31 декабря, 2023г., 16:00.
Сидел я в гостиной, пытаясь распутать новогоднюю гирлянду, когда услышал громогласный крик Тамары Игоревны, перекрывающий даже шум работающего телевизора. «Кто так режет оливье? Кубики у тебя как для свиней огромные! В рот не влезут! сказала она, глядя на Ладу, которая стояла с ножом над миской варёной моркови.
Тамара Игоревна, сделала Лада глубокий вдох, пытаясь удержать голос от дрожи, это обычные кубики, как мы всегда делаем. Если вам не нравится, просто не ешьте салат. У нас ещё три блюда.
Не есть? взвылá теща, чуть не уронив соусник. Я приехала к вам встречать праздник, а ты меня куском хлеба отгоняешь? Витя! Ты слышишь, как жена со мной разговаривает?
Я, Виктор, стоял в кресле и вздыхал, словно выбирал, в какую же яму вкопать голову. Мне не нравятся конфликты, поэтому я обычно «стрелой в ноги» молчу и жду, когда всё утихнет.
Оля, мам, крикнул я, поднимаясь с дивана, нарежь помельче, тебе же жалко? Мамаша же хочет, как лучше. Она же была профессиональным шефповаром, ей виднее.
Я была заведующей столовой! гордо поправила Тамара Игоревна, поправляя массивную брошь. А у тебя, Лада, в кухне бардак: пятно на полотенце, а ты им руки вытираешь. Антисанитария!
Лада отложила нож. Внутри неё закипела та самая злость, которая обычно приводит к необратимым последствиям. Это был не первый Новый год с этой тещей, но, кажется, самый тяжёлый. Теща приехала два дня назад, заявив, что поможет, но вместо этого начала инспектировать каждый угол: «невестканеуборщица, сыннедокормлен, внуков нет, квартира безвкусна».
Полотенце чистое, я его утром достала, просто свекольный сок капнул, спокойно ответила Лада. Тамара Игоревна, вы не могли бы выйти из кухни? Мне нужно запечь гуся, здесь жарко и тесно.
Гуся? прищурилась теща. Как ты его мариновала? В майонезе? Это вульгарно! Гуся надо замачивать в брусничном соусе с можжевельником два дня. Я же вам рецепт присылала в Одноклассниках. Вы не читали?
Я мариновала его с яблоками и мёдом. Витя так любит, сказала Лада.
Витя любит то, к чему ты его приучила! У него теперь гастрит, а я ему в детстве паровые котлетки готовила, супчики протирала
Я видел, как Лада собирается бросить гуся в окно, а потом в голову «второй мамы». Она вынула фартук, вытерла руки и, глядя в зеркало, произнесла: «Гусь в духовку, салаты готовы, осталось накрыть на стол и привести себя в порядок». Теща, как назойливая ворона, подрезала: «Тебе бы маску огуречную сделать, а то Витя в тебя лишь взгляд бросит и аппетит пропадёт. Мужчина должен видеть королеву, а не посудомойку».
Я стоял, будто вкопан в землю, будто бы врезаюсь в собственную вину. Лада пошла в ванную, включила кран и, наконец, позволила себе плакать. Пять минут она сидела на краю ванны, разбрасывая слёзы и туш.
Тридцать пять лет мой возраст, я руководитель отдела в крупной логистической компании, у меня двадцать подчинённых. Мы с Ладой купили эту квартиру, вложив наследственную долю. Почему я должен мириться с унижениями в собственном доме?
«Потому что семья», шепнул голос моей мамы, «нужно быть мудрее, терпеть, худой мир лучше доброй ссоры». Я вымылся, наложил патчи, попытался улыбнуться своему отражению. «Осталось шесть часов», сказал я себе, «послушаем куранты, поедим, а потом лягу с книгой».
Я вышел из ванной, запах хво́и и запекающегося гуся наполнил комнату. На кровати лежало моё праздничное бархатное платье, но я уже не собирался его надеть.
Теща бросила: «Ой, Лада, ты что, это собираешься надеть? Бархат полнит, ты будешь как баба на чайнике. Цвет траурный, праздник радость, блеск! Позаимствуй у меня кофточку с люрексом».
Я ответил спокойно: «Спасибо, не надо. Мне нравится мое платье, и Витя тоже».
Теща дернула молнию, и я чуть не упал. Она крикнула: «Ты же не хочешь, чтобы муж на молоденьких глазел». Я лишь кивнул, а она уже вела себя, как будто готовит свой собственный новогодний спектакль.
В десять вечера стол был накрыт: хрусталь, свечи, ароматный гусь в центре. Витя в рубашке, Тамара в том же «праздничном» люрексном костюме, будто новогодняя ёлка. Я чувствовал себя выжатым лимоном, настроения и аппетита не было. Всё, чего я хотел, это закончить вечер.
«Ну, давайте провожать старый год!» бодро объявил Витя, разливая шампанское. «Год был трудный, но мы справились, главное вместе!»
Теща поддержала: «Да, особенно для меня, здоровье плохое, давление скачет, сын работает, невестка занята карьерой, внуков нет, одиночество»
Я сделал глоток, вкус шампанского оказался горьким. Предложила я селёдку под шубой, но теща лишь скривилась, взяв вилку, откусила, пожевала медленно, закатывая глаза: «Селёдка пересолена, свёкла недоварена, майонез кислый, как уксус». Я тихо ответил: «Это лимонный сок, как в рецепте».
Теща закричала: «Лимон в шубу! Кто тебя учил готовить? Твоя мать, царствие ей небесное, тоже не была кулинаркой, всё «полуфабрикатами» кормила». У меня в груди будто ударили по живому, ведь мама Лады умерла три года назад.
Я прошептал: «Не смейте трогать мою маму». Теща ответила резкой правдой, и Витя молча передал хлеб. Я увидел в ней лишь очередной источник боли.
Но вдруг в меня включился переключатель. Гнев, обида, усталость испарились, оставив ледяное спокойствие. Я посмотрел на Ладу, на мужскую роль, которую я обещал ей в горе и радости. Она, глядя в глаза, спросила: «Витя, тебе вкусно?».
Он ответил: «Нормально, давай не будем ссориться за столом». Мы оба кивнули, и я услышал, как теща советует: «Мнение, значит, нормально».
Я встал, но теща крикнула: «Ты куда? За горячим?». Я ответил: «Нет, я не за горячим».
Выйдя из гостиной, я снял бархатное платье, повесил его в шкаф, надел джинсы и тёплый свитер, собрал небольшую спортивную сумку с косметичкой и пижамой, а в коридоре надел пуховик, шапку и сапоги.
Теща крикнула из гостиной: «зачем тебе мультиварка, еда в ней мертва! Лучше в русской печи Витя, где Оля? Что с ней?». Я прошёл к двери, заглянул:
«Я не обиделась, Тамара Игоревна. Я просто сделала выводы».
Витя выронил вилку: «Оля, ты куда? В джинсах?».
Я сказал: «Я ухожу, Витя».
Он: «Куда? В магазин?».
Я: «Нет, я ухожу из дома. Празднуйте, ешьте гуся с яблоками, а не с можжевельником. Салаты можете выбросить».
Теща в панике: «Оля! Садись за стол, гости уже на пороге, куранты через час!».
Я: «У меня нет гостей, только два чужих человека: тот, кто меня ненавидит, и тот, кому всё равно. С Новым годом».
Я пошёл к входной двери, и Витя бросился за мной: «Оля! Стой! Ты с ума сошла? Ночь на дворе! Куда ты пошёшь?»
«К тому, кто меня ценит», ответил я, открывая дверь.
На улице лёгкий пушистый снег, тишина, гдето вдалеке уже слышались хлопки петард. Я вдохнул холодный воздух, ощущая странное лёгкое чувство свободы.
Позвонил я Свете, подруге, и спросил, можно ли к ней прийти. Она пригласила, как будто бы готовилась к весёлой вечеринке, с мишкой, пловом и шампанским. Я сел в такси, цена была высокой, но новогодняя ночь требовала риска. Желтая машина подвезла меня к дому Светы.
В её квартире пахло мандаринами и пловом, вешалка была завалена праздничными шапками с оленями. Света обняла меня, и я впервые за весь день улыбнулся. На столе огромная кастрюля плова, бутерброды с икрой, ведро мандаринов.
Я рассказал ей о гусях, салате, о «пачке» на голове и молчаливом Вите. Света кивнула: «Ты сделала правильный шаг, мамутёщу оставить. Ты заслуживаешь счастья, а не кулинарных репрессий».
Смартфон гудел: 20 сообщений от «Витя», 5 от «Тамара», несколько от «Любимый». Я прочитал их, засмеялся, словно разрядившийся конденсатор.
Света отобрала телефон: «Сегодня твоя ночь, пойдем танцевать!» Мы танцевали до трёх утра, забыв о спине, усталости, обидах.
Утром первого января я проснулся на диване у Светы, голова слегка гудела, но настроение было бодрым. Я знал, что нужно вернуться домой, но уже не извиняться, а ставить точку.
Вернувшись домой к полудню, нашёл в гостиной хаос: стол неубран, гуc стоял нетронутый, лишь одно крыло оторвано. Витя спал на диване, теща исчезла. Я открыл окно, впустив морозный воздух, и стал варить кофе, звук кофемолки прозвучал как выстрел в тишине.
Витя, смутный и виноватый, пришёл к кухне: «Что ты натворила? Гуся не ели, настроение пропало». Я спокойно налил ему кофе: «Гуся вам не понравился, но я всё равно люблю вас».
Тут в дверь влетела Тамара Игоревна, лицо её было как у актёрадрамы, руки дрожали: «Вот она, гулёна! После того как довела меня до приступа!». Я посмотрел ей в глаза и сказал: «Такси отличная идея, только возьмите с собой свои рецепты и претензии».
Теща вскрикнула: «Витя! Ты слышишь?! Она меня выгоняет!»
Витя посмотрел на меня, а я стоял у окна, освещённый зимним солнцем, спокойный и непоколебимый. Он понял, что если не выберет сторону, я исчезну из его жизни.
Он прошептал: «Мам, ты права, я перегнул палку».
Теща закричала: «Ты предатель!». Я лишь кивнул ей, пока она швыряла вещи.
Когда дверь за ней захлопнулась, Витя сел за стол, положив голову на руки. Я подошёл и сказал: «Ты идиот, но у тебя есть шанс исправиться».
Он спросил, в чём он может исправиться. Я ответил: «Вставай, собирай мусор, убирай срач. Потом будем есть гуся руками и смотреть «Гарри Поттера». Если услышишь слово о пыли, ты сразу же уйдёшь к маме».
Он кивнул, в его глазах вспыхнула надежда. Мы убирались молча, но слаженно, выбрасывали несъеденные салаты, мыли посуду. К вечеру квартира снова блестела. Мы сидели на диване под одним пледом, ели холодного гуся, который оказался чудесным, и смеялись над сценами из книги о братьях Уизли.
Телефон вновь позвонил: сообщение от тещи «Доехала, сердце болит, Бог вам судья». Я показал его Вите: «Что ответим?».
Он набрал: «С Новым годом, мам. Выздоравливай», и заблокировал её контакт на неделю, чтобы раны зажили.
«Это был самый ужасный и самый лучший Новый год в моей жизни», сказал он, обнимая меня.
«Почему лучший?», спросил я.
«Потому что я наконец вырос», ответил он.
Я положил голову ему на плечо, понимая, что впереди ещё много работы, но главное я больше никогда не позволю себя трактовать как прислугу. Этот Новый год стал началом новой жизни, где я ставлю границы и ценю себя.
Урок, который я вынес из этой ночи: уважать себя важнее, чем угождать тем, кто считает себя выше. Конец.
