтото ярче.
Тётя Ивановна медленно поставила чашку на блюдце, прищурившись. Она помнила этот взгляд последний раз он был у неё, когда Максиму было шестнадцать, и он вбежал с новостью о поступлении в художественную школу.
Я встретил её, произнёс он, будто клятву дал.
Кого «её»? спросила мать, уже догадываясь, что опять услышит о новой «музой».
Ту самую, Максим провёл рукой по волосам, распутав их ещё сильнее. Его губы растянулись в улыбке, которую он явно сдерживал.
Татьяна Ивановна скрестила руки. Сцена уже повторялась третий раз за два года.
Опять какаято художница? спросила она, пытаясь звучать ровно. Или, не дай Бог, поэтесса? В прошлый раз ты меня уже утомил этими «творческими натурами».
Максим рассмеялся звонко, словно в детстве, когда она щекотала его перед сном.
Нет! воскликнул он, делая шаг вперёд. Она врач. Терапевт в нашей поликлинике.
Он произнёс это с такой гордостью, будто объявлял о премии. Татьяна Ивановна прищурилась, сняла очки и протёрла их краем фартука.
И что в ней столь особенного? спросила она, уже понимая, что на этот раз всё серьёзно.
Всё, прошептал Максим, и в этом единственном слове звучала благоговейная почтительность.
Он не смог объяснить всё теми словами, которые ждала мать. Не про диплом, не про должность, не про карьеру. Просто стоял в комнате, а лицо его светилось.
Вчера, начал он, когда я зашёл в кабинет за справкой для бассейна, она посмотрела на меня…
Он замолчал, губа дрожала.
И я понял: вот она.
Мам, а сегодня мы с ней встречались! В кафе у угла! продолжил он.
Татьяна Ивановна поставила чашку на стол.
Ну и как ваше «свидание»? спросила она.
Она Максим замолчал, не зная, с чего начать. Оказалась обычной, а всётаки необыкновенной.
Необыкновенной? мать подняла бровь. Что в ней такого?
Максим задумался, потом лицо осветило теплую улыбку.
С ней, мам, как с хорошим старым другом. Никакого напряжения, никаких игр. Мы просто болтали о всякой ерунде о том, как она ненавидит мандарины с косточками, а я не выношу мякоть в соке.
Он засмеялся, вспоминая:
В какойто момент я поймал себя, рассказывая ей про нашу старую дачу и про то, как в детстве боялся лягушек в пруду. И она не зевала, не уставилась в телефон действительно слушала.
Татьяна Ивановна улыбнулась:
Это редкость в наше время.
Самое странное, понизил голос Максим, что мне не пришлось придумывать, чем её впечатлить. Я был собой и этого оказалось достаточно.
Он начал расхаживать по кухне, жестикулируя:
А потом мы вышли из кафе, и ты не поверишь! Она предложила пройтись пешком, хотя уже стемнело и моросил дождь. Говорит: «Люблю запах мокрого асфальта».
Тётя Ивановна посмотрела на мокрые кроссовки у порога.
Так это откуда ноги мокрые? Думала, опять в лужу влез!
Мам, мы шли два часа! раскрыл руки Максим. Болтали, смеялись
Он замолчал, глядя в окна на струйки дождя.
И знаешь, что самое удивительное? Когда я проводил её до дома, она просто сказала «спасибо за прекрасный вечер» и ушла. Без «может быть», без игр.
Мать налила ему горячий чай:
Ну что ж, похоже, ты наконец нашёл женщину, стоящую твоих усилий. Только если простудишься под дождём, лечить тебя буду я, а не она. Понял?
Максим ухмыльнулся и потянулся за печеньем, но мать шлёпнула его по руке:
Сначала переоденься в сухое! И руки помой!
Он обиделся, но пошёл в ванную, вернулся в сухом свитере, вытерая руки полотенцем.
Мам, а можно я её в воскресенье к нам позову? спросил он, с надеждой глядя на мать.
Тётя Ивановна притворно нахмурилась:
Ну, раз ты такой решительный Только без официального приёма. Пусть придёт, как к себе домой.
Спасибо! Максим почти подпрыгнул от радости. Она любит простую домашнюю еду.
Ага, значит, уже обсудили гастрономические предпочтения, усмехнулась мать. Тогда приготовлю твой любимый яблочный пирог.
Ты лучшая! он порывисто обнял её.
Максим схватил печенье. На этот раз Татьяна Ивановна не остановила его.
Она наблюдала, как сын счастливо жует, и вдруг поймала себя на мысли, что давно не видела его таким настоящим.
Слушай, неожиданно спросила мама, как её зовут, твою врачиху?
Максим замер с печеньем на полпути к рту, глаза расширились:
Ой, мам, ты не поверишь Её зовут Алёна. Как тебя. Только она просит называть её Алёночкой.
Татьяна Ивановна застыла с чашкой в руках, брови поднялись.
Алёна? повторила она медленно. Ну что ж Судьба, наверное.
Так когда она придёт? В воскресенье днём? спросил он.
Да, если ты не против Максим заёрзал на стуле. Мам, ты не будешь её допрашивать про карьерные перспективы и банковские вклады, как в прошлый раз?
Тётя Ивановна фыркнула:
Да ладно тебе. Если она вытерпела твои мокрые носки и разговоры про лягушек, я хотя бы постараюсь вежливой быть.
Она достала блокнот с рецептами:
Только предупреди её, что я не готовила для гостей лет пять. Если пирог не удастся виноват будешь ты.
Максим ухмыльнулся:
Не переживай. Она любит, когда всё неидеально. Говорит, так люди живут.
Воскресное утро. К двенадцати на кухне уже стоял идеальный яблочный пирог румяная корочка, аромат корицы, аккуратные дольки яблок, выстроенные рядами. Татьяна Ивановна в накрахмаленном фартуке и с безупречной причёской накрывала стол.
Мам, да расслабься, помогал Максим ставить посуду.
Никаких «расслабься». Если уж делать то правильно.
В полвторого прозвонил звонок. Алёночка стояла в простом, но элегантном платье, с букетом хризантем и бутылкой хорошего вина.
Здравствуйте, Татьяна Ивановна. Спасибо за приглашение.
Заходите, кивнула хозяйка, оценивая аккуратный маникюр, отсутствие резкого парфюма и то, как гостья сразу сняла обувь.
За столом царила лёгкая, но тёплая беседа. Алёночка не задавала назойливых вопросов, не льстила, но и не сидела как мышка. Когда Татьяна Ивановна подала пирог, девушка отломила кусочек вилкой и попробовала.
Потрясающе, сказала искренне. Баланс кислого и сладкого идеален.
Спасибо, мать слегка смягчилась. Это старый семейный рецепт.
Чувствуется, улыбнулась Алёночка. С душой.
Максим сиял, как лампочка, но старался не вмешиваться.
После чая Алёночка неожиданно встала и начала убирать посуду.
Нетнет, что вы! Татьяна Ивановна сделала шаг вперёд.
Позвольте, я хотя бы помогу, мягко, но настойчиво сказала гостья.
Хозяйка подняла бровь, но не стала спорить.
Когда Алёночка ушла, Татьяна Ивановна, протирая уже и так безупречно чистый стол, коротко бросила:
Не дура.
Максим замер с чашкой в руках:
Это комплимент?
Это констатация факта, мать положила салфетку на место. Пригласи её ещё раз.
Повернувшись к окну, она незаметно улыбнулась.
«Ну вот и дождалась», подумала она, ощущая странное тепло в груди.
Не художница с претензиями, не ветреная поэтесса, а врач с твёрдыми руками и спокойным взглядом. Та, что не разыгрывала из себя гостя, а просто начала собирать посуду, как будто делала это сто раз.
«И пирог оценили по достоинству», с удовлетворением отметила себе Татьяна Ивановна.
Она украдкой взглянула на сына. Он держал ту же чашку, из которой пила Алёночка, и в его глазах светилось чтото новое не привычный задор, а тихая, глубокая радость.
«Повезло тебе, сынок», мысленно сказала она. «Наконецто». И вдруг осознала, что везение теперь и её. Ведь глядя на него, она больше не видела вечно ищущего мальчика, а взрослого человека, действительно счастливого.
