Микрофон, уд, тряска. Молчит, словно молитва. Я его поднял. Грязный и теплый комок меха.

Маленький, мокрый, дрожащий. Смотрел тихо, будто молился. Я поднял его. Серая, грязная, теплая шерсть обвивала крошечное тело. Он ничего не возражал, просто свернулся калачиком. Я шёл с работы, проходил мимо продуктового магазина на улице Пушкинской, и вот он лежал, будто ждал меня. «Только на пару дней», прошептал я жене. «Мать будет в ярости. Спрячем его в кладовую, там тепло».

Теща холодна, как утренний иней. Всё по расписанию: ужин в шесть, уборка в семь. Эмоций не должно быть. Она живёт с нами, а мне уже почти пятьдесят. Второй брак, без романтики, но с надеждой на тишину и взаимопонимание. Надежда добрая, светлая. Мать её как стена.

Я сделал для собачки уголок: старый плед, бутылку с горячей водой, миску. Кормил её с ладони, искал прикосновение, голос, тепло. С Надеждой мы наблюдали за ним втайне. Смеялись, как дети. Всё было прекрасно.

Пока теща не открыла дверь.
Что это за зоопарк?! воскликнула она, замерев.
Здесь нет приюта. Выгоняй его! Без собак! бросила она, даже не посмотрев.

Я вышел. Думал, что поговорим, что она успокоится. Но когда я вернулся его уже нет.
Где он? спросил я.
Я отнес его в мусорный контейнер. Откуда ты его взял? ответила она.

Не сказал ни слова, сел в машину и искал его часами. Нашёл под ящиком у рынка. Он дрожал, посмотрел на меня, узнал. Один рывок и он уже в моих руках. Но я не занёс его домой поехал к даче. Там той ночью мы провели вместе ночь: я спал на складном матрасе, он лежал у моих ног, мордая головой о ботинки. Спал, будто боялся проснуться.

С тех пор каждый выходной садили деревья, построили ему будку. Он рос, смотрел в глаза, ждал.

Позже Фёдоровна заболела. Врачи сказали свежий воздух, покой. Я отвёз её в дачу. Он вышел тихо, подошёл и села у её ног.
Кто это? спросила она.
Помните нашу собаку? Это он.
Ты меня ещё помнишь? спросила она, поглаживая его неуклюже, но не отодвигая. С тех пор они были вместе: она в кресле, он у её ног, слушал, а она говорила.

Сейчас, когда я прихожу, они оба сидят на веранде. Он укладывает голову у неё на колени. Она гладит его и улыбается. И тогда я понял: Фёдоровна не боялась собаку. Боялась оставить в доме чтото, что растопит лёд в её сердце.

А он вошёл и остался.

Что ты думаешь, можно ли простить человека, который когдато не дал шанса, а теперь сам нуждается в нём?

Оцените статью
Микрофон, уд, тряска. Молчит, словно молитва. Я его поднял. Грязный и теплый комок меха.
Nous ne voulons pas que tu sois présent à notre mariage» – m’ont dit mes enfants