Дневник, 12ноября, 2025г.
Ночь началась сразу после заката, когда в окнах дома уже мерцал тусклый свет фонарей на Петровке. Я, Алексей Иванов, сидел за столом в кухне своей квартиры на пятом этаже, подставляя ухо к стене, будто хотел услышать, как в старых железных трубах проскальзывает вода. Вдруг сверху послышался резкий удар, потом ещё один, а за ними тяжёлый грохот, скрип и шорох по линолеуму, будто ктото тащит ящик по полу.
Сначала я подумал, что это очередной ремонт, но в груди всё быстрее билось раздражённое ощущение. По коридору лишь доносилось гудение голоса соседки с пятого этажа, Татьяны Петровны, которая ругалась по телефону, а над головой слышались будто крики стройки.
Я посмотрел на часы: без двадцати одиннадцать. По правилам «тихого часа» в домах должно быть тише с одиннадцати, но мне уже хотелось схватить швабру и стукнуть в потолок, чтобы дать знать, что меня тоже слышат.
Я оставил чашку с гречкой, доел её и, не в силах более терпеть, включил свет. Кровать стояла у окна, за которым редкие машины пробегали по двору, их фары скользили по потолку. Я лёг, попытался открыть книгу, но глаза уже слипались. Погасил настольную лампу, но в полночь меня разбудил очередной удар, от которого дрогнул абажур.
Что это, пробормотал я, садясь на кровать.
Сверху послышалось глухое удары, затем странные быстрые звуки, будто ритмичное стучание пальцев по доске. Я посмотрел на телефон: ровно полночь. В голове всплыл голос участкового о «режиме тишины», но звонить в полицию я пока не собирался.
Утром, выбрасывая мусор в подвале, я ощутил знакомый аромат варёной капусты, а на лестничной площадке уже стояла открытая пакетная коробка. Дверь на шестом этаже хлопнула, и по ступенькам быстрыми шагами поскакали кроссовки.
Мимо меня прошёл парень лет двадцати пяти с рюкзаком, на шее наушники, в тёмной куртке, волосы торчали изпод шапки. Он кивнул, уже перепрыгивая через две ступеньки.
Молодой человек, окликнул я его.
Он остановился, обернулся. Лицо было бледное, глаза покраснели, но улыбка была вежливой.
Да? спросил я.
Вы на шестом этаже? уточнил я, прищурившись.
Да. Что вам нужно? ответил он.
Ночью у вас стучат? нашёл слова, слышно до пятого этажа.
Он смутился, поправил рюкзак.
Мы просто репетируем, стараемся не шуметь. сказал он. Но иногда громко.
В час ночи? поднял брови я.
Мы не каждый день, а только когда дедлайн. Я думал, никому не мешаем. молвил он.
Раздражение в груди зашквало. Я напомнил ему, что мне шестьдесят пять лет, давление часто поднимается, а постоянный грохот заставляет меня «прыгать» от боли.
Пожалуйста, будьте тише. Если будете громко, я вынужден буду вызвать участкового, предупредил я.
Он кивнул и поспешил вниз. Я посмотрел ему вслед, поморщился и вернулся в свою квартиру.
В течение дня шум был редким, лишь иногда доносились шаги сверху. Вечером я готовил суп, смотрел новости, разговаривал по телефону с соседкой Зинаидой, пожилой женщиной, которой, как я узнал, уже за семьдесят. Мы обсудили цены на лекарства и погоду, а шум оставили без комментариев, хотя внутри всё нервировало.
Ночью в половине первого снова началось. Сначала тихий топот, потом серия сильных ударов, будто ставят и переставляют тяжёлый стул, потом короткий звонкий звук, будто бьют по металлу.
Всё, пробормотал я в темноте.
Я включил настольную лампу, надел халат, встал на кухню, взял швабру и несколько раз сильно ударил по потолку. Шум наверху затих на секунду, затем возобновился, но уже тише.
Я лёг обратно, но сон не пришёл. В голове крутились мысли: «Молодёжь обнаглела, никого не уважает». Я вспомнил, как ещё в молодости соседи приходили друг к другу на чай, а теперь даже имён не знают.
Утром я написал листок из блокнота: «Уважаемые соседи с шестого этажа! Пожалуйста, соблюдайте тишину после 23:00. Невозможно спать от постоянного шума. С уважением, жильцы пятого этажа». Не подписываясь, я прикрепил его к двери подъезда скотчем.
Позднее, выходя в магазин, я обнаружил, что листок уже сорвали, оставив лишь полоски скотча. Я сжал губы, подумал: «Значит, война». Слово звучало громко, но ощущалось как захват чужой спокойной жизни.
Позже позвонила соседка с пятого, Татьяна Петровна.
Алексей, ты писал про шум? спросила она.
Да. Ты тоже слышишь? ответил я.
Я уже почти глухая, меня не так тревожит. Но внучка жалуется, что там долбят. Будь осторожнее, не связывайся с ними. Сейчас молодёжь нервная. предупредила она.
А что, терпеть? спросила я.
Попробуй опять поговорить, но почеловечески. Если нет можно жаловаться в управляющую компанию. посоветовала Татьяна.
Я повесил трубку, сел на диван, включил передачу о дачах. На экране люди копались в грядках, смеялись. Я вспомнил свою старую дачу, куда ездил с мужем, а теперь её продали, а меня осталась лишь эта двухкомнатная квартира и «война за тишину».
Вечером я вновь поднялся на шестой этаж. Дверь у соседей была новая, тёмная, с глазком и синей подсветкой звонка. Открыл её тот же молодой парень, в домашней футболке, с наушниками на шее, откуда пахло жареной картошкой.
Здравствуйте, поздоровался я, стараясь говорить ровно. Это опять я, снизу.
Здравствуйте, смутился он. Мы же вчера Я сказал ребятам, что поздно нельзя.
Вчера в час ночи у вас снова гремело, сказал я. Я не спал до двух.
Он вздохнул, откинулся к стене.
Понимаю. Нам действительно неудобно. Но у нас сейчас дедлайн. Мы должны доделать одну штуку. Мы днём работаем, а вечером получаем только время для репетиций. объяснил он.
«Дедлайн» меня не успокоил. Я представил себе громкие колонки и басы.
Вы делаете музыку ночью? усмехнулся я. А я спать должна, когда хочу?
Из квартиры раздался женский голос:
Антон, кто там?
Соседка снизу, ответил он. По поводу шума.
В коридоре появилась девушка в свитере, волосы завязаны наверх, в руках кружка.
Здравствуйте, сказала она. Мы действительно стараемся не шуметь. Всё в наушниках, только иногда барабаны, да. Мы подложили коврик.
Какой коврик? спросил я устало.
Специальный, чтобы не передавалось вибрацию, объяснил Антон. Я барабанщик. Мы пишем демо, хотим попасть на фестиваль. Это важно.
Я почувствовал, как внутри сдвигается чтото. «Барабанщик», «фестиваль» звучали дико, но в голосе парня не было наглости, лишь усталость и надежда.
Я шестьдесят пять лет, живу одна, у меня давление, сказал я тихо. Я не могу ночами прыгать от ваших ударов.
Девушка кивнула.
Мы понимаем. Давайте так: работаем до одиннадцати, потом всё. Сегодня вообще не будем. Договорились?
А вчера? спросил я.
Вчера мы увлеклись, не заметили время, признался Антон.
Я посмотрел на них. Они выглядели не как хулиганы, а как люди, стремящиеся к мечте. Всё равно мне было тяжело.
Согласуем: после десяти никаких ударов, ни одного. Если захотите, пойте шёпотом, но без громких стуков, сказал я, размахивая рукой.
Антон переглянулся с девушкой.
До десяти сказал он. Попробуем. Иногда нужны дватри дубля, если не успеем, всё сорвётся.
А если сорвётся, вы же не умрёте, сухо ответил я. А я, если давление подскочит, могу.
Тишина повисла в коридоре. Девушка опустила глаза.
Хорошо, сказал Антон. До десяти.
Я кивнул и спустился вниз. В груди было тяжело, будто я отнял у них чтото важное. Но я понял, что если не позабочусь о себе, никто не будет.
Несколько дней было спокойно: шум лишь до девяти, иногда до половины десятого. Я слышал глухой ритм, но терпел, глядя на часы. В десять всё стихало, и я ложился спать с облегчением.
Но в субботу вечером всё сорвалось. Без пятнадцати одиннадцать, сверху ударили так, что стакан с водой на тумбочке подпрыгнул. Затем серия ударов, потом звонкий щелчок, потом снова.
Я вскочил, сердце колотилось. Посмотрел на телефон. В голове прозвучал вопрос: «Звонить участковому?» Вместо этого я накинул халат и побежал по лестнице, не дожидаясь лифта.
На каждом пролёте я слышал, как в такт моим шагам наверху чтото гремит. На шестом я остановился, нажал звонок. Дверь открыли не сразу: сначала стих грохот, потом быстрые шаги, и в двери появился Антон, вспотевший, в майке, с палочками в руках, виновато смотрящий.
Мы ведь договаривались, сказал я, чувствуя ком в горле.
Я знаю, быстро ответил он. Простите. Сегодня к нам пришёл звукорежиссёр, нам нужно записать один раз. Мы без этого никак не обойдёмся.
Из комнаты доносился приглушённый ритм, будто ктото поставил между барабанами и стеной ткань. Слышались голоса, обрывки мелодии.
Один раз? спросил я. А если не успеете? Будет ещё один «один раз»?
Он провёл рукой по волосам.
Если не успеем, всё, признался он. У нас нет денег на ещё одну студию, и времени тоже нет.
Я посмотрел на него и вдруг ощутил не злость, а усталость. Вспомнил, как в прошлом году мой сын просил не выключать свет, готовясь к экзамену. Я ворчал, а он сидел, читаем, нервничая.
Сколько вам ещё нужно? спросил я.
Дватри часа максимум, ответил он.
Три часа ночью? качнул я головой. Нет, так нельзя.
Он замолчал. Высокий парень с наушниками подошёл ближе.
Антон, что происходит? спросил он.
Соседка снизу, ответил Антон. По шуму.
Парень подошёл к двери.
Мы постараемся быстрее, поставили ковёр, микрофоны в подушку. Там почти ничего не должно слышаться.
Мне слышно, тихо сказал я.
У Антона в глазах отразилась паника.
Мы можем вам чемто помочь? он слегка запинается. Может, по дому?
Помогите мне вернуть тишину, ответил я.
Он опустил взгляд.
Если не запишем сегодня, всё зря, прошептал он. Мы полгода работали, получили шанс. Если трек не будет готов, нас вычеркнут.
Слова «вычеркнут» резонировали со мной. Я вспомнил, как в молодости работал бухгалтером в небольшом научноисследовательском институте, мечтая попасть в крупную организацию, но резюме терялось среди сотен. Тогда я тоже говорил себе, что «никто меня не замечает».
Я стоял в дверях, слышал, как за спиной Антона ктото пытается сыграть гитару. Мелодия была тихой, но живой.
Вы сможете сделать так, чтобы до часа было? И без этих сильных ударов? спросил я медленно.
Антон вскинул голову.
До часа? Мы успеем. Я буду играть мягче, честно.
И это будет последний раз ночью, добавил я. После этого только днём и вечером до десяти.
Обещаю, сказал он быстро. Правда.
Внутри меня всё ещё боролись желания сказать «нет» и поставить точку. Но я понял, что для них эта ночь как защита диплома, один последний шанс. После него уже не будет повторения.
Ладно, согласился я. До часа.
Антон выдохнул, словно снял тяжёлый груз с плеч.
Спасибо вам огромное. Мы потом покажем, что получилось. Если захотите послушать.
Посмотрим, буркнул я и пошёл вниз.
Вернувшись в свою квартиру, я лёг, но свет не выключил. Сверху опять пошёл ритм, но действительно тише. Иногда резкий удар заставлял меня вздрогнуть, но потом звук становился ровнее, слышались обрывки голоса, ктото считал вслух, ктото ругался, когда ошибался.
К без пятнадцати часу всё затихЯ закрываю глаза, слушаю, как в квартире наконец воцарилась тишина, и понимаю, что мир продолжается, даже когда вокруг шумят чужие мечты.
