Я, Игорь Корнеев, сорокапятилетний инженертехнолог, уже неделю как ушёл с завода в статусе «сокращённого». Ещё не успел научиться произносить это слово без запинки. На восьмом этаже нашей пятиэтажки пахло остывшим ужином, свет из кухни резал глаза после цеховых ламп, а в голове крутилась простая арифметика: ноль дохода, двое детей, ипотека с плавающей ставкой. Ольга уверяла, что справится её рекламное агентство только что получило крупного клиента. Раньше наши зарплаты почти совпадали, теперь разница стала пугающе очевидной.
Утро раннего апреля началось с будильника сына. Артём, семиклассник, искал носки, и шаги гремели по коридору. Я встал первым, вытащил из стиральной машины ещё тёплый свёрток и рассортировал носки по парам, тихо радуясь, что успел до появления Ольги. Она съела два кусочка тоста, проверив презентацию на телефоне, и вышла, оставив шлейф дорогого парфюма и короткое «вернусь к девяти». Жена превратилась в опору, а я в временную опору дома.
Снаружи таял следовый снег, обнажая чёрную землю двора. Берёзовые ветки поседели, лишь почки намекали на жизнь. Я сварил детям овсянку с мёдом, разлил по кружкам кефир и поймал себя на том, что ждал похвалы. Младшая Злата хлопнула ладонями по столу знак, что каша удалась. Я ловил одобрение восьмилетней девочки и не чувствовал в этом иронии.
Я занёс пыльные коробки с игрушками в кладовку, пропылесосил ковер, установить антивирус на ноутбук, составил список покупок. Быт поглотил мысли о собеседованиях, хотя кузен уже бросил в чат ссылку на статью: «Половина российских мужчин считает, что добытчик их обязанность». Я отмахнулся, но знал, что среди этих «пятидесяти процентов» большинство моих заводских друзей.
Так прошла первая неделя без привычной заводской работы. Как-то вечером телефон Ольги выдал уведомление: «Карта пополнена это была зарплата Ольги». Сумма превзошла любую мою получку за последние три года. В груди сжалось, будто прозвучал скрытый сигнал тревоги.
В субботу я отвёз детей к тёще на дачу: помог раскопать оставшиеся сугробы, поставил бочку под талую воду. Тёща долго всматривалась в меня и наконец сказала: «Ничего, зятёк, работу найдёшь главное, не сидеть на женских дрожжах». Слова кольнули. Я улыбнулся, сменил тему и торопливо выгрузил мешки с торфом у сарая.
Возвращаясь в город, я заехал на автомойку. Два мужика в масляных куртках переговаривались, глядя на детские сиденья в багажнике. Один поднял брови: «Сам с мелкими возишься? Жена, небось, хомут дала?» Сказано полушутя, но смех прозвучал грубо. Я ответил, что у каждого свои обязанности, а в душе услышал скрежет. Внезапно ощутил, как тонет в взгляд постороннего человека, будто тот подтвердил тайное обвинение.
Дома я вымыл руки, посуду и раковину до скрипа. Ольга пришла поздно, усталая, но с блеском в глазах: клиент подписал годовой контракт. Я слушал и кивал. Радость за неё ударяла через странную призму словно это успех нас обоих, но и новая отметка на шкале моей собственной ненужности.
К маю я освоил логистику школы, секций и поликлиники. Научился заблаговременно замачивать горох для супа и проверять домашнее задание у Златы без угроз. Однако каждую пятницу ктото из знакомых звал меня на «пиво». Первое приглашение принял. В баре однокурсник завёл разговор о сокращениях, потом о том, что «всех нас гонят, но мужику сидеть дома позор». Жар за ушами поднимался, и я ушёл раньше, сославшись на дела, а потом шёл пешком под мелким дождём, пока кожа не остыла.
После того вечера телефон вибрировал всё реже словно друзья пересчитали меня в другую категорию контактов. Оставались соседи по лестничной клетке. В воскресное утро я вынёс мусор, а Петрович из пятого этажа грузил в лифт ведёрко, полное цементом. «Опять дома вместо рыбалки? громко спросил он. Женщину кормильцем сделал?» Я прикусил язык. Ответить грубо значит подтвердить их мерки, промолчать принять.
Я открыл ноутбук, набрал в поиске «пособие по безработице, Центральный округ», но цифры выглядели унизительно малыми. В соседней вкладке вакансии: половина зазывала за рулём или в охрану. Я не хотел ни того, ни другого. Пока я решал, Злата принесла раскрашенный фломастерами плакат: «Папа лучший повар». Ком в горле мешал вдохнуть, и ребёнок удивлённо пожал плечами.
Вечером, складывая бельё, я вдруг понял, что мысли крутятся в замкнутом кольце. Позвонил Кириллу, старшему мастеру, который считал меня другом. С первых слов стало ясно: разговор свёлся к издёвке. «Ты там фартук не забудь сменить», бросил Кирилл. Стук домофона прозвучал, и, прерывая разговор, я уткнулся лбом в холодное стекло двери. Обида росла, требуя выхода.
На следующий день я заметил объявление о родительском собрании. Обычно ходила Ольга, но теперь это выпало мне. В школьном коридоре пахло влажными швабрами, портреты писателей смотрели сверху вниз. Мамы перешёптывались о контрольной по истории, одна из них бросила взгляд на мою куртку и хмыкнула: «Отцы редко доходят». Я усмехнулся, но нервный тик под веками выдал напряжение.
Возвращаясь со школы, я купил курицу, рис и свежий салат в сетевом гастрономе. Кассир спросил: «Пакет нужен?», и я, сбившись, ответил слишком громко. Рукам дрожали. Вечером, когда дети легли, я зажёг настольную лампу, позвал Ольгу к кухонному столу. Сердце билось, будто шёл на экзамен.
Мне нужно поговорить, сказал я. Ольга закрыла ноутбук, откинула волосы за плечи. Я рассказал о том, как меня поддёргали в баре, о Петровиче, о телефонных ядах, что капали из каждого смайлика бывших коллег. Слова шли неровно, но без жалости к себе. Я не чувствую себя никем, признался я. Как будто моя ценность обнулилась вместе с пропуском. Ольга слушала, не перебивая, только постукивая ногтем по ободку кружки.
Пауза затянулась. Потом она тихо сказала, что видит мой труд каждый обед, сделанный урок, чистую рубашку ребёнка. Добавила: Я зарабатываю, потому что сейчас это быстрее, но ты держишь на плаву нас всех. Я почувствовал, как внутри треснула стена. Однако речь была не только о семье. Мне надо сказать это вслух тем, кто считает иначе, решился я.
Через два дня, в тёплый июньский полдень, я пригласил Кирилла и ещё двух заводчан в дворовую беседку без пива, без футбола. Сирень цвела, пчёлы кружились над клумбой, дети катались на велосипедах. Я говорил первым: Да, я дома. Да, жена зарабатывает больше. Я не бездельник я меняю формат работы. Слова звучали спокойно, без вызова, но чётко. Кирилл дернул подбородком; другой мужчина поджал губы. Никто не гоготал.
Лёгкий ветер шуршал в кроне молодой липы. Я вдохнул полной грудью, до конца не веря, что проговорил мысль, которую скрывал даже от себя. Возврата к прежнему молчанию уже не было. Я провёл пальцами по шершавой поверхности стола и понял, что впервые за недели лицо не пылает стыдом. Солнце клонилось к западу, но день оставался светлым, будто подтверждая мою решимость.
После разговора с Кириллом и другими заводчанами я почувствовал неожиданную лёгкость. Вернувшись домой, где Ольга уже успела приготовить ужин, я, несмотря на утреннюю усталость, встретил её тёплой улыбкой. Вечернее солнце лилось через незашторенные окна, играя в светлых волосах жены.
Как всё прошло? спросила она, разливая суп по тарелкам.
Честно говоря, не знаю, что они подумали, но мне стало легче, ответил я, выжимая в голос максимум спокойствия.
Главное, что тебе хорошо. Ты сделал всё, что мог, сказала Ольга, убеждённо глядя мне в глаза.
Слух о разговоре в беседке быстро разлетелся по округе. Ктото в магазине кивнул с намёком уважения, другие остались в стороне, но больше не шептались за спиной. Не все справлялись с новой реальностью, но я уже не ждал от них понимания.
Однажды вечером дети, Артём и Злата, показали мне семейный проект выставку рисунков на стене коридора. Каждый имел подпись: «Это работа папы», «Дома стало чище», «Весело дома». Взяв под руку Ольгу, я долго смотрел на эти листочки. Боль и сомнения медленно отступали.
Я продолжал искать работу, просматривал вакансии, звонил по листовкам на подъезде, но теперь это не вызывало внутренней тревоги. Помогал соседям с мелким ремонтом, получал небольшую оплату, но работа приносила удовлетворение. Медленно, но верно я начал ощущать полноценность своего вклада в общий бюджет семьи, пусть и не ведущую долю.
К середине июля наша семья стояла на пороге новой главы. Вечера становились теплее, и Ольга предложила устроить пикник в семейном кругу. Дети принесли пледы, столовые приборы и любимые игрушки. Лёгкий ветерок шевелил листву, принося аромат цветущих роз.
Во время пикника я поймал себя на мысли, что давно не ощущал такого спокойствия и гармонии. Ольга, сидя рядом, подняла первый тост: За нашу семью и нашу совместную работу. Я улыбнулся, подняв стакан, и посмотрел на детей, которые, обнявшись, мягко подталкивали друг друга к играм на траве.
Возвращаясь домой по усыпанной цветами дороге, я впервые с ясным осознанием подумал, что принял подарки судьбы и превратности, которые ещё недавно казались наказанием. Не всё пошло по изначальному плану, но настоящая ценность оказалась в любви и поддержке тех, кто рядом.
