28ноября, 2025г., Москва
Стой! крикнул Виктор Сергеевич, голос его отразился от потолков нашей пятиэтажки, будто бы гром гремел в коридорах старой сталинки.
Я, Варвара, застыв в проёме кухни, сжала полотенце в ладонях до белизны пальцев. Взгляд мой, обычно ровный и светлый, сейчас был покрыт тяжёлой усталостью.
Витя, я уже не в силах, начала я, пытаясь держать голос ровным. Мы уже третий час спорим, а мне завтра ночная смена в больнице, нужен сон.
Смена у тебя! взбесился он, размахивая руками, чуть не зацепив стол. И всётаки ты застряла в своих утиных капельницах, в стариках, которые всё время просят помощи. А дома как? Пыльная пустота? Муж без еды, рубашки не выглажены?
Ужин готовится на плите, рубашки висят в шкафу, ответила я тихо, но уверенно. Я успеваю всё.
Ты называешь это «успеваю»? Виктор замёрз, указывая пальцем на плиту. Полуфабрикаты, котлеты из магазина? Я ведь зарабатываю достаточно, чтобы жена не ела «суррогат». Хочу домашний аромат, а не запах лекарств, который влечёт меня к больнице!
Я поняла запах своего халата: только аромат стирального порошка. У Виктора же всё время в носу стоял запах больничных препаратов, хотя он теперь заместитель директора строительного концерна.
Витя, я старшая медсестра кардиологического отделения, моя работа спасать жизни, говорила я.
Людям? А мне ты не нужна? приблизился он, тяжёлый фигурой, аромат дорогого одеколона смешался с запахом коньяка. Я устал от того, что мои коллеги показывают ухоженных жён, а моя медсестра, и Шестаков уже высказался, когда узнал о твоих «выходах».
Я попыталась возразить, но он перебил:
Ты обслуживаешь, а я статус. Это несовместимо.
Он сделал паузу, будто собираясь вынести приговор.
Условие: либо ты подаёшь заявление о расторжении брака уже завтра, займёшься собой и мамой моей, которая жалуется на одиночество, либо нам с тобой не по пути. Выбирай: твоя «грошовая» работа или обеспеченная жизнь. Срок до пятницы.
Он вышел, хлопнув дверью так, что чашки в сушилке звенели.
Стоя в кухне, я ощутила, как в висках стучит боль. Двадцать лет вместе. Мы начинали в комнате общежития: я училась в мединституте, он в политехе. Я подрабатывала санитаркой, стирала полы по ночам, чтобы он мог писать диплом, не отвлекаясь. Мы делили одну сосиску, и это казалось романтикой.
Когда же он превратился в надменного хозяина, для которого я стала лишь функцией?
Я повесила полотенце, выключила свет и пошла в спальню. Виктор уже храпел на кровати «кингсайз». Я легла на край, свернувшись калачиком, как в последние полгода, стараясь не касаться его. Сна не было, в голове крутилось: «Семья или работа».
Утром я встала раньше него, сварила кофе, приготовила бутерброды с рыбой на ржаном хлебе без масла. Съела лишь крошку, не смогла проглотить.
В больнице день был как обычно: тяжёлый пациент с инфарктом, комиссия Минздрава, отчёты. Среди запаха спирта и хлорки я чувствовала себя живой. Здесь меня уважали: «Наталья Сергеевна, посмотрите кардиограмму», «Спасибо, Наталья Сергеевна, отец поправляется».
В обед заглянула моя коллега Любовь.
Варя, что с тобой? Давление? Олигарх опять чудит?
Условие поставил. Убирайся, говорит, дома борщи варить. Или развод.
Любовь почти упала от смеха.
Ты с ума сошла? Ты же лучшая в отделении! Если сядёшь дома, отстрелишься в стене!
Он говорит, ему стыдно, что жена-медсестра.
Стыдно? Ты же вкормила его после корпоратива, держала его в тонусе, работала на двух работах, пока он свой бизнес строил! Ты паразит?
Я посмотрела в окно, где осенний дождь стирал пыль с асфальта.
Страшно, призналась я. Мне 43, квартира в его имени, машина тоже. У меня только зарплата и мама в деревне. Куда мне идти?
Любовь посоветовала: снять комнату, деньги хватит, но терпеть унижение нельзя.
Вечером, вернувшись, я нашла Виктора в гостиной перед огромным телевизором.
Подумала? Пятница уже близко, сказал он, не обернувшись.
Я попросила обсудить спокойно, предлагала полставки. Он выключил телевизор, бросил пульт и крикнул:
Точка. Нужно, чтобы меня встречала жена с улыбкой и трёхблюдным ужином, а не измотанная лошадь. Моя мама будет жить у нас, в той комнате, где сейчас твоя швейная машинка. Ты будешь за ней присматривать.
Эти слова как ледяная вода, пронзили меня.
Ты хочешь, чтобы я стала сиделкой своей матери? Бесплатно? спросила я.
Бесплатно? Я дам тебе деньги, карту, всё, что нужно. Жить будешь в роскошной квартире, как в сказке.
Я не «какаято», я человек.
Он сказал, что в пятницу желает увидеть мою трудовую книжку, иначе я собираю вещи в субботу.
Среда и четверг прошли в тумане. Я работала, улыбалась пациентам, но внутри была пустота.
В четверг вечером он привёл гостей партнёров с их ухоженными женами, обсуждавшими Мальдивы, спасалоны.
А вы, Варя, чем занимаетесь? спросила одна из них, ковыряя салат с креветками.
Виктор прервал меня:
Нашa хранительница очага, занимается домом, дизайном. Скоро мама переедет, мы готовим комнату.
Он тяжёлой рукой сжал меня за плечо.
Как похвально! воскликнула гостья. «Женщины, готовые к семье, редкость».
Я опустила глаза, ощущая себя крошкой на дорогом пиджаке.
Гости ушли, Виктор был доволен.
Видишь? Нормально посидели. Завтра пятница, помнишь? Выбирай, но выбора у тебя нет.
Он хлопнул меня «поощрительно», пошёл в душ, напевая какуюто мелодию.
Оставшись умывать посуду, я увидела в отражении в тёмном окне уставшую женщину с печальными глазами. Вспомнила, как спасла молодого парня с остановившимся сердцем, как дефибриллятор вернул ритм, как мать пациента благодарно целовала меня. Как можно было обменять это на глажку рубашек?
Утром пятницы я тихо достала в комнате старый чемодан тот, с которым мы езди
ли в Сочи в первый отпуск.
Я упаковала одежду, бельё, любимые книги, швейную машинку, документы. Не взяла шубу, подаренную им на день рождения, и драгоценности.
Когда я это делала, Виктор появился в дверях, почесывая живот, и спросил:
Что за перформанс? Пора в дачу съездить?
Я застегнула молнию, посмотрела ему прямо в глаза, впервые спокойно и твёрдо.
Я ухожу, Витя.
Он рассмеялся, но я лишь сказала:
Я уже подала заявление через Госуслуги, плюс запросила отпуск, чтобы переехать. Увольняться не планирую.
Он побледнел.
Ты шутишь? Тебя ждут ни с чем! Машину отберу! Квартиру свою оставлю!
Машина мне не нужна, я на метро еду. Квартира твоя живи в ней. А «сдохну» Я медсестра, умею выживать. Я сняла комнату у соседки, недалеко от больницы. На жизнь хватит.
Он попытался схватить меня, но я отмахнулась, напомнив, что у меня в больнице друзьяврачи, и любой скандал может стать уголовным делом.
Он замолчал, осознав, что репутация важнее, чем я.
Я вышла в коридор, открыла дверь; запах жареной картошки в лестничной клетке стал ароматом свободы.
Ключи оставь! крикнул он.
Я положила их на стол, прошептала:
Прощай, Витя. Суп в холодильнике на два дня, дальше сам.
Дверь захлопнулась, крики стихли. На телефоне пришло сообщение от банка: «Карта заблокирована». Я улыбнулась: в сумке лежала моя зарплатная карта с накоплениями за полгода, достаточно на первый взнос за аренду и еду.
Дождь за окном стал очищающим. Я вдохнула полной грудью, не зная, что будет дальше, но без страха.
Через неделю Виктор пришёл в больницу пьяным, но охрана не пустила его. Я, в белом халате, спокойно спросила его, чего он хочет. Он попытался извиниться, предложить полставки, но я отвергла. Охрана вывела его.
Любовь спросила:
Что, приходил?
Да, ответила я, глядя на ровный ритм пациента.
Жалею только одно, сказала я, улыбаясь, что не сделала этого пять лет назад. Сейчас всё хорошо, я дышу.
Вечером в своей маленькой съемной комнатке, где пахло сушёными травами, меня встретила хозяйка Анна Ильинична с горячими пирожками с капустой.
Садись, Варя, чай попьем, позвала она.
Я села за скромный стол, откусила пирожок. Это было вкуснее любой фуагра, потому что в этом кусочке не было горечи унижения. Я была дома, у себя, а завтра меня ждет работа, где я спасаю жизни, а не обслуживаю чужие эго.
