Твоё место у плиты, а не в семейном кадре, усмехнулась золовка, опуская затвор фотоаппарата.
Ты специально пересолила борщ или кулинарные способности у тебя в отпуске? тихо прозвучал голос свекрови, каждое слово отдавало эхом в ушах Оксаны.
По вашему рецепту готовила, попыталась Оксана держать ровный тон. Вы же его мне давали.
Конечно, виновата только я, фыркнула Инна Петровна, отодвигая тарелку с демонстративным шипением. Владимир, ты действительно это съешь?
Владимир, будто погружённый в сон, безмятежно доедал борщ, не поднимая взгляда. Любовь, золовка, сидела напротив, улыбаясь привычной сухой усмешкой, от которой у Оксаны под столом сжимались кулаки.
Мамуля, зачем так сразу, наконец произнесла Любовь. Может, она просто привыкла к чужим вкусам. У них в семье готовят иначе.
Тон Любови звучал как мягкое масло, подливаемое в огонь. Оксана ощущала, как слова превращаются в дым.
Владимир, скажи хоть чтонибудь, не выдержала Оксана.
Владимир медленно поднял глаза.
Что говорить? Борщ в порядке. Ешьте и не придирайтесь.
Видишь, мам, Любовь потянулась за хлебом. Владимиру нравится, значит всё нормально.
Инна Петровна сжала губы, но промолчала. Обед продолжался в натянутой тишине, прерываемой лишь звонком ложек и редкими замечаниями Любови о работе, о новой машине, которую собирается купить, о предстоящем отпуске в Сочи.
Оксана механически доедала свою порцию. Три года. Три года в браке с Владимиром, три года терпения. Постоянные уколы свекрови, ядовитые шутки Любови, молчание мужа. Она надеялась, что со временем станет своей, но каждый день открывал, что своей здесь никогда не быть.
После обеда Оксана убирала со стола, мыла посуду, а женщины сидели в гостиной, потягивая чай. Владимир ушёл в свою комнату, ссылаясь на работу. Оксане доносились обрывки их разговора из кухни.
Она старается, но ясно, что не наш человек, пробормотала Инна Петровна.
Мам, хватит, вмешалась Любовь. Владимир её любит, им хорошо.
Любит, любит Любовь проходит, останутся быт и проблемы. А она никакая, ни характера, ни хватки. Тихая мышь.
Оксана сжала губку в руке. Тихая мышь. В детстве ей внушали, что главное не выделяться, быть скромной, послушной. В школе она не спорила с учителями, в институте молча терпела насмешки сокурсников. И сейчас, в тридцать два, она всё так же безмолвно глотала обиды.
Оксана, принеси печенье! крикнула из гостиной Любовь.
Она вытерла руки, вынула из шкафа вазу с печеньем и понесла её в гостиную. Инна Петровна и Любовь сидели на диване, уткнувшись в телефон.
Мам, смотри, какое платье! Надену на вечер, показывала Любовь свекрови фотографии. Максим будет в восторге.
Красиво, доченька. Тебе идет красное.
Оксана поставила вазу на столик и собиралась уйти, но Инна Петровна остановила её.
Оксана, а когда вы с Владимиром планируете детей? Три года прошли, а толку нет.
Вопрос ударил, как пощёчина.
Мы пока не готовы.
Не готовы? нахмурилась Инна Петровна. В твоём возрасте уже пора. Мне внуки нужны, я не вечна. А ты всё тянешь.
Мам, может, у них какието проблемы, вмешалась Любовь. Сейчас у многих так.
Какие проблемы? Владимир здоровый мужик. Значит, дело в ней.
Оксана почувствовала, как её щеки краснеют. Она хотела объяснить, что решение общее, что хотят сначала встать на ноги, купить свою квартиру, но слова застряли в горле.
Я пойду, выдавила она.
В коридоре Оксана прислонилась к стене, закрыла глаза. Внутри всё кипело, словно в котле. Каждый уикенд одно и то же: гости к родителям Владимира, быть прислугой, готовить, убирать, терпеть упрёки, а Владимир молчал. Она бросилась в ванную, плеснула в лицо холодной водой. Нужно держаться. Остаётся лишь дождаться, когда они уедут домой, где будет легче.
Вернувшись в гостиную, Оксана увидела, как Любовь достаёт фотоаппарат.
Мам, давай сделаем семейное фото! У нас же давно нет нормального семейного снимка.
О, хорошая идея! Владимир, иди сюда! позвала Инна Петровна.
Владимир вышел, зевая.
Что случилось?
Будем фотографироваться. Семейное фото.
А, давайте.
Любовь начала расставлять всех. Инну Петровну посадила в кресло, Владимира поставила рядом.
Мам, ты вот сюда, я встану с другой стороны от Владимира.
Оксана стояла в стороне, не зная, присоединиться ли. Любовь возилась с настройками фотоаппарата, бормоча себе под нос.
Любов, могу я тоже встать? робко спросила Оксана.
Любовь подняла голову, посмотрела на неё долгим взглядом, затем усмехнулась.
Твоё место у плиты, а не в семейном кадре, сказала она и опустила затвор.
Повисшая тишина обвила Оксану, как паутина. Инна Петровна отводила взгляд, делая вид, что не слышала. Владимир молчал.
Что? вырвала Оксана.
Ну что, это же семейное фото. Наша семья. Мама, я, Владимир. Ты тут причем?
Я жена Владимира.
И что? Жёны приходят и уходят, а семья остаётся.
Владимир, ты слышишь, что твоя сестра говорит?
Владимир оторвался от своих ботинок.
Любов, хватит. Оксана тоже будет на фото.
Хорошо, не обижайся, махнула Любовь. Я пошутила. Вставай сбоку.
Но Оксана уже не слышала их слов. Чтото оборвалось внутри. Она развернулась и пошла к прихожей, руки дрожали, натягивая куртку.
Оксана, куда? крикнул Владимир, вылетая вслед.
Домой.
Но мы же договаривались остаться на ужин.
Я не останусь. Оставайся, если хочешь, со своей семьёй.
Оксан, ну не так, возразил Владимир. Любов дурака валяет, ты же знаешь её.
Знаю. И твою маму, и тебя.
Она вышла из квартиры, не попрощавшись. Владимир остался с мамой и сестрой со своей настоящей семьёй.
На улице ветреный октябрьский вечер, улицы исчезали в серой мгле. Оксана бежала, слёзы забивали глаза, боль и страх сливались в одну тяжёлую нить.
Дома она упала на диван и позволила слезам вырваться. Долго плакала, пока не устала. Затем умылась, заварила чай, села у окна. За стеклом темнело, фонари вспыхивали, а мысли крутились, как снег в буре.
Поздно вечером Владимир вошёл тихо, виновато.
Оксан, ты не спишь?
Она молчала.
Слушай, зачем ты так отреагировала? Любов просто пошутила глупо.
Это не шутка, Владимир.
Хорошо, не шутка. Она лишь неудачно выразилась. Ты же знаешь её вечно чтото ляпнет.
А ты? Почему ты молчишь, когда они меня унижают?
Владимир сел рядом, скрывая лицо руками.
Что я могу сделать? Это моя мама, моя сестра. Я не могу с ними спорить изза каждой мелочи.
Изза мелочи? дрожал голос Оксаны. Меня оскорбляют, а ты называешь это мелочью?
Никто тебя не оскорбляет! У мамы просто характер такой, она любит всё контролировать. Любов же избалованная, но они не делают это со зла.
А я должна терпеть?
Не терпеть, а отвечать им. Я же не запрещаю.
Оксана усмехнулась горько.
Отвечать им. А потом ты будешь упрекать меня, что я расстроила твою маму, обидела сестру.
Оксан, при чём тут?
При чём. Помнишь, полгода назад я сказала твоей маме, что нам неудобно приезжать каждую неделю? Ты тогда неделю со мной не разговаривал, назвал меня неблагодарной.
Владимир молчал. Оксана продолжала:
А когда Любов сказала, что удивляется, как ты женился на мне, назвал меня серой мышью, без красоты и ума? Ты рассмеялся и сказал, что я хозяйственная.
Оксан, хватит копаться в прошлом.
Прошлое? Это было месяц назад, Владимир.
Тишина висела, как густой туман. Оксана чувствовала, как в ней загорается новая искра яркая, горячая злость, направленная не на Любов или Инну, а на Владимира, который вместо защиты молчал.
Знаешь, что самое страшное? шепнула она. Я думала, ты меня любишь. Оказалось, я лишь удобная. Готовлю, стираю, убираю, не спорю, не конфликтую.
Оксан, что за чушь?
Это не чушь. Это правда. Твоя сестра была права. Моё место у плиты. Я лишь для этого нужна.
Хватит! воскликнул Владимир, вставая. Хватит жалеть себя! Всё нормально, ты сама раздуваешь проблему.
Ничего? крикнула Оксана. Они меня унижают, а ты молчишь! Это ничего?
Никто тебя не унижает! Ты слишком чувствительна! Нужно чувство юмора!
Оксана пошла в спальню, нашла сумку, начала складывать вещи. Руки дрожали, но она старалась держаться спокойно.
Что ты делаешь? спросил Владимир, стоя в дверях.
Уезжаю. К маме.
Изза чего? Изза глупой фразы?
Не изза фразы. Изза тебя. Изза того, что ты меня не видишь, не слышишь.
Оксан, давай поговорим без истерик.
Я не истерю. Я просто больше не могу. Нужно подумать.
Она застегнула сумку и пошла к выходу. Владимир попытался её задержать.
Ты не можешь просто уйти. Мы же семья.
Какая семья, Владимир? Твоя семья это мама и Любов. Я здесь чужая. И здесь тоже.
Она обошла его и вышла из квартиры. На этот раз он не последовал.
Мать встретила её у двери, удивлённо.
Оксанчик, что случилось? Почему ты одна?
Мам, можно у тебя пожить немного?
Конечно, доченька, проходи.
Мать не задавала вопросов. Она всегда чувствовала, когда дочери нужен тишина и покой. За чашкой чая она рассказывала о соседях, о работе, о мелочах быта. Оксана слушала, чувствуя, как постепенно успокаивается.
Мам, как ты с папой прожила столько лет? спросила она внезапно.
Мать задумалась.
Знаешь, в браке главное уважение. Любовь приходит и уходит, а уважение должно оставаться. Твой папа всегда меня уважал, прислушивался к моему мнению, защищал, когда было нужно.
А если не защищает?
Мать посмотрела её внимательно.
Тогда это не семья, а мучение. Не будь прислугой в собственном доме.
Оксана кивнула. Она знала это, но услышать от матери было важно.
Владимир звонил на следующий день, но она не брала трубку. Позже пришло сообщение: «Оксан, приезжай домой, поговорим спокойно». Она не ответила.
Прошла неделя. Оксана ходила на работу, возвращалась к матери, пыталась разобраться в чувствах. Злость прошла, но оставалась усталость и осознание, что прежний порядок больше невозможен.
В субботу Владимир пришёл к её матери.
Можно поговорить с Оксаной? спросил он.
Оксанчик, к тебе, позвала её мать, отойдя к кухне.
Они сели в гостиной друг напротив друга. Владимир выглядел измождённым, под глазами синяки, борода ещё не подстрижена.
Я скучал, сказал он просто.
Я тоже, ответила Оксана. Но это ничего не меняет.
Что ты хочешь?
Чтобы ты меня видел, слышал, защищал, когда нужно. Чтобы я была твоей женой, а не только кухаркой и уборщицей.
Владимир молчал, потом кивнул.
Понял. Был неправ. Я думал, что если встану между вами, всё будет хуже. Что ты справишься сама.
Но я не справлялась, Владимир. Я молчала и терпела, а ты думал, что всё в порядке.
Прости. Серьёзно прости.
Мне не нужны извинения, нужны изменения.
Хорошо. Что конкретно?
Оксана глубоко вдохнула.
Я больше не буду каждый уикенд у ваших родителей. Раз в месяц максимум. И если мама или сестра будут меня оскорблять, ты должен их останавливать, а не я.
Договорились.
И ещё. Я устала быть тихой. Буду говорить, что думаю. Если тебе это не понравится, скажи сейчас.
Владимир впервые улыбнулся.
Говори. Мне интересно, какой ты, когда не молчишь.
Серьёзно?
Свет от лампы тихо мерцал, пока Оксана, наконец, произнесла: «Я больше не буду тенью в своей же жизни».
