23 октября, 2025г.
Сегодня я снова оказался в кабинете заведующей, где меня уже третий раз в месяц ругают за «мелочи». Марина Сергеевна, заведующая отделением, сидела за своим столом, скрестив пальцы, а я, стоя у окна, сжимал кулаки, чувствуя, как щёки раскалены от стыда.
Андрей Петрович, вы знаете, что уже три жалобы за месяц? сказала она, не поднимая глаз. Так работать нельзя!
Я старался держаться спокойно, но голос предательски дрожал.
Я всё делаю правильно, Марина Сергеевна. Эта Кузьмина постоянно придирается к каждому нюансу. Её характер такой, что ей всё не хватает.
Характер или нет, а вы обязаны разговаривать с пациентами корректно. Вы медбрат, а не
Не что? перебил я, чуть громче, чем хотел. Не «мужчинанаслужбу», который вынужден терпеть грубость?
Марина вздохнула, сняла очки и устало потерла переносицу.
Андрей, я понимаю, у вас сейчас нелёгкий период. После развода всё тяжело. Но работа есть работа. Возьмите отпуск, отдохните. Иначе я не знаю, как вас дальше защищать.
Я вышел, едва сдерживая слёзы. Полгода прошло с тех пор, как Ольга ушла, а рана всё не заживала. Каждый день казался испытанием: работа, пустая квартира, где эхом отдавали мои шаги, и громкие крики из соседней квартиры, где живёт алкоголичка с котом.
В ординаторской меня ждала Людмила, коллега и единственная, кому я мог откровенно всё рассказать.
Ну что, опять врезалась? спросила она с сочувствием.
Предложила отпуск. Говорит, нервы почти сдают.
Может, действительно стоит? Съездить куда-нибудь, сменить обстановку.
Я покачал головой.
Куда мне ехать? Ольга платит мне алименты копейки, а её мать, Нина Петровна, подсовывает какието договоры. Говорит, у неё доходы маленькие, а квартира оформлена на меня.
Чёрт, вздохнула Людмила. Я же говорила, нельзя было подписываться на эти бумаги.
Я тогда думала, мы семья. Не могла представить, что она так поступит.
Я налил себе чай из термоса, сел на изношенный стул. Руки дрожали. Я устал от работы, от мыслей, от бесконечной боли в груди.
Люд, а правда, что я изменилась? Стала какойто злой?
Людмила подсела, положила руку на плечо.
Андрей, ты просто защищаешься. Это нормально. Двадцать лет с Ольгой прожил, а она ушла к младшей, без детей. Кто бы не позавидовал.
Я не хочу быть злой, наконец вырвалось у меня, слёзы катились по щекам. Я просто хочу жить нормально, без этой боли.
Вечером я брёл домой пешком, экономя на транспорте. Октябрь выдался холодным, дождливым. Мокрые листья прилипали к ботинкам, ветер щипал под воротник куртки. Я шёл, уставившись в землю, погружённый в мысли.
Когда Ольга ушла, я долго не мог поверить. Казалось, это страшный сон, из которого проснёшься и всё вернётся к прежнему: она вернётся с работы, повесит пальто в прихожей, спросит, что на ужин. Я расскажу о своём дне, она о своём. Обычная, привычная жизнь.
Но вместо неё пришла её мать, Нина Петровна, с бумагами и холодным взглядом. Говорила, что Ольге нужно личное пространство, что я её «задушил» своей заботой, что в браке давно нет любви. Я слушал её, не узнавая женщину, которую столько лет называл мамой.
Квартира оформлена на меня, это моё имущество, говорила она, постукивая пальцем по столу. Но я не выгоняю тебя. Живи, пока не устроишься.
Я двадцать лет здесь живу, прошептал я. Мы с Ольгой ремонт делали, мебель покупали
Покупали на мои деньги, перебила свекровь. Не забывай, Андрей. Ольга мой сын, и я всегда буду на его стороне.
Тогда я замолчал. Собрал вещи и снял комнату в коммуналке на окраине. Маленькую, тусклую, с соседкойалкоголичкой и общей кухней, где пахло кошками. Но это стало моим пространством. Никто не мог отнять его, никто не мог сказать, что я здесь лишний.
Подойдя к дому, я увидел знакомый чёрный седан у подъезда. Сердце сжалось Илья, наш общий знакомый, купил его полгода назад. Значит, ктото ещё здесь. Зачем?
Поднявшись по лестнице, я услышал голоса. На площадке перед дверью стояли Ольга и Нина Петровна. Свекровь чтото говорила, размахивая руками, сын кивал.
Андрей! первым увидела он меня. Наконецто! Мы уже час ждём.
Я достал ключи, хотел открыть дверь, но Нина Петровна загородила проход.
Подожди, нам нужно поговорить.
Не о чём нам говорить, пытался я говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало. Пропустите, пожалуйста.
Андрей, не будь таким, Илья шагнул ближе. Он выглядел уставшим, под глазами мешки, щеки впали. Мы пришли мириться.
Мириться? После полугода молчания, после унижений, после того, как её мать выгнала меня из собственного дома?
Мириться? переспросил я медленно.
Да, Илья понял, что ошибся, мягко заговорила Нина Петровна. Эта девица его бросила, оказалась меркантильной. Он раскаивается, хочет вернуться.
Вернуться, повторил я, как эхо. В голове шумело.
Да, домой. Мы семья, в конце концов. Двадцать лет вместе, нельзя так всё бросать.
Илья протянул руку, но я отстранился.
Погоди, зайдём, поговорим нормально. Я всё объясню.
Объяснить? внутри закипела злость. Что ты мне объяснишь, Илья? Как ты уходил ночью, сказав, что любишь другую? Или как твоя мать выставила меня из квартиры, в которую я вложил душу?
Андрей, не начинай, Нина Петровна сжала губы. Мы пришли с добрыми намерениями.
Добрыми? рассмеялся я, и сам испугался собственного смеха. Истеричный, горький. Вы пришли, потому что ваш сын остался один. Потому что девушка, за которой он бегал, оказалась умнее меня. Она использовала его и бросила. А теперь вы решили, что я должна принять его обратно. Так?
Ты не понимаешь, начал Илья, но я перебил его.
Я прекрасно понимаю. Полгода назад вы сказали, что я задушил тебя заботой. Что в нашем браке нет любви. Что тебе нужно личное пространство. И знаешь что? Ты был прав.
Андрей…
Нет, дай договорю. Я действительно задушил тебя. Тридцать пять лет гладила твою рубашку, готовила твои любимые блюда, терпела твою мать, которая вечно лезла в нашу жизнь. Я отказалась от карьеры, потому что ты хотел, чтобы я была домохозяином. Я не родила детей, потому что у меня не получалось, и терпела упрёки твоей матери, что я «бракованная».
Андрей, я так не говорил, Илья побледнел.
Не говорил, но молчал, когда твоя мать унижала меня. Молчал, когда я плакал.
Нина Петровна шумно вздохнула.
Ну вот, опять начинается. Андрей, хватит прошлое ворошить. Илья пришёл извиниться. Он понял ошибку. Разве этого недостаточно?
Недостаточно, посмотрел я в глаза свекрови. За эти полгода я понял, что впервые за двадцать лет живу для себя. Да, мне тяжело. Да, я снимаю комнату в коммуналке. Да, денег не хватает. Но это моя жизнь. И никто не говорит мне, что я делаю неправильно.
Может, зайдём всё-таки? спросил Илья, оглядываясь на соседскую дверь, откуда доносились шаги. Зачем нам перед чужими людьми
Чужими? усмехнулся я. Для тебя они чужие. А я здесь живу. Эти люди мои соседи. И знаешь, они относятся ко мне лучше, чем ты и твоя мать за все эти годы.
Что ты себе позволяешь! вскинулась Нина Петровна. Я тебе как родная мать была!
Родная мать не выгоняет на улицу, спокойно ответил я. Родная мать не забирает крышу над головой у женщины, которая двадцать лет заботилась о её сыне.
Квартира моя по документам!
По документам, да. Только вот по совести
Совесть здесь ни при чём, отрезала свекровь. Закон есть закон.
Я кивнул.
Вы правы. Закон есть закон. Поэтому я ничего не требую: ни квартиры, ни денег, ни извинений. Я просто прошу вас уйти и больше не появляться в моей жизни.
Андрей, подожди, Илья схватил меня за руку. Я действительно жалею. Я был дураком. Эта Кристина
Не интересно, я высвободил руку. Как её звали, что она делала, почему бросила. Мне всё равно, Илья. Понимаешь? Совершенно всё равно.
Но мы же столько лет вместе! У нас же была любовь!
Была, согласилась я. С моей стороны была. А у тебя, видимо, чтото другое: удобство, привычка.
Я подошёл к двери, вставил ключ в замок. Рукам больше не дрожали. Странно, но внутри воцарилось спокойствие, которого не было месяцами.
Илья, скажи ей! Нина Петровна толкнула сына в плечо. Ну же, не стой как истукан!
Мама, подожди
Я не стояла в пробке два часа, чтобы эта упрямая женщина нас выгнала! Андрей, ты пожалеешь! Такие мужчины, как мой сын, ещё искать нужно!
Я обернулся, посмотрел на Нину Петровну, на её накрашенное лицо, дорогую шубу, на то, как она командует сыном. Затем взглянул на Илью, который стоял, опустив голову, как провинившийся школьник.
Вы правы, Нина Петровна, тихо сказала я. Такие мужчины действительно тяжело искать. Поэтому я больше их искать не хочу. Достаточно.
Ты ещё пожалеешь! свекровь повысила голос. Кому ты нужна в свои сорок три? Молодость прошла. Будешь одна доживать!
Может быть, пожал я плечами. Но лучше одной, чем с теми, кто не ценит.
Я открыл дверь и переступил порог. Обернулась последний раз.
Илья, я не желаю тебе зла. Правда. Живи счастливо, если сможешь. Но без меня.
Андрей, постой
Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза. За дверью слышались приглушённые голоса. Нина Петровна чтото возмущённо говорила, Илья отвечал тише. Потом раздался стук лифта.
Вернувшись в свою комнату, я снял ботинки, лёг на кровать. Тишина. Я одна, но одиночество не пугало. Оно, как будто сняло с плеч тяжесть.
Телефон завибрировал. Людмила.
Как дела? С Кузьминой справилась?
Справилась. И не только с Кузьминой, ответил я, улыбнувшись.
Я подошёл к окну. На улице стемнело, зажглись фонари, Москва живёт своей жизнью: машины мчатся, люди спешат. Я часть этого города, этой жизни. Не чьято жена, не чьято невестка. Просто Андрей.
Утром луч солнца пробил занавеску. Первая мысль была о вчерашнем. Пришли ли те люди действительно, или всё было иллюзией? Нет, они были. И я отказал им.
Я встал, сделал зарядку. За полгода я стал больше заниматься собой: бегал по утрам, записался на йогу в районный центр. Не ради когото, а ради себя. На работе Людмила сразу заметила перемену.
Ты светишься, удивилась она. Что случилось?
Илья пришёл с матерью, захотели мириться, коротко сказал я. Я их послал в вежливой форме, но твёрдо.
Умница, горжусь тобой, обняла она.
Знаешь, Люда, я всю ночь не спал, думал и понял: я двадцать лет жил в тени его желаний, его мамы, его выбора. Я забыл, кто такой Андрей, что я хочу от жизни.
И что ты хочешь?
Пока не знаю. Но точно не хочу возвращаться к тому, что было. Это как вырваться из клетки: сначала страшно, потом понимаешь, что можно летать.
Красиво сказано, улыбнулась Людмила. А если он ещё придёт?
Не придёт. Я видел его лицо: он ожидал, что я к нему подбежу, благодарю за возвращение. А я не дала ему такой возможности. Такие люди не умеют добиваться, им всё дано легко.
На следующей неделе я подал заявление об увольнении.
Ты серьёзно? удивилась Людмила.
Абсолютно. Еду к сестре Галине в деревню. Начинаю новую жизнь.
А квартира? Вещи?
Вещей немного. Всё, что нужно, увезу. Остальное раздам или выкину.
Людмила обняла меня.
Буду скучать. Обещай, что будешь звонить.
Обещаю.
Сборы заняли неделю. Два чемодана и сумка укладывались в багажный отсек. Всё, что у меня было, уместилось в два ящика.
Я последний раз прошёл по Москве, зайдя в парк, где с Ильей гулял. Стоял у дома, где мы когдато жили. Нет, не жили. Существовали.
В автобусе я смотрел в окно, провожая взглядом знакомые улицы. Город оставался позади, впереди неизвестность, но я не боялся. Впервые за много лет я не боялся.
Галина встретила меня у автостанции.
Приехала навсегда? спросила она.
Галина обняла меня, шепнула, что теперь я могу наконец жить для себя, и я, смягчив сердце, кивнул, принимая новое начало.
