Ты представляешь, Вика! подхватила меня тётя Елена, двоюродная сестра мамы, когда я зашла в «Перекрёсток» в Москве. Я только что вспомнила о тебе, и сразу же задела меня своей огромной сумкой.
Осторожнее, тут проход, крикнула прохожая, пробегая мимо, а потом, увидев, кого задела, воскликнула: Вика? Елена? Нечего себе, какие вы наглённые!
Что? Почему меня называют наглой? спросила меня удивлённо Елена. Вика, я же просто решила подшутить, а ты меня сразу в обиду принял. А ты чего так обрушилась на меня, Ольга?
Ты, наверное, не в курсе, начала Ольга, у Ларисы, помнишь, тот парень занял у неё сорок тысяч рублей и до сих пор не вернул, хотя обещал отдать в две недели перед зарплатой, а уже прошёл полгода!
Подожди, подожди Я в долг брала? я возмущённо спросила. У меня и муж тоже зарабатывает, я сама получаю полную зарплату, а наш сын уже два года живёт самостоятельно и ни в чём нам не нужна помощь!
Она пояснила: Это Ларисе я дала. На самом деле не сорок, а пятнадцать тысяч, и не полгода назад, а две недели назад, когда она сломала руку. И всё изза Елена указала пальцем на меня, и я услышала её тихий смех.
Дай угадаю: «пе», «бу», «гдом», произнесла она с горечью, от которой не избавиться.
Эта горечь была не от того, что мама снова взялась за старые проблемы, а от того, что я поверила ей две недели назад.
Я поверила, когда мамочка позвонила из приёма больницы: её доставили «скорой» после того, как она неудачно упала с лестницы и теперь будет два месяца в гипсе с шипами и прочими «радостями» осложнённого перелома.
Она сказала, что теперь не может ни есть, ни пить, ни спать без помощи своей единственной и любимой дочери. Социальные работники, в свою очередь, не только игнорируют её, но и берут за свои услуги в три раза больше.
Последняя ложь, которую я могла бы отнести к субъективному восприятию, прошла мимо ушей, а всё остальное оказалось правдой. Мама действительно сломала руку, её привезли «скорой», и действительно нужен был ктото, кто бы о ней заботился.
Кто же может быть этим человеком, если не единственная дочь? К тому же мама никому ничего плохого не сделала. Всю жизнь она приукрашивала свои беды и постоянно ставила себя жертвой, брошенной всеми, забытой и несчастной.
Но ведь никто не идеален, правда? Несмотря на все недостатки мама кормила, поила, обувала и одевала меня, ходила на родительские собрания и покупала мне лекарства с апельсинами. Поэтому я, по её мнению, должна была взять месячный отпуск без сохранения зарплаты и переехать к ней в родной город, чтобы помочь по хозяйству и с гигиеной.
На этот месяц я планировала найти приходящую домработницусиделку. Если бы не удалось, то попыталась бы уговорить маму переехать со мной, ведь без работы ей было бы нечего делать.
С первых дней в старом доме я начала вспоминать, почему тогда, десять лет назад, я бросила его в спешке. После девятого класса я поступила в первый попавшийся техникум в другом городе, сбежала в общежитие рядом, где потом осталась работать. И всё потому, что даже в комнате с тремя соседками у меня было больше личного пространства, чем в одной квартире с мамой.
Вика, ты серьёзно? Разве приличные девушки носят такое? упрекала меня почти тридцатилетняя мама, размахивая бельём, которое было сжато в её руке. Ты хоть знаешь, где работают те, кто такие «кружавчики» на себе носят?
Те, кто их носят, имеют хоть какуюто личную жизнь. Тебе, впрочем, это понятие незнакомо, зайди в ящик стола там много интересного, ответила я, не вдаваясь в детали.
Мне уже не шестнадцать, я физически и психологически независима, поэтому могу отстаивать свои границы и напомнить маме, что я приехала помогать по хозяйству, а не выслушивать её бесконечные жалобы.
Но мама не успокоилась. Как только я собиралась уединиться, в дверь начали врываться крики о том, что ей срочно нужны моющие средства, освежитель воздуха или чтото из туалетной комнаты. Не могли они подождать парутрой минут, пока я выйду.
А самое весёлое её пение. Ранним утром, пока я ещё спала как убитая, мама включала какойто музыкальный канал и начинала петь. Я спросила её, зачем это, ведь всё было чисто, еда готова, проблем нет. Она ответила:
Просто хочу петь. У меня в доме нет прав? Если тебе так хочется спать спи, а меня не смотри.
Я почти отказалась от психиатрической консультации и купила беруши, но они так и не понадобились: в один прекрасный день сосед сверху не выдержал и пришёл к маме, наставляя её, где и как надо будет «орать», если она ещё раз разбудит их за час до подъёма.
После этого мама прекратила петь, но остальные проблемы не исчезли. Я всё же находила в себе силы помнить, что это всего лишь пожилой, сейчас уже нездоровый человек, которому нужна моя помощь.
Я нашла помощницу или, если не удалось, терпела маму в гостях до выздоровления, а потом уже давно забывала обо всём этом.
Мысли о том, что мамина старость уже рядом, заставляли меня отгонять любые мысли о новой нагрузке. И вот однажды Ольга и Елена, подруги нашей соседки Валерии, сказали, что я, оказывается, вообще не помогаю маме, меня уволили с работы, а я живу за счёт травмированной пенсионерки.
Они даже придумывали детали, будто я дьявол, а они спасители. За столиком в кафе они опускали глаза, а я, чтобы доказать свою правоту, показывала им чеки с банковской карты, где видны дорогие покупки для мамы за последние две недели.
Они также рассказывали, как Елена заняла у бедной Ларисы сорок тысяч рублей, хотя та и не видела её в лицо и не могла бы её попросить, ведь её доход был гораздо меньше, чем у их семей.
Мам, нам надо поговорить, сказала я полтора часа спустя, переступая порог квартиры с Ольгой и Еленой под руку.
За следующий час мама призналась, что ради внимания регулярно порочила меня перед знакомыми, чтобы вызвать их сочувствие к своему «незавидному» положению.
Я могла бы простить маму многие её странности, привычки и подсознательные желания развлечься, но настолько её оскорблять без причины Нет, я уже не могла этого терпеть.
Поэтому на следующий же день я попрощалась с мамой, уехала домой и предложила ей пользоваться соцработниками, доставкой и другими способами решения проблем без моего участия.
Если она и будет плохой дочкой, пусть будет плохой, а не будет казаться таковой. Максимум, что мама теперь может получить небольшую денежную помощь в благодарность за то, что я ей дала жизнь. Всё остальное пусть будет решено картой «Мир», пенсией и «дотацией» от меня. И пусть теперь у мамы будет повод жаловаться, что у неё плохая дочь.
