Школьное примирение
Я вспоминаю тот день, когда я, Акулина Сергеевна, сидела за старым дубовым столом в своём скромном кабинете в провинциальной школе у подножия Урала и перечитывала запись в журнале обращений. Карандашом на полях выделены были фразы: «угрожает судом», «кричит на ребёнка в коридоре», «ребёнок плачет, отказывается идти домой». Запись оставила классная руководительница восьмого «Б» Глафира Петровна.
За окном в коридоре грабли звонкие шаги детей, хлопанье дверок шкафчиков, редкие крики и споры. В кабинете же царила тишина: на подоконнике стояли две папки с надписью «Служба школьной медиации». Я коснулась верхней обложки. В этом году удалось закрепить медиацию в локальном положении школы, чтобы в тяжёлых конфликтах можно было официально приглашать родителей и вести разговор по правилам, а не лишь слушать жалобы в коридоре.
Я вновь посмотрела на фамилию ученика Артём, тринадцать лет. Вчера он пришёл ко мне после занятий, молча, со сжатыми плечами и тяжёлой лямкой рюкзака. Сказал, что дома «всё плохо», а отец пообещал «разобраться с этой школой понастоящему». Я предложила ему воды и спросила, не возражает ли он, если я позвоню родителям и предложу встречу в формате медиации. Артём пожал плечами, но после уточнения, что без его согласия я не стану действовать, кивнул.
Потом предстояло звонить отцу. Мать в личном деле была указана, но телефон рядом с её именем был зачёркнут и заменён новой рукописной надписью. Я решила начать с отца, как с того, кто уже активно вступил в конфликт со школой.
Я набрала номер, предварительно раскрыв на столе распечатку школьного положения о службе примирения. В трубке несколько раз гудело, потом прозвучал тяжёлый, уставший голос:
Да.
Добрый день. Это Акулина Сергеевна, школьный психолог. Я звоню по поводу Артёма. Удобно ли вам сейчас говорить?
Что опять? перебил мужчина. Его уже и так замучили вашими вызовами.
Я почувствовала, как напряглись плечи, но перевела дыхание и продолжила ровным тоном:
Я не по поводу наказаний. В школе действует служба примирения. Я хотела предложить вам и Артёму встретиться в формате медиации. Это добровольная процедура, цель которой помочь договориться и снизить напряжение.
Медиации? в голосе отца прозвучало недоверие. Смотрите, я юрист. Я прекрасно знаю, как вы тут любите прикрывать ошибки красивыми словами. Если с моим сыном чтото сделали, я подам жалобу куда следует.
Вы имеете на это право, спокойно сказала я. Моя задача другая. На встрече не ищут виноватых и не выносят решений по жалобам. Там обсуждают происходящее и ищут решение, устраивающее всех, прежде всего Артёма. Вы и он можете в любой момент отказаться. Последствий не будет.
В трубке настала короткая тишина, слышалось лишь негромкое дыхание.
То есть это не допрос? наконец спросил он.
Нет. Это разговор, где я слежу за правилами и безопасностью. Я предлагаю пригласить и классного руководителя, и, если вы не против, администратора школы, чтобы всё было прозрачно.
Администратора мужчина вздохнул. Хорошо. Если это официально, приду. Но предупреждаю: если начнут давить на ребёнка, я это не оставлю.
Ваша позиция понятна. Я как раз слежу, чтобы никто никого не давил, ответила я. Тогда отправлю вам на почту информацию о процедуре и предложу время. Вы сможете выбрать.
Мы обменялись электронными адресами. Я сделала отметку в журнале: «Отец предварительно согласен. Важно обозначить границы, подчеркнуть конфиденциальность».
Разговор с матерью получился иным. Женщина говорила тихо, несколько раз извинялась за то, что её отвлекают на работе, и сразу согласилась прийти, лишь попросив назначить встречу после обеда. На вопрос о добровольности она коротко ответила: «Если это поможет ему не бояться дома, я согласна на всё». Я запомнила эту фразу.
Через два дня мы собрались в отдельной переговорной комнате рядом с кабинетом директора. Стол поставили так, чтобы никто не сидел «во главе». На столе лежали распечатанные соглашения о проведении медиации, ручки, бутылка воды и одноразовые стаканчики.
Первым вошёл Артём. Он зашёл, не снимая рюкзака, и остановился у двери.
Можно я тут? показал на стул сбоку.
Конечно, выбирай, где будет удобнее, сказала я. Помни, ты можешь в любой момент выйти, если почувствуешь дискомфорт.
Он кивнул и сел, рывками держась за лямку.
Затем вошла мать небольшая женщина в сером свитере. Она поздоровалась, села рядом с сыном, слегка коснулась его плеча. Артём немного отодвинулся, но не резко.
Отец появился последним. Высокий, в тёмном костюме, с портфелем. Он осмотрел комнату, задержал взгляд на мне, на пустом кресле в углу, подготовленном для администратора, и на стопке бумаг.
Добрый день, произнёс он сухо.
Здравствуйте, ответила я. Спасибо, что нашли время. Сейчас к делу присоединится заместитель директора, и мы начнём.
Через минуту вошла Глафира Петровна, заместитель директора. Она поздоровалась, села чуть в стороне, оставив центр стола свободным для участников. Я почувствовала лёгкое напряжение: когда в медиацию включён представитель администрации, важно, чтобы родители не воспринимали его как «второго судью».
Прежде чем мы начнём, сказала я, когда все устроились, хочу напомнить, что участие в медиации добровольное. Вы можете в любой момент остановить встречу или попросить паузу. Наша цель не искать виноватого, а понять, что происходит, и попытаться договориться о том, как сделать лучше для Артёма.
Я разложила перед каждым листы.
Это соглашение о проведении медиации. Здесь прописаны правила. Сначала мы говорим по очереди, не перебиваем и не повышаем голос. Всё, что обсуждается, остаётся в этой комнате без вашего согласия, за исключением случаев прямой угрозы жизни ребёнка. Решения принимаете вы сами, я лишь фасилитирую.
Отец внимательно читал, проводя пальцем по строкам. Мать взяла ручку, но не подписала, а посмотрела на меня.
А потом гдето хранится? спросила она.
Да, ответила я. Один экземпляр остаётся у вас, второй у меня, в папке службы примирения. Доступ к этим документам ограничен, они не служат доказательствами в спорах, как указано в положении школы.
Отец поднял глаза.
То есть если я потом подам жалобу, вы не сможете сослаться на то, что я тут говорил?
Не смогу, подтвердила я. И вы не сможете использовать мои записи как аргумент. Это пространство для разговора, а не для сбора материалов.
Он задумался, потом поставил подпись. Мать подписала следом. Я расписалась в своей графе, Глафира Петровна в графе «присутствующий представитель администрации».
Тогда давайте начнём, предложила я. Кто готов рассказать, как видит ситуацию? Без обвинений, лучше в форме «я чувствую», «мне кажется». Кто начнёт?
Отец поднял руку.
Если можно, я, сказал он. Потому что я уже устал от того, как на моего сына смотрят как на проблемного.
Я кивнула, предоставив слово.
Мой сын всегда учился хорошо, начал он. А в этом году начались какието непонятные истории. Его вызывают к психологу, пишут, что он дерётся, грубит учителям. Когда я пытаюсь выяснить, что случилось, мне отвечают общими фразами. Я не позволю, чтобы на моём ребёнке отрабатывали ваши методики. Если ктото из педагогов нарушил его права, я буду действовать в правовом поле.
Он произнёс слово «правовом» с особым нажимом. Глафира Петровна слегка напряглась, но промолчала. Артём опустил голову ниже.
Спасибо, сказала я, когда он сделал паузу. Я услышала, что вы чувствуете усталость и недоверие, и что для вас важно, чтобы к вашему сыну относились справедливо и по закону.
Он пожал плечами, но не возразил.
Кто хотел бы сказать дальше? спросила я.
Мать посмотрела на Артёма, затем на меня.
Я, тихо сказала она. Я вижу, что дома тоже стало тяжело. Артём стал замыкаться, огрызаться. Муж считает, что его нужно «прижать», чтобы не распускался. А я запнулась, боюсь, что потеряем с ним контакт. Не хочу, чтобы он нас боялся.
Отец резко повернулся к ней.
Я никогда не хотел, чтобы он меня боялся, сказал он. Я хочу, чтобы он меня уважал.
Я подняла руку, обозначая границу.
Дайте маме договорить, мягко напомнила я.
Женщина кивнула, сцепив пальцы.
Я я не знаю, что правильно. Я вижу, что он стал хуже учиться, его вызывают к вам. Я переживаю, что изза наших ссор ему ещё тяжелее. Хочу понять, как ему помочь.
Я обратилась к Артёму.
Артём, ты готов сказать, как ты всё это видишь? Говори столько, сколько захочешь, и только о том, о чём готов.
Он помолчал, сжал лямку рюкзака сильнее, потом выдохнул.
Я голос сорвался. Я не хочу сюда ходить. В школе хочу, а вот сюда нет. Потому что каждый раз, когда меня вызывают, папе звонят, и он злится. Дома потом оборвал фразу, бросив взгляд на отца. Я не дерусь просто так. Они первые начинают. Но когда учитель заходит, видят только меня.
Отец наклонился вперёд.
Почему ты мне не говорил? спросил он. Я же просил рассказывать всё.
Потому что ты орёшь, вырвалось у него. Ты сразу начинаешь говорить, что всех засудишь. Я боюсь, что ты и на меня разозлишься.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Я почувствовала, как в груди сжалось. Отец откинулся на спинку стула, провёл рукой по лицу.
Я не хочу, чтобы ты меня боялся, сказал он глухо.
Я дала себе несколько секунд, подбирая слова.
Я слышу, что сейчас у всех вас много напряжения и страха, произнесла я. И для Артёма, и для вас, как родителей. Я хочу напомнить, что мы здесь не для того, чтобы оценивать, кто прав, а кто нет. Мы можем вместе понять, что происходит в школе и дома, и договориться о шагах, которые уменьшат страх и дадут Артёму опору.
Глафира Петровна слегка наклонилась вперёд.
Можно я коротко скажу со стороны школы? спросила она, взглянув на меня.
Только помним про формат «ясообщений», кивнула я.
Я, как представитель администрации, начала Глафира Петровна, вижу, что у нас накопилось несколько инцидентов с участием Артёма. Я переживаю, что реагировали скорее формально, чем по сути. Я благодарна, что вы пришли, потому что это шанс выстроить понятный порядок взаимодействия.
Отец слушал, скрестив руки.
Хорошо, сказал он. Допустим, я поверю, что вы тут все за мир. Но конкретно что вы предлагаете? Я не хочу, чтобы моего сына делали крайним.
Я почувствовала, как накал растёт. Нужно было вернуть разговор к интересам ребёнка.
Прежде чем перейти к предложениям, сказала я, хочу чуть подробнее понять, что происходит в школе. Артём, можешь рассказать о последнем конфликте?
Он кивнул.
Это было на физике. Они сзади шутили, бросали бумажки. Я сказал, чтобы отстали. Они начали толкать. Я встал, ктото дернул меня за рюкзак, я оттолкнул. Учительница зашла в тот момент и увидела только, как я толкаю.
И что было дальше? уточнила я.
Меня отправили к завучу, сказали, что если ещё раз, поставят в внутришкольный учёт.
Отец резко повернулся к Глафире Петровне.
То есть вы даже не разобрались, кто начал? голос стал жёстче. Вы понимаете, что это нарушение?
Я ощутила, как воздух в комнате стал плотнее. Нужно было вернуть фокус на ребёнка.
Я вижу, что вы очень обеспокоены, сказала я, обращаясь к отцу. Давайте сформулируем, чего вы хотите для Артёма в школе, если отложить вопрос вины.
Он посмотрел на меня с раздражением, но потом ответил.
Я хочу, чтобы его не травили, сказал он. Чтобы к нему относились как к обычному ребёнку, а не к зачинщику всех конфликтов. И чтобы меня своевременно информировали.
Я кивнула.
А вы, обратилась я к матери, чего хотите для него?
Чтобы он не боялся ни дома, ни в школе, ответила она. Чтобы у него были друзья и он мог рассказывать, что случилось, а не замыкаться в комнате.
Артём? мягко спросила я. А ты чего хочешь?
Он пожал плечами, затем сказал:
Чтобы меня не дёргали каждый раз. Чтобы, если чтото случилось, сначала со мной нормально поговорили. И чтобы дома не орали.
Отец вздохнул, отвернув взгляд.
Хорошо, сказала я. У нас есть несколько важных пунктов, которые все вы разделяете: безопасность в школе, понятная связь между школой и семьёй, возможность спокойно говорить дома. Теперь вопрос, как к этому прийти. Предлагаю сначала обсудить, что может сделать школа, а потом что вы, как родители, готовы изменить дома.
Глафира Петровна первой откликнулась.
Со стороны школы мы можем сделать следующее, сказала она. Вопервых, я поговорю с классным руководителем и учителями, чтобы при конфликтах с участием Артёма мы не спешили с мерами, а сначала вызывали его на разговор и выясняли обстоятельства. Вовторых, назначим одного ответственного педагога, через которого будет идти основная коммуникация с вами. Это может быть классный руководитель или я, по вашему выбору.
Отец чуть расслабил плечи.
Мне важно, чтобы информация была неперекрученной, сказал он. Если будет один человек, с которым я общаюсь, это лучше.
Тогда, может быть, этим будете вы, Глафира Петровна? предложила я. Поскольку вы уже в курсе ситуации.
Замдиректора кивнула.
Я не против.
Я сделала пометку в блокноте: «Все значимые ситуации с Артёмом обсуждаются сначала с ним, затем с родителямиИ, оглядываясь на тихо мерцающий свет в окне, я поняла, что хотя путь будет долгим, семья теперь обладает тем редким инструментом взаимным доверием, способным превратить каждую бурю в тихий вечерний разговор.
