Сын пообещал, что позаботится обо мне, когда подрасту. Подписав бумаги, я вдруг поняла, что оказалась без крыши над головой.
Когдато я думала, что самая страшная боль для мамы одиночество. А сейчас понимаю, что хуже только предательство собственного ребёнка. Годами я повторяла себе, что вырастила хорошего сына ответственного, заботливого, на которого можно положиться.
Моя жизнь была нелёгкой, но благодаря ему я чувствовала себя в безопасности. Он постоянно говорил: «Мама, я тебя обеспечу. Обещаю, ты никогда не будешь одна». Если бы я тогда знала, как легко попасть в ловушку своей же надежды
После смерти мужа я осталась одна в нашей трёхкомнатной квартире в Москве. Сын уже сбежал в университет, нашёл жену, купил дом в Подмосковье в кредит, а я как большинство мам отдала ему всю душу и время.
Я помогала, чем могла: готовила внукам, забирала их из детского сада, когда жена сына задерживалась с работы. Часто ночевала у них, приезжала на выходные. Сын был благодарен, звонил каждый день. Я верила, что он всегда будет вспоминать меня.
Несколько лет назад он всё чаще говорил, что мне стоит продать квартиру и переехать к ним навсегда. «Зачем тебе такой просторный жилой, мама? Здесь будет уютнее, ты будешь рядом, дети тебя любят». Мысль об уходе из места, где я прожила столько лет, терзала меня, но в конце концов я поддалась.
Сын уверял: «Сделаем ремонт, подстроим дом под твои нужды. Включим тебя в правоустанавливающие документы, ничего не будет лишним». Подписание бумаг в юридической конторе казалось лишь формальностью. С улыбкой он протянул мне документы, быстро объясняя: «Продаём твою квартиру, деньги пойдут на расширение нашего дома. Всё остаётся в семье». Я была немного растеряна, но доверяла ему безусловно. Нотариус быстро прочитал договор, я подписала, не вдаваясь в детали. Я не разбиралась в праве ведь это мой сын, моя кровь.
Первые несколько месяцев всё шло как по маслу: невестка благодарила за всё, внуки радовались, что бабушка живёт с ними. Мне выделили светлую комнату, дом был красиво отремонтирован.
Я чувствовала себя нужной, любимой. Готовила обеды, гуляла с внуками, вечерами сидели за чаем. Порой я вспоминала старую квартирку аромат любимого кофе, вид из окна, скрип деревянных полов. Но говорила себе, что перемены часть жизни, семья превыше всего.
Полгода спустя я заметила, что чтото меняется. Невестка всё чаще просила меня «не мешать» их вечерам. Внуки стали заняты школой, реже приходили в мою комнату. Сын возвращался с работы уставшим, не было времени для бесед. Я начала ощущать себя чужой в своей же жизни. Дом, который должен был быть гаванью, стал просто дополнением.
Однажды, когда я хотела заварить чай на кухне, услышала, как невестка шепчет сыну: «Жаль, что она всё ещё живёт здесь. Может, найдём ей место в доме престарелых». Моё сердце замерло, руки задрожали. Как они могли говорить так? Я отдала им всё!
На следующий день я попыталась поговорить с сыном. Он выглядел напряжённым, отводил взгляд. «Мама, мы молодые, у нас своя жизнь. Тебе тоже нужно заботиться о себе, нельзя быть от нас зависимой», сказал он.
Я спросила, могу ли я продать свою долю в доме, чтобы уехать. Он посмотрел на меня с лёгким сожалением: «Но, мама, у тебя нет никакой доли. Дом наш с Анной, всё ты подписала у нотариуса. Я же тебе объяснял»
Ноги поддались. В тот момент я осознала правду: продав квартиру, я отдала сыну деньги, но никаких прав на их новый дом у меня не осталось. Старой квартиры уже не было, а деньги ушли на расширение их дома. Я осталась никем, гостем, которому в любой момент могут потребовать уйти из четырех стен, которые должны были стать моим убежищем на старости.
Несколько дней я блуждала в полутрёме, разочаровываясь в себе, в сыне, в своей жизни. Как могла я быть такой наивной? Я искала помощи у подруг, в юридической консультации, даже у священника. Все говорили: «Такова реальность, нужно было читать, спрашивать, защищаться». Но как защититься от собственного ребёнка?
Через пару недель я приняла решение. Сняла комнату у одной женщины в Новосибирске, на другом конце города, и начала всё заново. Сын не понял моего шага, пытался меня удержать, но больше не мог посмотреть мне в глаза. Внуки иногда звонят, спрашивают, когда я приеду.
Сегодня я знаю одно: доверие, даже к самым близким, должно иметь границы. Я постепенно восстанавливаю самоуважение, учусь жить скромно, без иллюзий. Возможно, я больше никогда не доверю так же сильно, как сыну. Но лучше быть одной, чем жить в доме, который никогда не был моим.
