Условного срока не будет, произнёс я, следователь, с разочарованием в голосе.
Хорошо, кивнула Аграфена, едва улыбнувшись.
И даже ваше сотрудничество не спасёт, опустил я глаза. Я ничего не могу сделать, кроме реального срока. С учётом сумм, простите, это будет немало
Понимаю, повторила она, сдерживая улыбку. Я всё слышу.
Аграфена Ивановна, это
Без отчества, пожалуйста, резко ответила она. Мне не важно ваше уважение и возраст. Я не хочу иметь ничего общего с тем, кто меня судит.
Процедура, простите, размахнул я руками.
Лучше бы ваша процедура позволяла менять паспортные данные в колонии! в её голосе звучало раздражение. Не знаю, сколько мне придётся отсидеть, но как только выйду, всё изменю.
То есть, вы пришли к нам не из чувства гражданского долга, а из личных соображений? У вас личная неприязнь к подозреваемым?
Взрослый человек и следователь, а такие наивные вопросы задаёте, усмехнулась Аграфена. В вашей системе ценностей никто не согласится сидеть годы, лишь бы наказать когото другого! Это полнейший абсурс!
В лучшем случае я бы получил анонимное сообщение, а не вашего визита. Вы пришли, чтобы убедиться, что виновные не уйдут без наказания, и, если хотите, это ваша месть.
Даже за соучастие вы получите реальный срок, напомнил я.
Меня это устраивает, сдержанно улыбнулась она.
Пауза повисла в воздухе. Я мог отправить её в камеру и заняться подготовкой документов, но задержался. В ней было нечто притягательное, не романтическое, а человеческое жалость, будто к брошенному котёнку на улице, которого хочется накормить, согреть, защитить.
Я, Глеб Петрович, никогда особо не жалел людей. Котят да, людей нет. Поэтому я был хорошим следователем: исключал личные чувства и оставался профессионалом.
Но система дала сбой. Гражданка пришла, сообщила о преступлении, сама призналась в соучастии, а прокурор сказал, что индульгенций не предусмотрено. Документы в суд, и пусть отбывают срок.
Видя эту строгую, собравшуюся женщину, захотелось её покаккотёнку пожалеть.
Откроете окно? вдруг попросила Аграфена. В камере окна нет, а хочется свежего ветра.
Там решётки, указал я.
Вы думаете, я собираюсь бежать? рассмеялась она. Пожалуйста!
Я открыл маленькое окно, и в помещение ворвался холодный ноябрьский ветер.
Как приятно! глубоко вдохнула она.
Холодно, согласился я.
Можно подойти? кивнула она к стеклу.
Я сдвинул стул, освобождая место у окна.
Не хотите рассказать, как вы оказались в такой жизни? шутка прозвучала неуклюже. Не для протокола.
Нужно вам? спросила она.
Может, и нужно, пожал я плечами. Выговориться, так сказать
***
Моё воспоминание о Аграфене начинается с того, как она ждала родителей. Места менялись: детский сад, бабушкин дом, квартира соседки, площадка, её собственная комната. Родители вели бизнес, тогда известный как кооперация, и говорили:
Родителям надо много работать, чтобы семье не хватало ничего!
Только когда Аграфена пошла в школу, ей удалось проводить время с матерью, ведь та родила ей двух братьев: сначала одного, а через три года ещё одного. Маленьким мальчишкам требовалось больше маминого внимания, и когда младший стал ходить в сад, на Аграфену легла забота о них. Она пыталась заменить маму, пока у семьи не возникли финансовые проблемы, но деньги у них были, а горничную, почемуто, не наняли.
Отец предложил ей стать бухгалтером:
Нам нужен свой бухгалтер, твёрдо сказал он. Это уже половина успеха.
Первый курс она прошла без проблем, а потом начала работать в фирме отца, получив наставление:
На практике осваивай, потом всё будет у тебя в руках!
Когда она получила диплом, отец задумался о её замужестве. Он представил ей несколько молодых людей, сыновей партнёров, но её привлек Егор, чуть старше её, красивый, статный, скромный. Родители одобрили, и она переехала к будущему мужу.
С их объединением начали появляться крупные контракты, совместные проекты, а семья стала гарантией честных намерений. Егор предложил ей совместить их бизнесы:
Наши фирмы уже переплетены, сказал он. Мне нужен надёжный бухгалтер, кому ещё доверять, если не своей жене?
Она согласилась, совмещая работу в фирме отца и в фирме мужа. Когда она забеременела, выяснилось, что бухгалтерию можно вести удалённо, отправляя отчёты курьерами. Так она успела родить сына и дочь, а после окончания декрета продолжила работать из дома.
Трагедии не обошли её семью: мать скончалась от аневризмы, а отец перенёс инсульт. Братья пришли на помощь, но сказать им, что он нуждается в постоянном уходе, было трудно.
Мы не можем разместить его даже в элитном пансионате! жаловались они. Ты же ведёшь всю бухгалтерию! Если он откроет рот, одно лишнее слово может обойтись нам в огромные деньги!
Аграфена согласилась перевезти отца к себе, где жили с мужем, потому что серверы и бухгалтерия обеих компаний размещались в их доме. Она оказалась тем, кто должен скрывать финансовые махинации, иначе бизнес рухнул бы.
Пять лет отец требовал её ухода, и она стала не только бухгалтером, но и медсестрой, сиделкой, реабилитологом. Возраст и последствия инсульта начали брать своё.
Тогда начался ад. Открытие завещания Андрея Ивановича, отца Аграфены, показало, что она приёмная дочь из детского дома, и наследство ей не полагается. Братья, оголённые алчностью, уехали. Егор, узнав, что ничего от отца не получит, подал на развод. Аграфена потребовала раздела имущества, но Егор предъявил брачный договор, подписанный ею без чтения, по которому она ничего не имела.
Дети, узнав о разводе и о том, что мать без копейки, предпочли забыть о ней, считая отца единственной опорой. С обоих фирм её уволили, и она осталась ни с чем: лишь дамской сумкой с документами, одеждой, которую сейчас носила, и пятью тысячами рублей мелочью.
У неё оставался пароль к облачному хранилищу, где раз в месяц она сохраняла архив бухгалтерии обеих компаний. Без двух паролей доступ к данным был невозможен. Эта информация могла бы принести большие деньги братьям или бывшему мужу, но её вела месть.
Она пришла в полицию и дала показания, что была соучастницей мошеннических схем много лет, готова выдать всех виновных, но снисхождения себе не просила.
Давайте протоколируем! предложил я. Или расскажете всё в суде, ведь они тоже люди, могут пойти вам навстречу и учесть помощь следствию.
Аграфена посмотрела в мои глаза, полные сочувствия, и сказала:
В семь лет у меня появился брат, и с тех пор я, как белка в колесе, училась в школе, присматривала за братьями, потом получила профессию и совмещала её с работой. Потом вышла замуж, появилась вторая работа, потом две работы и маленькие дети. Когда они уехали за границу, я начала ухаживать за парализованным отцом. И ещё две работы! она нервно усмехнулась. Хочу просто отдохнуть! Пусть мне дадут, что полагается, я с удовольствием посижу.
Восемь лет спустя из отдела ЗАГСа вышла Вероника Воробьёва, и перед ней открылся новый мир, с которым ей предстояло знакомиться заново. Здравствуйте, меня зовут Вероника! Очень приятно! произнесла она, не зная, что ей предстоит ещё несколько лет сидеть в ожидании, пока жизнь вновь бросит её в круговорот.
