Давно, когда мне было сорок два, я, Алёна, переехала в уже сложившуюся семейную ячейку, словно в квартиру, где мебель принадлежит прежним хозяевам. Всё стояло на своих местах, всё было привычно удобно, но я всё равно хотела переставить каждую полку, бросить взволнованно занавески в стороны.
Дом Сергея находился в старом массиве: пятиэтажка с облупленными дверями подъезда, во дворе качели, покосившиеся от ветра. Я впервые вошла сюда в статусе невесты, с букетом роз и коробкой торта. Всё казалось сюрреалистичным, будто я попала в кадр телесериала о чужой семье.
А теперь я поднималась по тем же ступеням уже с чемоданом на колёсиках и пакетом кастрюль. На кухне пахло жареным луком и стиральным порошком, а сердце стучало сильнее, чем после подъёма на четвертый этаж.
Сергей распахнул дверь, улыбнулся мальчишески и взял мой чемодан.
Добро пожаловать, хозяйка, проговорил он, слегка смущенный собственным обращением.
За его спиной в коридоре мелькнул худой подросток в наушниках и женщина в вязаном жилете, поверх платья. Женщина оттерла руки полотенцем и подошла ближе.
Алёна, проходи, произнесла она. Щи сварила. Ты любишь щи?
Это была Галина Петровна, мать Сергея. Ей было под семьдесят, но спина была пряма, будто в ней всё ещё живёт учительница начальных классов.
Подросток нехотя снял один наушник.
Это Илья, напомнил Сергей. Ильюшка, поздоровайся.
Здравствуйте, пробормотал тот и снова натянул наушник.
Я ощутила лёгкую неловкость в груди, улыбнулась Илье, хотя он уже отвернулся к телефону.
Я в прихожей полку освободила, сказала Галина Петровна. И в шкафу в комнате Сергея место есть. Своих вещей пока не привезла?
Пока нет, ответила я. Только самое нужное.
Я поставила сумку у стены и огляделась. Узкий коридор с цветочным ковриком, вешалка, где теснились куртки, шарфы, сумки. Дверь на кухню скрипела потёртой ручкой, откуда доносился аромат щей и свежего хлеба.
Моя прежняя квартира, оставленная бывшему мужу и дочери, всплыла в памяти: просторная прихожая, белые стены, аккуратная обувь по парам. Здесь всё было иначе теснее, громче, живее.
Сергей обнял меня за плечи.
Пойдем, покажу комнату, сказал он.
Комната, где нам предстояло жить, была бывшей у Сергея. Узкая кровать у стены, шкаф, письменный стол с компьютером, на подоконнике фикус. На стене висели старые фотографии: Сергей с Ильей в летнем лагере, Галина Петровна на даче, другие родственники.
Переставим кровать, сказал он. Я привезу новую в выходные. Пока располагайся.
Я кивнула, хочется было одновременно разложить вещи и спрятаться под одеяло. Слово «хозяйка» эхом отозвалось в голове, я пока ощущала себя гостьей.
Вечером мы ужинали втроём. На кухне скромно разместились четыре стула. Галина Петровна суетилась у плиты, подливая щи, Сергей наливал компот из трёхлитровой банки, Илья, не снимая наушники, возился с телефоном.
Илья, отложи, пожалуйста, мягко попросила я. Давай поедим вместе.
Подросток бросил на меня укоризненный взгляд, но положил телефон рядом с тарелкой.
Ну что, сказала Галина Петровна, теперь мы одна семья. Порядок люблю, но всё равно надо договариваться.
Я ощутила, как напряглись плечи, улыбнулась.
Я тоже порядок люблю, ответила я. Давайте действительно договоримся.
Новая жизнь раскрывалась в мелочах. Утром я вставала раньше всех, успевая к работе в бухгалтерию. На кухне тихо заваривая кофе, каждый звук казался громким. В дверь то и дело заглядывала Галина Петровна.
Где сахар? спрашивала она. У нас он всегда здесь стоял.
Я просто подвинула ближе к себе, объясняла я.
А потом ищу, бросала она. Договоримся: сахар здесь, соль здесь, чай там.
Я кивала, чувствуя лёгкую неловкость, будто поставила чашку не на своё место.
Илья по утрам вечно опаздывал в школу, мчался по коридору, задевая меня плечом, ронял рюкзак, бормотал себе под нос.
Илья, аккуратнее, говорила я. Тут тесно, договоримся, кто когда в ванную.
Я опаздываю, бросал он, захлопывая дверь.
Сергей уходил позже всех, работая в автосервисе. Он шутил, что дома у него вторая смена балансировать между мамой, сыном и женой.
Главное, не ругайтесь, говорил он, обуваясь. Я вас всех люблю, а развалиться нельзя.
Первые недели я пыталась не замечать мелкие неудобства, убеждая себя, что это адаптация, что у каждого свои привычки. Я мыла посуду, не дожидаясь, пока ктото ещё поест, складывала Ильину одежду в аккуратные стопки, вытирая крошки со стола.
Не трогай его вещи, однажды сказала Галина Петровна. Он сам разберётся.
Я просто сложила футболки, удивилась я. Они лежали на стуле.
У него своя система, вздохнула свекровь. Лучше не трогать.
Со временем я заметила, что в доме уже распределены роли. Галина Петровна отвечала за кухню и порядок, Сергей за ремонт и деньги, Илья за настроение, от которого зависела температура в квартире, а моя роль будто не существовала.
Я попыталась занять пространство мелочами: новые полотенца, небольшой календарь с видами морей, магнит на холодильнике «Жить вместе искусство». Но каждый раз сталкивалась с невидимой границей.
Полотенца хорошие, заметила Галина Петровна, но у нас они всегда в этом месте, а не в другом.
Я молча переставила их.
Вечерами, когда Сергей задерживался на работе, я оставалась на кухне с Галина Петровной. Мы пили чай, обсуждали здоровье, цены, новости. Разговор часто переходил к семейным правилам.
Я свою маму одна воспитывала, любила повторять свекровь. Муж умер рано, пришлось и за папой, и за мамой. Поэтому порядок для меня жизнь.
Я слушала и думала о своём прошлом браке, где всё было организовано, но внутри было холодно. Там я тоже держала всё в руках, пока не поняла, что держу лишь пустоту.
Мне хотелось не власти, а уважения к моему присутствию. Как это сформулировать, я пока не знала.
Тension рос, как вода в кастрюле на медленном огне. Каждое замечание Галины Петровны, каждый вздох Ильи, каждое «потерпите друг друга» Сергея добавляли градус.
Однажды вечером я вернулась с работы позже обычного. На улице мелкий снег, лестница влажная. Я мечтала снять сапоги, надеть мягкие штаны и полчаса посидеть в тишине.
В квартире было шумно: в кухне гремела посуда, из комнаты Ильи доносился громкий бас, в нашей с Сергеем комнате горел свет. Я заглянула и замерла на пороге.
На кровати лежали аккуратные стопки моего белья. Рядом стояла Галина Петровна с открытым ящиком комода.
О, пришла, сказала она. Я тут порядок навела. Всё было вперемешку.
Во мне сжалось. Мои вещи, моя маленькая территория и чужие руки в ящике.
Зачем вы трогали мои вещи? спросила я, стараясь говорить ровно.
Так удобнее, ответила свекровь. Я же подоброму. Тут твоё бельё, тут футболки, тут носки. А то всё навалом, не найдёшь.
Я сама разберусь, сказала я, голос стал жёстче. Это мои вещи.
Галина Петровна нахмурилась.
Ты что, обиделась? Я же хотела помочь. В этом доме я всю жизнь порядок поддерживаю. Привычка.
Но теперь я тоже живу здесь, ответила я. И хочу, чтобы мои вещи трогали только с моим согласия.
В коридоре появился Сергей, снимая куртку.
Что случилось? спросил он, оглядывая нас.
Ничего, быстро ответила Галина Петровна. Я вещи разложила, а она недовольна.
Я почувствовала, как в горле поднимается узел. Хотелось уйти, закрыть дверь, спрятаться. Но уйти было негде.
Я просто начала я и замолчала. Хочу, чтобы у меня было хоть какоето личное пространство.
Сергей устало провёл рукой по лицу.
Мам, ты могла спросить, сказал он. Свете непривычно.
А мне, значит, привычно? вспыхнула Галина Петровна. Я живу здесь всю жизнь, а теперь мне в собственный дом по разрешению заходить? Я что, чужая?
Илья высунулся из комнаты, сняв один наушник.
Опять скандал? пробурчал он. Класс.
Я поняла, что сейчас либо скажу всё, либо никогда не скажу. Сердце билось, ладони вспотели.
Я не считаю вас чужой, сказала я, глядя на свекровь. И уважаю ваш дом. Но я тоже здесь живу. Мне важно, чтобы в нашей комнате мои вещи оставались моими, если я не дала согласие.
Угол? переспросила Галина Петровна. Ты что, в углу жить собралась? Комнатаже Серёжина.
Комната теперь наша, вмешался Сергей. Моя и твоя.
Он говорил спокойно, но я увидела, как он напрягается.
А моя где? подняла брови Галина Петровна. На кухне, что ли?
Тяжёлая пауза висела в воздухе. Я увидела старую женщину, боющуюся потерять своё место, и себя, боящуюся не обрести своё. Два страха столкнулись в узком коридоре.
Никто вас не выгонит, тихо сказала я. Но прошу: мои вещи в нашей комнате только мои. Если нужно чтото переставить, скажите. Я укажу, где можно.
А если я захотела внука в школу собрать и его вещи сложить, тоже спрашивать? не унималась свекровь.
Его вещи его, ответила я. Я говорю только о своих.
Илья фыркнул.
А мои вообще не трогайте, бросил он. Я сам.
Ты и так сам, отрезала Галина Петровна. У тебя в комнате прохода нет.
Сергей поднял руки.
Стоп. Давайте не будем сейчас устраивать собрание. Я голодный, с работы. Поужинаем, а потом спокойно поговорим.
За ужином каждый молчал. Ложки звенели, Илья вращал вилку, Галина Петровна вздыхала, Сергей глядел в тарелку, а я ощущала, как между нами росла невидимая стена.
Ночью я долго не могла уснуть. Сергей шёл рядом, я лежала с открытыми глазами, чувствуя, что попала в уже написанную пьесу, где роли распределены давно. Мне досталась роль лишнего персонажа, которого никто не заказывал.
На следующий день я задержалась на работе, под предлогом отчёта. В бухгалтерии было тихо, пахло бумагой и кофе. Коллеги разошлись, и я сидела одна, глядя на таблицы, которые расплывались перед глазами.
Я захотела позвонить подруге, но она жила в другом городе и знала лишь общие детали. Объяснить нюансы чужого дома по телефону было трудно.
Я набрала номер Сергея.
Как вы там? спросила я.
Нормально, ответил он. Мама ворчит, Илья уроки делает. Ты когда будешь?
Чуть позже. Нужно подумать.
О чём? насторожился он.
Я помолчала.
О нас. О том, как нам всем здесь жить.
Он вздохнул.
Света, не накручивай. Всё утрясётся. Вы с мамой две хозяйки, вот и трётесь.
Слово «две хозяйки» пронзило меня, как будто в этом и была проблема. Две хозяйки, а места мало.
Давай вечером поговорим втроём, без Ильи, предложила я.
Ладно, согласился он, но в голосе прозвучала усталость.
Вечерний разговор стал кульминацией. Мы собрались на кухне, когда Илья ушёл к другу. Чайник зашумел, но никто не наливал воду. На столе лежала чистая скатерть, как на собрании.
Я начну, сказала я. Мне тяжело это говорить, но иначе нельзя.
Галина Петровна сжала губы, Сергей опёрся локтями о стол.
Я понимаю, что пришла в ваш дом, продолжила я. И благодарна, что приняли. Но я всё время чувствую себя гостьей, как будто каждый мой шаг нужно согласовывать.
А мне кажется, ты хочешь всё под себя, перебила её свекровь. То полотенца переставишь, то Илье замечания делаешь, то мне указываешь, что трогать, а что нет.
Я не хочу всё под себя, спокойно ответила я, хотя внутри дрожало. Хочу свой кусочек пространства, свой порядок в своих ящиках, право решать, когда быть одной, а когда с вами.
Сергей кивнул.
Это нормально, мам, сказал он. У человека должно быть личное.
А у меня что, нет? вспыхнула Галина Петровна. У меня вся жизнь кухня и комната с внуком. Я привыкла, что всё через меня. А теперь мне говорят: сюда не лезь, туда не ходи. Я не железная.
В её глазах я увидела не злость, а растерянность.
Я не хочу вас отодвинуть, смягчила я тон. Хочу встать рядом, не вместо вас, а рядом.
Как это? спросила свекровь. Объясни почеловечески. Я не психолог.
Я задумалась, как простыми словами описать то, о чём обычно пишут в книгах по семейной терапии.
Давайте договоримся о правилах, предложила я. Например, наша с Сергеем комната наша территория. В неё можно заходить, конечно, но в мои вещи без меня не лезть. Если хотите помочь, говорите, я укажу, где можно.
А кухня? сразу спросила Галина Петровна. Это моя территория или общая?
Кухня общая, вмешался Сергей. Но ты там главная. И Света тоже имеет право чтото менять. Не всё, но чтото.
Конкретнее, упрямоСогласившись, мы все вместе улыбнулись, понимая, что теперь наш дом место, где каждый найдёт своё место и будет чувствовать себя дома.
