Я тебя больше не люблю, Злата, сказал Василий, его голос отдавало эхом холодного коридора, будто в воздухе пахло сырой землёй. Я взвешивал всё, и понял: нет, не люблю.
Разговор происходил на кухне, где стол был покрыт пыльным скатертью, а окна светились как пустые глаза. Злата стояла у окна, скользя пальцами по стеклу, как будто бы пыталась уловить дождь, который будто бы уже шёл в другой комнате.
Я давно это поняла, Васёк, прошептала она, тяжёлый вздох вытекал, будто дым из трубы.
Давно? удивился Василий, глаза его блеснули, будто отражали стёртый плакат. Даже так?
Тебя это удивляет? Злата открыла окно, вдохнула свежий аромат осенних листьев, улыбнулась и закрыла стекло, будто запершив в себе летний ветер.
Нет, но Думал, ты не знала, горько усмехнулся он. Тогда, Злата, всё становится проще. Пора нам разойтись.
Ты уверен, что действительно этого хочешь? спросила она. Мы столько лет вместе, у нас ребёнок Аглая.
Я готов платить алименты, и всё прочее, сказал он, голос дрожал, словно падающий лист. И ничего от тебя мне не нужно.
В каком смысле, Васёк? недоумела Злата.
В том, что я не стану претендовать на квартиру и дачу в Васкелово, которые ты купила до брака, ответил он, глядя на пустой стол, где крошки будто звёзды в ночном небе.
Ты имеешь в виду те дома, что я купила до свадьбы? уточнила она. Ты их не будешь делить?
Нет, потому что я выше этого, произнёс он, как бы поднимая руки к небу. Если бы я был менее благороден, я бы обобрал вас до последней нитки.
До нитки? переспросила она.
До нитки, Злата, до нитки, подтвердил он. Оставлю вас с Аглой ни с чем. А я нет. Всё вам, забирайте. Мне ничего не надо. Я кристальная душа.
Спасибо, Васёк, сказала она, улыбка скользнула по губам, будто утренний туман над рекой. Ты настоящий мужчина, не как некоторые.
Какие-то? недо понял он, подняв голову и посмотрев на холодильник, покрытый пятнами, словно карта старого города.
Те, чья душа не столь чиста, пояснила она.
А, эти, понял он, глядя на гору немытой посуды в раковине. Да, таких мужиков ещё много, они позорят звание. Ты бы видела, как иногда земля их держит!
Злата ухмыльнулась, всё ещё стоя у окна, наблюдая за дождём, который только что запел, как скрипка в пустой комнате.
Люблю, когда идёт дождь, а дома тихо, тепло, спокойно, подумала она, будто слушая собственный внутренний шёпот.
Земля всех носит, а мужчины разные, сказала она.
Что ты, Злата, ещё какието, радостно воскликнул Василий, вглядываясь в стол. Позволь рассказать случай. В нашей конторе работает типичный мужик, представь, он, когда от жены уходил, то
В другой раз, Васёк, расскажешь, ответила она, отрываясь от окна. Сейчас мне некогда. О нас ещё чтото скажешь?
Да, ещё, кивнул он, взгляд стал мягче. Главное.
Я слушаю, прошептала Злата, всё ещё глядя в окно.
Злата, сказал он, как будто шепчет тайну стене, я ухожу, оставляю всё тебе и Агле, но у меня одна просьба.
Просьба?
Не могла бы ты дать мне пятьсот тысяч рублей? произнёс он, словно прося волшебный дар. Я отдам, честное слово.
Пятьсот тысяч? удивилась она. А ты уверен, хватит ли тебе?
Уверен, Златка, ответил он, будто уже считал каждый рубль.
Ты посчитал? усмехнулась она. Даже так!
Ты смеёшься, но это не так уж и много за восемь лет брака, сказал он, будто перелистывал старую книгу. И у меня к тебе никаких претензий.
Нет, ответила она, слишком много. Я не дам тебе пятьсот тысяч.
Как не дашь? недо понял он. Пятьсот тысяч не дашь?
Пятьсот тысяч не дам, сказала Злата, её голос эхом отразился в кухонных стенах.
Василий задумался, как будто в его голове зажглись огни ночного города, а потом шепнул себе: «Странно, как же это?». Он вспомнил, как Надя уверяла, что пятьсот тысяч мелочь, если я откажусь от всего. Всё казалось сюрреалистическим кристаллом.
А сколько дашь? спросил он, глядя на старый холодильник, покрытый пятном, будто тёмной тучей.
Ни копейки, ответила она, отодвинувшись от окна и села за стол.
Вот так новость! прошептал он, будто слышал собственный шёпот в пустоте. Нисколько не даст. Что мне же теперь делать?
Ну, триста тысяч дашь? попытался он вытащить из пустоты.
Рубля не дам, отрезала её Злата.
Как так? недоумевал он. Просто не дашь и всё?
Просто не дам, повторила она, как будто клятва в ветре.
Я думал, это не та сумма Если ты настаиваешь А пятьдесят тысяч дашь?
Ты утомил, Василий, сказала она с лёгкой улыбкой.
Что ж, сказал он после паузы. Если ты так ставишь вопрос Я отстаивать свои права в другом месте.
Как хочешь, ответила она. Права любят, когда их отстаивают, особенно в другом месте.
На развод подашь ты или я? спросил он строго.
На какой развод, Васёк, опомнись, ответила Злата, нас уже давно развели.
Как развели? воскликнул он. Почему я не знал?
Три года назад ты ушёл, звонил три раза: первый чтобы не волноваться, второй про серьёзные проблемы, третий лишь чтобы сказать, что не любишь и попросить деньги, пробормотала она.
Мне нужно было время, чтобы всё обдумать, сказал он, голос дрожал, будто холодный ветер качал окна. Я пытался сохранить семью.
Тебе шли повестки, но ты не появлялся, напомнила она.
Я специально не ходил, ответил он. Думал, если не приду, нас не разведут. А нас всё равно развели.
Развели, Василий, крикнула она.
Как же так? ахнул он. Лишить жены и ребёнка без присутствия?
Ну, если ты сам не захотел быть, кого винить? сказала Злата. Только себя.
Я не люблю разбирательства, сказал он, будто отгоняя тени. Все скандалы, всё это…
Она всё поняла, и развела нас, добавила она.
Кто она? спросил он.
Судья, конечно, ответила она, улыбка её была холодна, как лёд в реке.
Дошло до тебя, наконец, что мы уже не пара? спросил он.
Дошло, тяжело выдохнул он. Значит, всё.
Всё, повторила она.
Ну, всё, так всё, пробормотал он. Дело прошлое, как говорится. Как там вообще?
Что вообще? спросила она.
На суде, как всё происходило? уточнил он.
Всё было хорошо, кивнула она. Никаких посторонних, только свои.
Свои это хорошо. Я ведь не люблю, когда чужие знают о наших проблемах, сказал он. Если всё свои, то нормально. А судья? Строгая?
Не ругалась, ответила Злата. Очень спокойная женщина. Часто вспоминала тебя.
Да? удивился он.
Интересовалась, где ты, продолжила она. А я? Не знаю.
Она? спросил он. Сердилась, наверное, что меня нет?
Нет, усмехнулась она. Очень спокойно к этому отнеслась.
Может, в первый раз, когда я не пришёл, она была спокойна, а потом? спросил он.
Не сердилась и не переживала, ответила Злата. Можно ли на меня сердиться?
Да, признался он, я такой. Что она сказала?
Она сказала, что можно без меня, и развела нас. Зачем тебе пятьсот тысяч?
Я хотел отремонтировать квартиру, признался он. С Надей уже всё серьёзно, мы любим друг друга. Я не говорил о Наде
Нет, крикнула Злата.
Мы с ней познакомились три года назад, пояснил он. Я тогда позвонил тебе, чтобы ты не волновалась, всё в порядке.
Я помню звонок, но про Надю ты ничего не сказал, ответила она.
У нас теперь две дочери, сказал он, будто открывая старый дневник. Квартира старая, нужно менять проводку, отопление. Три комнаты и кухня, как в брежневских домах.
Я знаю, кивнула Злата.
Надя советовала, позвони своей, пусть даст на ремонт, иначе отберём больше, наставлял он.
Не спеши с ремонтом, Васёк, советовала она.
Почему? спросил он.
Потому что квартира на Энгельса в три комнаты, куплена в браке, половина моя, суд так решил, объяснила она.
Ты не посмеешь, сказал он, после того как оставил всё ей и Агле… Я к тебе с чистой душой, а ты отвечаешь?
Могу выкупить твою долю, могу продать свою, или предложить однушку в пятиэтажке на первом этаже с хорошим ремонтом на Гражданском проспекте, предложила Злата. Выбирай.
И всё? закричал он. Всё, что можешь предложить? У нас ребёнок, ты о нём думала?
Буду хамить, продам свою долю первому встречному, ответила она. Окажешься в коммуналке с Надей и ребёнком.
Василий посмотрел на гору немытой посуды, на обшарпанный холодильник, на потолок с трещинами, на старый советский кран, на разбитый телевизор в углу ванной, и ему захотелось плакать, будто дождь лил по стеклам его души.
Я согласен, шепотом произнёс он, и в кухне зазвонил колокол сна, унося всех в странный, бесконечный сон.
