Он выпихнул её за порог и резко захлопнул дверь. Аграфена полетела по инерции, потом споткнулась и упала на деревянный настил двора. Отряхнув руки, села на мокрые доски, осторожно коснулась пылающей щеки, провела пальцем к нижней губе. На пальце остался багрянокрасный след. Это лишь подтвердило её догадку муж опять избил её губы. Но щека болела сильнее.
В очередной раз Степан не смог удержать себя. Такое случалось с ним часто.
Аграфена подошла к двери, прислонилась лбом к шершавой древесине и попыталась отдышаться. За дверью слышались громкие испуганные всхлипы дочери Степана, Людмила и Нина. Сердце сжалось от боли; она не хотела их обидеть
Она коснулась языком распухшей, солоноватой на вкус губы результат очередного скандала, вспышки слепой, неуемной ревности.
Всё началось изза одной глупой улыбки. На собрании в школе начальник, мужчина около пятидесяти, шутливо похвастался хорошим урожаем. Аграфена, стоя рядом, невольно рассмеялась из вежливости. Это заметила Галина, сестра Степана. Её взгляд, острый как игла, задержался на Аграфене чуть дольше нужного. Достаточно. Галина, не раздумывая, пересказала всё брату, добавив, посвоему, детали. Она всегда знала, на что способен Степан в гневе.
Аграфена оттолкнулась от косяка, дрожа, и пошла к завалинке. Села на холодное бревно. Сентябрьский вечер был тёплым, но от земли уже поднималась ночная стужа. Прохладный ветер проскальзывал под тонкий платок. Как хотелось к печке, к детям
Но идти было некому. К родственникам Степана? Галина первой бы встретила её на пороге с едким словом. Родных почти не осталось. Мамы уже год нет. Сердце сжалось ещё туже, от этой мысли по щекам текли горячие, горькие слёзы. Как же ей не хватало мамы, её ароматов варева из сушёных яблок, тёплого дыма, ласковых слов, способных унять любую боль. Теперь же унять её боль было некому.
Как так? думала она, глядя в сгущающиеся сумерки. Чем я виновата, что сижу у запертой двери, как бродячий пес, и не вижу выхода?
Аграфена рассмеялась.
Помню, ты стоял внизу и говорил: «Прыгай, я поймаю». И ты поймал.
Их любовь была с большой буквы, все в деревне знали об этом, но не всегда всё было так.
В начале пути стояла Галина Замятина, сестра того самого, кто стал женихом Аграфены. Вячеслав нравился и ей, и Галине.
Кто бы мог не полюбить Вячеслава с его озорными глазами и упрямым чубом? Галя, охваченная завистью, старалась разлучить их, шепча за спиной клевету: что Аграфена не подходит ему, что семья их бедна. Она подгоняла других девушек, чтобы те не общались с Аграфеной, обзывала её недотёпа и выскочкой.
Но эта грязь скользила мимо неё, как сквозь невидимое стекло, оставляя поверхность чистой. От этого Галя злилась ещё сильнее, а её яд разъедал её изнутри. Вячеслав же от сплетен относился со смехом.
Я сам не ангел, отмахивался он, когда ктото пытался пересказать очередную сплетню. А Аграфена она особая. Не пытайтесь меня обмануть.
Их отношения, несмотря на молву, оставались простыми: прогулки до калитки, редкие смущённые поцелуи в щёку. Всё изменилось за месяц до свадьбы. Вячеслав будто изменился.
Раньше, проводя её до калитки, он лёгко отрывался, машет рукой. Теперь он обнимал её так крепко, будто хотел всосать в себя всё её тепло, и не отпускал.
Вячеслав, что с тобой? беспокоилась Аграфена, чувствуя напряжённость в его мышцах.
Не знаю, ответил он, уткнувшись лицом в её волосы. Боюсь отпустить, и кажется, что больше не увижу. Сердце щемит.
Глупости, шептала она, гладя его по стриженой голове. Мы же всегда вместе. Завтра увидимся.
Позже мама Аграфены, вздыхая, говорила: «Он предчувствовал, дочь. Молодым сердцем знал, что скоро разлука». И в преддверии торжества он не сдержался.
Вячеслав, потерпи лишь одну ночь мягко отстраняла его Аграфена. Но страсть взяла верх, и она таяла в его поцелуях. Они полулежали под огромной ивой, ветви которой скрывали их от чужих глаз. Никакой улицы ночью тогда не было, лишь уединённость. Шёпот Вячеслава был горячим, а руки дрожали, задирывая подол её платья.
Она не сопротивлялась сама хотела того же. Ночное небо, усеянное звёздами, отражалось в её глазах. Аграфена стала женщиной под сенью ивы, в густой тени, пахнущей землёй и разнотравьем.
После этого, вытерев ладонью её слезы, Вячеслав, счастливый и умиротворённый, пошёл домой. По дороге, переполненный эмоциями, он решил искупаться в реке. Что случилось в тёмных водах, так и не выяснили. Его нашли на следующий день, когда должна была состояться свадьба; тело привалено к другому берегу.
Горе обрушилось на Аграфену. Она иссохла, стала тенью самой себя. Целыми днями сидела у окна, куда Вячеслав бросал мелкие камешки, теребила в руках свадебное платье белое шифоновое с кружевными рукавами, которое сама вышивала зимними вечерами. Тонкие пальцы перебирали кружева, будто в этом ритме можно было найти ответ.
За что? шептала она, едва слышно, как шуршание занавески. За что?
Мать, плача украдкой, вытирала слёзы краем фартука. Она боялась, что дочь сломается, как сухая ветка, и уйдёт за своим женихом.
Аграфена с порога бросилась к ней, упала на колени, обняла её. Прости меня! Ради Бога, прости за все мои гадкие слова! Вячеслава уже нет и делить нам нечего. Давай дружить? Как в детстве?
Аграфена сидела, как кукла. Мать, прислонившись к дверному косяку, с тревогой наблюдала. Не нравилось ей это. Не верилось, что человек может измениться мгновенно, будто сбросив старую кожу. Но вдруг Аграфена пошевелилась. Тихий вздох вырвался из груди, а потом хлынули слёзы горькие, исцеляющие, громкие. Она обняла Галину, прижалась к её плечу и плакала, выплакивая всю свою боль.
Ну ладно, тихо вздохнула мать. Может, Галя действительно поможет. А то и без неё не будет спасения.
Так началась странная, необъяснимая многим дружба. Галя не отлипала от Аграфены, ночевала у них, они сидели рядом, шептались о всём. Галя стала щитом Аграфены, её единственным якорем в море горя.
Появился Степан, двоюродный брат Галины. Высокий, спокойный, с серьёзными глазами. Сначала Аграфена отвергалась от него, уходила в себя.
Какое предательство? настаивала подруга, гладя её по волосам. Жизнь продолжается, Аграфена. Вячеслав бы не хотел видеть тебя такой. Степан хороший, надёжный человек. Он тебя полюбит, я уверена.
Услышав убеждения Галины, Аграфена сдалась.
Она согласилась выйти замуж. Свадьба была тихой, скромной, без громкой музыки и лишних глаз.
Через девять месяцев после смерти Вячеслава по селу пошли сплетни. Сначала тихим ручьём, потом полноводной, грязной рекой. Все осуждали Аграфену, шептались за спиной, показывали пальцами.
«Траур не выдержала! Совсем зазнала!»
«Честь свою не сберегла, позор семье». Слова резали, как серпы. Самым страшным оказалось открытие, что источник этих клевет сама Галина, их лучшая подруга. На посиделках у колодца она вздыхала и говорила соседкам: «Бедная моя Аграфена, я её как сестру люблю, но правду нельзя скрыть Вячеслава не успел, а Степан уже спешит жениться, не находите? Может, Степан её честь хотел уберечь, Аграфена ведь уже порочна». Её ядовитый шёпот заполнил атмосферу, и мстительность достигла цели.
Идиллия, которую так старательно возводила Аграфена, рассыпалась быстрее, чем свадебный торт. Степан оказался вовсе не тем тихим, надёжным мужчиной. Всё началось с фразы, сказанной им после первой ночи, фразы, что врезалась в сердце Аграфены как ледяной осколок.
Ты порочная, пробормотал он, глядя на неё с ненавистью. Я не верил злым языкам. Теперь ясно, зачем ты так быстро согласилась стать моей женой.
Аграфена оцепенела. Слово «порочная» было полно презрения, отняло дыхание. Казалось, будто ктото выключил свет в её душе. Нежный ухажёр исчез, заменён грубым, злым человеком с вечно нахмуренным лицом. Дом погрузился в тяжёлую атмосферу упрёков, но самым невыносимым стала его слепая ревность.
Он ревновал её ко всем: к продавцу, который, как ему показалось, посмотрел на неё слишком долго; к почтальону, принесшему письмо; даже к соседу, старику Никите, которому было за восемьдесят. Старик выходил погреться на солнце, и Аграфена из вежливости могла поздороваться. Этого хватило.
Опять старикам глазки строишь? шипел Степан, врываясь в дом и хлопая дверью. Я всё вижу!
Девочка, рожденная от Аграфены, появилось сразу же, но Степан мечтал о сыне. Когда родилась Нина, он сказал:
Дочка? Опять девка? Мне нужен сын!
Он стал кричать, что ребёнок не его, бросаться обливаться руганью, бить её. При этом перед людьми делал вид образцового семьянина, а дома всё было иначе. Атмосфера в комнате густела от страха; девочки, слыша его шаги, прятались в угол и не шевелились.
Аграфена снова собрала волю в кулак. На этот раз она была твёрда. Но едва она рассказала матери о решении, та упала с резким приступом. Пожилая женщина с больным сердцем уже не могла встать, и Аграфене пришлось остаться, ухаживая и за дочками, и за больной мамой.
Когда мать умерла, у Аграфены окончательно опустились руки. Раньше было когото, кто выслушает, кто обнимет. Теперь в огромном враждебном мире оставались лишь она и две маленькие девочки, смотрящие на неё испуганными глазами.
Степан ввёл новую, ужасающую привычку выгонять её из дома ночью, закрывать дверь на замок и даже ударять по лицу. Он кричал:
Иди к деду Никите греться!
Он знал, что без детей она не уйдёт далеко. Она садилась на холодные ступеньки, обнимала колени и плакала, глядя в беззвёздное небо, слыша плач детей за дверью. Сжав губы, она стирала слёзы и стучала в дверь, пытаясь вернуться внутрь.
Ночь прошла в холодных ступеньках, слушая, как спят дочери. Отчаяние сгорело, оставив после себя холодную, ясную решимость. С первыми кукарекающими петухами, когда рассвет разгонял тёмное утро, она поднялась. Ноги ныли, всё тело болело, но в глазах горел новый огонь.
Утром дверь открылась. На пороге стоял Степан, измученный, с тяжёлым взглядом.
Что встаёшь, как столб? Иди завтрак готовить, бросил он, отвернувшись к столу.
Аграфена молча вошла в дом, не взглянула на него и не произнесла ни слова. Её спокойствие было почти зловещим. Она знала, что сегодня он уйдёт работать на поля и вернётся лишь к ночи.
Как только дверь за Степаном захлопнулась, в доме началась суета, но не обычная. Аграфена быстро подошла к тайнику под половицей, достала старый саквояж и начала собирать самое необходимое: небольшие сбережения, запасное бельё, несколько игрушек, фотографии матери. Одеты дочери в тёплые вещи, хотя на улице было не так холодно.
Мама, куда едем? спросила старшая дочь Людмила, испуганно.
В новую жизнь, дочка, ответила Аграфена тихо, но твёрдо.
Они вышли через огороды, петляя между покосившимися заборами, стараясь не попадаться соседям. На просёлочной дороге их заметила большая пыльная фура, остановившаяся рядом. Из кабины высунулся улыбающийся парень.
Саша, представился водитель, помогая ей загрузить саквояж в кабину и усадив девочек на спальное место.
Дорога была долгой. Саша, разговорчивый и добрый, пытался развеселить молчаливую попутЧерез несколько дней они прибыли в небольшую тепличную ферму, где Аграфена нашла работу и смогла наконец построить безопасный дом для себя и дочерей.
