Ночь на грани
Наталья Сергеевна сняла тёмносинюю куртку, потянула её в узенький шкафчик и защёлкнула крышку. В раздевалке стоял запах дешёвого стирального порошка, смешанный с хлоркой из соседней санузловой. Дежурство начиналось в девять часов вечера, но она пришла чуть раньше, чтобы без спешки переодеться и сделать глоток крепкого чёрного чая из термоса. Горькое послевкусие напомнило, что ночь будет далёкой и тяжёлой. Наталья поправила белую кофту под халатом, сунула пару резиновых перчаток в карман и вышла в коридор отделения тяжёлых пациентов.
Коридор встретил тусклым светом ламп и эхом шагов санитарки, катящей пустую каталку. За большим окном лежала позднееосенняя тьма: редкие фонари дворика лишь слегка подсвечивали корку подмёрзшего снега. Наталья кивнула медсестре дневной смены. Та передала ей папку с назначениями, контакт дежурного анестезиолога и старый пейджер. Три пациента на ночь, все тяжёлые: измерить давление, проверить капельницы, послушать лёгкие и главное не дать никому упасть.
В палате 6 покоился Андрей Егорович Павлов, семьдесят восемь лет. Конечный рак желудка, опиоидная помпа, лицо будто из воска. Монитор фиксировал слабый пульс, сатурация качалась около восемидесяти четырёх процентов. Наталья смочила губы старика, поправила подушку и проверила время следующей дозы морфина: боль должна быть под контролем даже в темноте. Вздохи стали тише, но между рёбрами всё ещё слышался хриплый свист.
Через одну палату мерцал кардиомонитор молодого мужчины Никита Прудников, двадцать пять лет, привезённый после ДТП. Переломы таза, ушиб лёгкого, внутренняя фиксация. Катетер соединён с дренажом, на стойке коллоиды. Наталья убедилась, что мочеприёмник не переполнен, и услышала шёпот:
Как долго я здесь?
Второй сутки. Всё идёт по плану, главное дышать спокойно, ответила она ровно. Парень закрыл глаза, а медсестра пошла к следующему посту.
Злата Ивановна, сорок три, только что пережила попытку суицида: упаковка снотворного и глубокое отчаяние. Промытый желудок, мутное сознание, на запястьях свежие розовые полоски. Женщина ёрзала под одеялом, пытаясь снять его.
Злата, я рядом. Сейчас может быть сухо во рту, давайте смочим губы, сказала Наталья, подавая ватный шарик с водой. Стеклянный взгляд упёрся в потолок: сколько же боли нужно, чтобы дойти до таблетки, мелькнуло в её голове.
Двадцать три пятнадцать. Первые записи: температура, давление, скорость инфузии. Из палаты старика донёсся нарастающий кашель. Наталья приподняла изголовье, подключила аспиратор, затем кислородные «очки». Хрипы ослабли, но пальцы старика оставались холодными и синеватыми.
Не успела она выйти, как из палаты Никиты завизжал монитор: сатурация семьдесят девять, давление падает. Пациент соскользнул на бок и пережёг трубку кислорода; дренаж оторвался, оставив тёмное пятно на простыне. Наталья вернула его в правильное положение, прижала марлю к месту подтёка, заменила флакон раствора и ввела новые параметры. Фронт на три стороны, а в помощниках лишь сонный коридор.
Полночь застала её за историей болезни Златы: двое детей, развод в августе, прежних попыток не было. Женщина попросилась в туалет и после тихо заплакала. Наталья помогла, ввела диазепам и приглушила свет. Глубокая фаза смены начиналась мысли тянулись, ноги наливались свинцом.
К часу ночи батареи застонали тонким металлическим гулом, а на раме окна выступил иней. Медсестра вновь прошла «старик травма суицид»: сменила мочеприёмники, смазала губы, проверила дозировки. Дежурный врач спустился один раз, бросил взгляд на графики и поднялся обратно: инсульт на другом этаже. Мир держался на зелёных линиях мониторов и на последнем глотке остывшего чая.
Три сорокдве. Одновременно: сиплый крик Златы, тревога «VTAC» у Никиты, протяжный стон старика. Наталья вдавила кнопку общего вызова, пейджер ожил. Время сузилось до узкой щели, в которую нужно протолкнуть сразу три жизни.
Ворвавшись к Никите, она увидела пульс сто сорок и падающее давление. Кардиоверсию держала в запасе решила попробовать медикаменты. В коридоре грохнула тумбочка: Злата сорвала фиксацию. Старик хрипел всё реже. Наталья нажала тревожную красную кнопку, подняв по отделению световой сигнал, и, сжимая ключкарту от медикаментозного шкафа, поняла: назад к прежнему спокойствию не вернуться.
Тревожный свет ещё мигал, когда к посту подбежали двое из реанимационной бригады анестезиолог и фельдшер с чемоданчиком. Наталья коротко обрисовала обстановку и пошла за ними к Никите, уже вытаскивая ампулу допамина.
Внутри монитор плясал краснозелёным, но ритм оставался организованным. Пока фельдшер ставил дополнительный катетер, Наталья прижала марлю к подтёку и подала врачу шприц. «Сто пятьдесят на сорок», отрапортовала она. Через минуту кривая на экране выровнялась. Парень вытянет.
Пейджер завибрировал: санитарка не справляется со Златой. Наталья передала наблюдение фельдшеру и поспешила в третью палату. Женщина стояла босиком у окна, сжимая руки вокруг открученного флакона физиологического раствора.
Злата, посмотрите на меня. Здесь безопасно, никто не осуждает, сказала медсестра, приближаясь без резких движений. Пластиковый флакон упал на линолеум, Злата расплакалась. Наталья помогла ей лечь, аккуратно наложила новые мягкие повязки, ввела минимальную дозу диазепама и позвонила дежурному психиатру: очная оценка утром и постоянное наблюдение.
Только тогда она вернулась к Андрею Егоровичу. Хрипы сгущались, сатурация опустилась до шестьдесят трёх процентов. Морфин ещё действовал, но складка между бровями говорила о боли. Наталья добавила болюс, села на табуретку и взяла холодную ладонь старика. В коридоре сирена уже смолкла, сменившись шёпотом команд, а здесь стояла почти тишина. Старик сделал два прерывистых вдоха и затих. Время смерти четыре ноль пять. Она перекрыла кислород и подтянула простыню к подбородку.
Фельдшер вошёл, помог отключить аппаратуру и ушёл оформлять бумаги. «Больной удержан, больной стабилизирован, больной ушёл без крика», мысленно подвела итог Наталья.
Почти пять. Сквозь мутное стекло пробивалась голубизна предрассветного неба. Наталья собрала использованные перчатки, промыла дренаж Никиты, сменила простыню, где запёклась кровь. Парень дышал ровнее.
Стабильно. Утром сделаем снимок и, если всё так же, переведём в общую, сказала она. Он едва заметно кивнул.
У Златы дыхание выровнялось. Наталья поставила у кровати складной стул санитарка останется дежурить. В историю внесла: «Риск повторного самоповреждения высокий, круглосуточное наблюдение, консультация психолога, план безопасности».
Полседьмого. Дежурный врач спустился снова, теперь уже не торопясь. Наталья передала устный отчёт и протянула журнал процедур. Он проверил строку о времени смерти, кивнул и подписал бумаги.
К восьми пришли медсестра дневной смены и хозяйственный санитар. Наталья показала новые бинты у Никиты, расписание анальгетиков, порядок наблюдения за Златой. Затем они убрали палату старика, закрыли ему глаза и подготовили тело к транспортировке.
Отчётные строки в компьютере писались дрожащими пальцами: «Злата Ивановна сознание ясное, негативные мысли отрицает; Никита Прудников гемодинамика стабилизирована; Павлов А.Е. летальный исход, боль купирована». В конце Наталья добавила: «Сестринское наблюдение обеспечено полностью» и нажала «Сохранить».
В раздевалке пахло тем же порошком, но теперь помещение гудело утренними разговорами. Медсестра сняла халат, аккуратно застегнула куртку и поставила пейджер на зарядку длинный писк прозвучал как прощание.
Во дворе лёгкий снег заполнял ямки между плитами. Наталья вдохнула холодный воздух, почувствовав, как пар вырывается из лёгких, и невольно улыбнулась. В кармане шуршал запасной пакетик чая для следующей смены. Машины спешили мимо, а она позволила себе полминуты покоя, прежде чем сделать шаг к остановке. Ночь закончилась, и всё же она выдержала.
