Тапочки бабушки или чуть о милосердии
«Кость, брошенная собаке, не милосердие. Милосердие кость, разделённая с собакой, когда ты голоден не меньше её».
(Дж. Лондон «Джонячмень»)
Жизнь наша, как три копейки, раздавленная ногами, выброшенная к обочине, както шептали они, но дарованная Богом и поэтому любимая. И вот к нам пришла безпросветная нужда. Говорят, от «сумы» и тюрьмы
Слёзы беззвучно скатились, морщинистыми ладошкамиочкищами вытерли глаза, виновато улыбнулись, вознося к Богу благодарность: «Он милостив и добр, могло быть и хуже».
Могло, но куда уж хуже. К больным и старикам давно никто не стучит. Пусто, скучно, даже страшно, но они не собирают обиды: «Чего же нам рядом сидеть? Каждому своё горе».
Тощие в изношенных халатах, закутанные в старые платки, они выглядят как картина унылой немощи. Тела слабы, но душа, изъеденная болезнью, остаётся чистой, доверчивой, к людям милостивой и благодарной. Даша, глядя, удивлялась: в белом свете живут измученные, пережившие столько печали, а рядом с ними странно тепло и покой. Их взгляд согревал, улыбка ласкала.
Даша социальный работник. Пришедшая в тяжёлые времена лишь ненадолго, она незримо погрузилась в эту нелёгкую работу и полюбила её. Как правильно заметили, в соцслужбе остаются лишь те, чьё сердце привязано к делу, сердца добросердечные, души человечные и беспокойные. Не всем дано любить даже собственных здоровых и успешных, а здесь чужих: старых и больных, упрямых, подозрительных, сварливых, забывчивых, неопрятных.
Есть совет не привязываться к подопечным, чтобы не страдать от их утраты, но Даша полюбила этих беспомощных доброжелательных женщин всем сердцем, тянулась к ним, словно к родственникам.
Мать и дочьпереселенки. Слово «переселенцы» звучит безлико, но за каждой судьбой тяжёлый крест. Давно, когда ещё не было границ и все жили дружно, Валентина Фёдоровна была направлена в Сочи на завод. Работала, вышла замуж, родила Машу, построили дом, появился внук. Жизнь шла, пока тёмные силы не раздробили страну. Орда националистов грабила чужие земли, отбирала нажитое. Муж дочери, местный, сошел с ума, забрал сына, выгнал её из семьи. Русские стали ненужными даже их собственным детям. Силой толпы страшнее всего. Собрав всё, что удалось, они спасались в чемоданах, бросившись к родине. Поехали трое, дошли лишь двое. Муж Валентины не вынес позора.
Став переселенками, они сначала держались дружно, помогали друг другу, но потом, когда жизнь наладилась, сострадания исчезло. Валентине быстро простела тропка, её забыли, бросили, даже соседи сменились.
Государство говорит, что мы не нужны, вздохнула она, а нам дают квартиру, пенсию, пособия, соцслужбы помогают бесплатно. Государство хоть и бедно, но людей врет. Если у нас ничего нет, мы даже родственникам не нужны, а к власти лишь кивком. У нас с Машей по России родственники, которые приезжали к нам за фруктами и теплом, а когда мы вернулись бедные и больные прячетесь. Горько. Сеем зло, а ищем виноватых вокруг.
К Валентине Фёдоровне и её дочери Марии Сергеевне Даша приходила чаще, чем позволяла себе совесть. Их радовали, их душа отдыхала их встречали восторженно, гостеприимно. Никаких жалоб, лишь благодарность. Их мир мал и замкнут, но о всём спрашивают, не забывают мелочей, радуются, как дети, сердцем чистым.
И вот сегодня Даша решила зайти без особой причины. Дверь открылась, женщины в восторге: «Радость огромна! Дашенька, какое счастье! Соня к нам в гости пришла! Оказывается, живёт недалеко, за городом, в деревушке. Обещала ещё прийти!». Они покраснели, глаза блеснули, морщины разгладились, спины выпрямились, даже походка стала лёгкой, тапки перестали скрипеть.
Соня и умница, и красавица. «Даша, вы обязаны её увидеть!» суетилась Валентина, заваривая чай. «Сегодня угощаем вас», добавила, отказываясь от помощи. Ни минуты тишины не было.
«Как бы давление не подскочило», волновалась Даша, но от души радовалась за них.
Гости в доме заставляли улыбки вспыхивать, звон колокольчиков в памяти, счастье вспоминать.
Стол накрыт, и Даша зажмурилась: высокий торт с кремом, шоколадные конфеты, колбаса «салями», копчёный палтус. Сыры «дорблю», «рокфор», в плесени. Яркие соки, соленья в квадратных банках, прочие странные лакомства. «Сколько же денег выкинула Соня, не зная, что подопечным ничего нельзя», сожалела Даша.
Мы всё понимаем, вмешалась хозяйка, это для вас, Дашенька, угощение. А нам можно «капелюшку»? подняла брови. Чисто для детей, улыбнулась Даша, напомнив о диабете и прочих недугах.
Родители Сони работали на том же заводе, давно умерли, «молодыми». Слезы и вздохи вспоминали. Соня моложе Маши, но, слава Богу, здорова! «Какая красавица, добрая, щедрая», восхищались, опуская глаза, показывая огромные коробки одежды в углу.
А вдруг там бабушки живут, мечтательно подняла глаза Валентина.
Как фокусники, они вытаскивали из больших пакетов яркую одежду: джинсы с искусственно рваными коленями, кардиганы, вязаные кофточки с открытыми плечами, пышные юбки до пола, короткие кокетливые платья, блестящие футболки, атласный пеньюар, домашние тапочки на небольших шпильках с белоснежным помпоном, слегка запачканным. Джинсовая куртка, ветровка, длинный плащ с поясом, вязанные шапки, одна с ушками, будто у кошечки. Чем выше рос горой одежда, тем труднее милым женщинам сохранять улыбку.
Что это? растерянно спросила Мария Сергеевна, глядя на ворох. Зачем?
Возможно, бросилась в защиту Сони Валентина, она не знала, что мы больны и старомодны.
Мария покачала головой: «Даша, может, знаете, кому подойдёт это тряпичное богатство?».
Вещи действительно красивы, даже если слегка изношены. Но отдавать бедному то, что не нужно, не милосердие, а бездушный бросок под стол. Лучше пройти мимо, не замечая, чем безжалостно опустить нуждающегося.
Как жаль, что нет халатов, вздохнула Валентина, указывая на штопки в линялой одежде, и заплакала.
Даше стало стыдно за Соню, за её мрачные годы. Эти женщины давно не выходили из дома; прошлым летом Даша выводила их на улицу, но зимой подниматься с пятого этажа старикам после инсульта было почти невозможно, а Марии с рассеянным склерозом тоже не под силу.
Ветровки, шапки с ушками, джинсы и ажурные пуловеры казались не к месту. Хотелись бы несколько тёплых халатов, длинные сорочки, бабушкинские тапочки их мечта. Холодные ноги, прокладки от недержания, всё требовалось.
Не зная, что сказать, Даша обняла их, погладила седые волосы, шепнув: «Эти ботинки для безногих лишь тряпки в пакетах».
Соня ещё дважды приезжала, привозя стопки поношенной одежды, а хозяйки аккуратно складывали их в диван.
Наконец Даша познакомилась с ней. Красива, ухожена, словно сошедшая с подиума. Даша, молода, смутилась, но Соня оказалась лёгкой в общении, любила разговор.
Я, когда к ним ехала, и представить не могла, насколько всё плохо. Говорили, но опуститься! пробормотала Соня, подыскивая слово. Они раньше жили хорошо, муж Валентины имел хорошую должность, а нам
Вы не видите, как я всё заработала, копейку за копейкой, продолжала она, упивая в своей успешности два брака, расчётливый брак тоже работа.
Даша молчала, ощущая тяжесть обвинения.
Соня посмотрела: «Вы молоды, а так неухожены. Хочешь, я поговорю с хозяином салона, они сделают вам мезотерапию, скидку дадут».
Спасибо, не надо, перебила Даша, купите Валентине и Марии тёплые халаты и бабушкинские тапочки.
Тапочки что? удивилась Соня, подняв брови.
Бабушкинские, из овчины, в них ноги всегда мёрзнут. Шерстяные носки нам дарят, но в бабушках теплее.
Даша давно хотела их купить, но три тысячи рублей из бюджета не высчитать.
Не знаю, где искать, неуверенно сказала Соня.
А ещё нужен телевизор, аудиоплеер с книгами, постельное бельё, добавила Даша, мечтая.
Слушайте, прервала её Соня, схватив соцработника за руку, Валентина уже старуха, а Маша почему сама себя запустила? Халат, платок седая. Можно волосы покрасить? Стрижку?
Она в памперсах, тихо ответила Даша, ищет сына всю жизнь, а болезни её теснят.
Разговор превратился в путаницу, будто каждый говорил на своём языке. Пауза повисла, Даша спешила уйти, но не успела попрощаться.
Знаете, оживилась Соня, я рассказала соседкам, подружкам, клиенткам, что занимаюсь благотворительностью, и они тоже захотели помочь, пересмотреть гардеробы.
Даша ошеломлённо посмотрела на щедрость деревенских дам, будто комедийный скетч разыгрывался в реальном сне. За годы работы в соцслужбе она видела разные трактовки милосердия, но такой откровенноподарочный «выброс» предметов в дом нуждающегося был ей впервые.
Не бросай на свалку то, что не нужно, а потом торжественно дари, подумала Даша, но не спрашивая, что человек действительно нуждается, а лишь громко заявляя: «Я благотворитель!».
Мы насытились, отрыжка благодетельствует мир, грустно вздохнула Даша, но разве не стоит спросить, чего именно человек просит?
Соня, вдохновлённая, щебетала: «В нашем посёлке я уже старуха, вокруг лишь молодёжь, их вещи закачаешься! Вчера я отдала Валентине шикарный кардиган, лучше любого байкового халата. Купила в «Макухине» триста семьдесят рублей, но цвет ошиблась, эксперимент провалился, а соседские ведьмы заплатят больше, чем я. Подарок к Новому году будет отменный! Тётя Валя в вещах профи, а Маше тоже найдём».
На тобі, небоже, що мені негоже, пробурчала Даша, вспомнив свою украинскую бабушку.
Что? насторожилась Соня.
Ничего, ответила, «Узелцы три злата таяся подал еси»
Не слышала, сказала Соня.
А знаете поговорку: «Пусть левая рука не знает, что делает правая», бросила Даша.
Соня вспылила, перешла на «ты»: «Кто тебе позволил так говорить? Ты берёшь слишком много на себя».
Она прищипнула губы, бросила пронизывающий взгляд, взмахнула ресницами, и, не попрощавшись, стучала каблуками по тротуару, уносясь в кафе.
Через мгновение к ней подъехал блестящий автомобиль, она, кокетливо улыбаясь, села на заднее сиденье: «Боже, как же наш народ упал и стал неблагодарным».
До свидания, облегчённо крикнула Даша, спеша к автобусу. На другом конце города её ждала одинокая старенькая бабушка.
Соня к своим землякам больше не пришла, обиделась на Дашу, на всех, долго жаловалась соседским ведьмам, как её оскорбили. Она искренне помогала, а её высмеивали, назвав «Дашкой» соцработником.
Она вытирала слёзы, скрещивала руки, тайно думала, что всё это ей не нужно памперсы, халаты, странные тапки. Кошмар! Она представила свои красивые ножки в овчинных чучелах.
Но Даша всё же нашла деньги на бабушкинские тапочки и даже попросила пожертвования к Новому году на два тёплых халата.
И пусть народ опустился и стал неблагодарным, а ей всё равно
