Я не выдержала капризов тещи за новогодним столом и убежала к подруге.
Кто так режет оливье? Смотри, кубики же огромные, будто для свиней! В рот не помещаются. Я же сто раз говорила: нарезка должна быть маленькой, изящной, чтобы вкус раскрывался, а не как будто топором рубили, перекрывал голос Тамары Игоревны, будто он громче работающего телевизора, где Женя Лукашин собирался в баню.
Лада замерла с ножом над миской варёных морковок. Часы показывали четыре часа дня 31го декабря. Спина болела, словно она разгрузила вагон угля, а не стояла у плиты с семи утра. Ноги отекли в домашних тапочках, на пальце всё ещё ныл свежий порез.
Тамара Игоревна, Лада сделала глубокий вдох, стараясь, чтобы голос не дрожал от приближающейся истерии, это обычные кубики. Стандартные. Мы всегда так режем. Если вам не нравится, можно не есть этот салат. У нас ещё три вида будет.
Не есть? теща всплеснула руками, чуть не уронив соусник. Что за разговор с матерью мужа? Я приехала к вам праздник встречать, семью объединять, а ты мне куском хлеба попрекаешь? Витя! Ты слышишь, как жена со мной разговаривает?
Виктор, муж Лады, сидевший в гостиной и распутывающий гирлянду, вздохнул с досадой. Он ненавидел конфликты, поэтому выбрал стратегию страуса: голову в песок и ждать, пока буря утихнет.
Лада, ну мама, крикнул он с дивана, нарежь ты помельче, тебе же жалко? Мама же хочет лучше. Она профессиональный повар, ей виднее.
Я была заведующей столовой! гордо поправила Тамара Игоревна, поправляя массивную брошь на груди, и у меня санитарные нормы от зубов отскакивали. А у тебя, Лада, на кухне бардак. Полотенце вон пятном пошло, а ты им руки вытираешь. Антисанитария!
Лада молча отложила нож. Внутри неё медленно, но уверенно закипала злоба, которая обычно приводит к необратимым последствиям. Это был не первый Новый год со свекровью, но, похоже, самый тяжёлый. Тамара Игоревна заявилась два дня назад, якобы помочь, но на деле проинспектировать каждый угол и вынести вердикт: невестканеряха, сыннедокормлен, внуков нет, квартира безвкусна.
Полотенце чистое, я его утром достала, просто на него свекольный сок капнул, спокойно ответила Лада. Тамара Игоревна, можете выйти из кухни? Мне нужно запечь гуся, здесь жарко и тесно.
Гуся? теща прищурилась, а ты его как мариновала? В майонезе, как в прошлом году? Это вульгарно! Гуся надо вымачивать в брусничном соусе с можжевельником два дня. Я же рецепт присылала в Одноклассниках. Ты что, не читала?
Я мариновала его по своему рецепту. С яблоками и мёдом. Витя так любит.
Витя любит то, к чему ты его приучила! Испортила парню желудок своей стряпнёй. У него, наверно, уже гастрит, вон какой бледный. А я ему в детстве паровые котлетки делала, супчики протёртые
Лада почувствовала, что ещё секунда и гусь полетит не в духовку, а в окно. Или в голову второй мамы.
Всё, она вытерла руки о фартук. Гусь в духовку. Салаты готовы. Осталось накрыть стол и привести себя в порядок.
В порядок? Тамара Игоревна окинула невестку оценивающим взглядом. Да уж, не помешало бы. Волосы как пакля, круги под глазами. Сделай хотя бы маску огуречную, а то Витенька посмотрит и аппетит пропадёт. Мужчина должен видеть королеву, а не посудомойку.
Лада проглотила этот ком ради мужа, ради праздника, ради того, чтобы не начинать Новый год со скандала. Она поставила тяжёлый противень в духовку, выставила таймер и ушла в ванную.
Включив воду, она наконец дала волю слезам. Пять минут она сидела на краю ванны и ревела, размазывая тушью. Ей тридцать пять, начальник отдела в крупной логистической компании, у неё двадцать подчинённых. Она купила эту квартиру в Москве вместе с мужем, вложив наследственную долю. Почему она должна терпеть унижения в своём доме?
Потому что семья, шепнул внутренний голос её мамы, надо быть мудрее, терпеть. Худой мир лучше доброй ссоры.
Лада умылась, наложила патчи, попыталась улыбнуться отражению. Ладно. Осталось шесть часов. Посидим, послушаем куранты, поедим, и она ляжет спать. А завтра я отправлю их с Витей гулять к ёлке, а сама лягу с книгой.
Она вышла из ванной, надеясь на перемирие. В квартире пахло хвоей и запекающимся мясом. Вроде бы всё налаживалось.
В спальне на кровати лежало её тёмносинее бархатное платье с красивым вырезом на спине, купленное к празднику за половину премии.
Ой, Лада, ты что, это собираешься надеть? голос тещи раздался над ухом. Тамара Игоревна вошла в спальню без стука.
Да, это моё праздничное платье.
Ну ты даёшь теща поджала губы. Бархат полнит. Ты будешь как баба на чайнике. И цвет такой траурный. Новый год же радость, блеск! Надо чтото светлое, лёгкое. У меня есть кофточка с люрексом, могу одолжить, если влезешь.
Спасибо, не надо. Мне нравится это платье. И Витя нравится.
Вите всё равно, лишь бы ты его не пилила. А я тебе как женщина женщине говорю: не идёт. Подчёркивает все недостатки фигуры. Лучше бы ты в спортзал ходила, а не булки на ночь ела.
Лада молча начала одеваться. Руки дрожали, молния заела.
Давай помогу, а то порвёшь, вещь-то дорогая, хоть и бесценная, теща дернула молнию так, что Лада чуть не упала. Вот так. Ну, смотри сама. Я предупредила. Потом не жалуйся, что муж на молоденьких заглядывается.
К десяти вечера стол был накрыт. Хрусталь блестел, свечи горели, гусь, румяный и ароматный, красовался в центре. Витя надел рубашку, Тамара Игоревна облачилась в то самое «праздничное» платье с люрексом и надела все свои золотые украшения, становясь похожей на новогоднюю ёлку.
Лада чувствовала себя выжатым лимоном. Настроения и аппетита не было. Она просто хотела, чтобы вечер закончился.
Ну, давайте провожать старый год! бодро провозгласил Витя, разливая шампанское. Год был непростой, но мы справились. Главное, что мы вместе!
Да уж, непростой, поддержала теща, поднимая бокал. Особенно для меня. Здоровье ни к чему, давление скачет. Сын работает, невестка тоже занята карьерой. Внуков нет. Одиночество
Мам, мы же звоним, приезжаем, пытался оправдаться Витя.
Звоните раз в неделю для галочки. Ладно, не будем о грустном. Давайте выпьем за то, чтобы в новом году некоторые стали лучшими хозяйками и вспомнили о своём женском предназначении.
Лада сделала глоток, чувствуя горечь шампанского.
Попробуйте салат, предложила она, пододвигая к тещи селёдку под шубой. Я сделала с домашним майонезом, как вы любите.
Тамара Игоревна взяла вилкой кусок, понюхала, скривилась и положила в рот. Жевала она долго, демонстративно, закатывая глаза.
Ну что сказать наконец произнесла она. Селёдка пересолена, свекла недоварена, хрустит. А майонез Лада, признаться, ты туда уксус бакалейный влила? Кислятина за версту.
Там лимонный сок, по рецепту, тихо сказала Лада.
Лимонный сок! В шубу! Господи, кто тебя учил готовить? Твоя мать, царствие ей небесное, тоже кулинаркой не была. Всё полуфабрикатами вас кормила. Вот и выросла белоручка.
Это был удар ниже пояса. Мама Лады умерла три года назад, и она до сих пор не могла смириться с потерей. Мама была доброй женщиной, работавшей на двух работах, чтобы поднять дочь, и, конечно, не делала можжевеловых маринадов, но в их доме всегда было тепло и уютно.
Не смейте трогать мою маму, прошептала Лада. Кровь ударила в лицо.
А что я такого сказала? Правду говорить не грех. Витенька, передай мне хлеб, а то этот салат есть невозможно, надо заесть чемто.
Витя молча передал хлеб, не глядя на жену, просто жевал, глядя в тарелку, стараясь стать невидимым.
И тут Ладу переключило. Словно щёлкнул выключатель. Гнев, обида, усталость исчезли, сменившись ледяным спокойствием. Она посмотрела на мужа. На этого мужчину, который обещал быть с ней и в горе, и в радости, а сейчас сидел и молча позволял своей матери топтать память её мамы и унижать её труд.
Витя, тебе вкусно? спросила она.
А? он вздрогнул. Ну нормально. Лада, давай не будем ссориться за столом. Мама просто своё мнение высказала.
Мнение, значит. Нормально.
Лада медленно встала.
Ты куда? За горячим? Рано ещё, посиди, скомандовала теща.
Нет. Я не за горячим.
Лада вышла из гостиной. В спальне она сняла бархатное платье, аккуратно повесила в шкаф. Надела джинсы, тёплый свитер. Достала из шкафа небольшую спортивную сумку, положила туда косметичку, смену белья, пижаму, зарядку.
В коридоре она надела пуховик, шапку, сапоги.
Из гостиной доносился голос тещи:
ну я и говорю соседке: зачем тебе эта мультиварка, в ней же еда мёртвая! То ли дело в горшочке, в русской печи Витя, а где Лада? Чтото она долго обиделась? Нервная она у тебя какаято, психованная. Тебе бы к врачу её сводить.
Лада заглянула в дверной проём.
Я не обиделась, Тамара Игоревна. Я просто сделала выводы.
Витя выронил вилку.
Лада, ты чего? Куда собралась? В джинсах?
Я ухожу, Витя.
В магазин? Чегото не хватает? Я сбегаю!
Нет. Я ухожу из дома. Празднуйте. Ешьте гуся. Он с яблоками, не с можжевельником, так что извините. Салаты можете выбросить, раз они такие отвратительные.
Лада, перестань устраивать цирк! возмутилась теща. Села за стол немедленно! Гости на пороге, куранты через час!
У меня нет гостей, спокойно ответила Лада. У меня в доме два чужих человека. Один меня ненавидит, второй мне плевать. С Новым годом вас.
Она развернулась и пошла к входной двери.
Лада! Стой! Витя вскочил, опрокинув стул, и бросился за ней. Ты с ума сошла? Ночь на дворе! Куда ты пойдёшь?
К тому, кто меня ценит.
Она открыла дверь.
Если ты сейчас уйдёшь, крикнул Витя, в голосе тревога, то мама обидится окончательно! Ты рушишь семью!
Семью разрушил ты, когда позволил ей вытирать со мной ноги, сказала Лада и захлопнула дверь.
На улице шел мягкий пушистый снег, уже слышались взрывы петард. Лада вдохнула морозный воздух. Странно, но ей не было холодно. Ей было легко.
Она набрала телефон.
Светка, ты спишь?
Лада? Что случилось? Мы тут уже танцуем! Приходи!
Свет, можно я к тебе сейчас? ПрямСвета улыбнулась, открыла дверь и, протянув бутылку шампанского, сказала: «Добро пожаловать в настоящую новогоднюю сказку».
