Сегодня, прогуливаясь с внучкой, услышала, как ктото зовёт меня по имени. Не вежливое «извините», а то самое короткое «Аня!», которое отзовётся в мышцах быстрее, чем в голове. Я отреагировала мгновенно, и кусок хлеба, предназначенный уткам, выскользнул из рук, разлетевшись по дорожке, будто конфетти.
Ксения схватила меня за рукав: «Бабушка, кто это?». И в тот же миг я увидела лицо, которое было в моей памяти ровно сорок лет назад, как будто светильник, подсвеченный в полутьме.
Он стоял в нескольких шагах, опершись о перила моста над Москвойрекой, так же, как тогда, когда прощались перед поездом в Казань, который я «должна была успеть, но не успела». Седые волосы, новые морщины, тот же неровный ямочный след в щеке, когда он улыбался. На мгновение мир замер даже дети на площадке будто притихли, споря тише о качелях.
Михаил, сказала я, прежде чем успела решить, уместно ли это.
Аня, ответил он, будто за эти годы не произнёс ни одного другого имени. Я узнал тебя по тому, как ты завязываешь шарф. Всегда одинаково.
Ксения посмотрела из-под шапки с помпоном. Мы знакомы? спросила без церемоний.
Очень давно, ответила я. Скажите ему «добрый день».
Добрый день, сударь, давно не виделись, произнесла она, вставая на цыпочки, чтобы увидеть пруд.
Ты живёшь здесь? спросил Михаил, бросая взгляд на коляску с куклой и пакетик с крошками, будто желая запомнить детали моего настоящего.
Всё время. А ты?
Прихожу к сыну. У него здесь фирма. Иногда хожу тем же маршрутом, что и раньше. Глупо, но человеку хочется проверить, выдержало ли время. Коротко улыбнулся. Похоже, выдержало.
Мы сели на скамейку. Ксения занялась кормлением уток, считая, сколько их подплыло. Я же в уме подсчитывала моменты, когда могла бы сказать «останься», но вместо этого произнесла «разум».
Мне было девятнадцать, ему двадцать один. Билеты, рюкзак, половина города в кармане и родители, которые сидели напротив и спокойно объясняли, что «есть важные и более важные вещи». В тот день я не пришла на вокзал. В тот день я перестала быть «Аней» и стала «Анной, которая не рискует».
Я думала, ты тогда опоздал, сказал он сейчас. Ждал до последней минуты у дверей. Каждый шаг звучал, как твой.
Я не умела, прошептала я. Ты знаешь, как это было. Мама, папа, их разговоры о «стабильности». А потом всё уже закрыто.
Потом работа, муж, ребёнок, ремонт, перечислил он. Жизнь.
Голос его был спокойным, без упрёма. В нём звучала не столько отрешённость, сколько мягкость того, кто перестал бороться с тем, что нельзя вернуть. И всё же, когда он посмотрел на меня, мелькнул тот же вопрос, что когдато: «А если?».
Бабушка, утки любят крупнее куски! Ксения протянула мне остаток хлеба. Ты тоже бросай.
Я бросила. Крошки крутились на воде, исчезали в клювах, будто даже память можно накормить до сыта.
Внучка, повторил Михаил, пробуя слово. Трудно мне подобрать тебя. В моём представлении ты всё ещё с косой, завязанной лентой, и с блокнотом рисунков.
В блокноте остались только списки покупок и телефоны врачей, ответила я, пытаясь пошутить. Приоритеты изменились.
Но всё же перевёл взгляд на мою руку. Ты всё ещё носишь кольцо на цепочке, как прежде.
Обруч давит, сказала я слишком быстро.
Это была лишь часть правды. На самом деле дома меня ждал муж хороший человек, с которым мы прошли болезнь тещи, крах фирмы, кредит, зимнюю тишину и примирения за вишнёвым компотом. Сейчас мы больше разговариваем, чем обмениваемся взглядами. В бумагах он «мы», в моих мыслях «он», когда я иду одна по парку.
Думаю о тебе, когда проезжал мост, сказал Михаил. Глупо, ведь мосты не меняются, а люди да. И всё же достаточно было крика «Аня!», и мой календарь распался в середине.
Это напоминает твою шапку с помпоном, которую я потеряла на мосту, попыталась я слегка.
А мне напоминает, что мало что в жизни действительно принадлежит человеку, он помолчал. И то, что мы здесь случайно. Я изза сына. Ты изза внучки. Может, и не случайно.
Воздух пахнул влажными листьями и кофе из рядом стоящей киоски. Я подумала, как редко судьба дарит такие чёткие сцены: главные герои, реквизит, простая постановка. Но мораль всегда сложна.
Выпьем кофе? спросил он. Без больших разговоров, просто кофе.
Нужно отвести Ксения домой, ответила я. Время сказки.
С сказками не выиграешь, улыбнулся он. Может, завтра?
Завтра готовлю пельмени для всей семьи.
Послезавтра?
Послезавтра у меня обследование.
Аня замялся он. Не хочу разрушать твою жизнь. Хочу лишь проверить, принадлежит ли она ещё тебе.
Эти слова пробили меня сильнее любого «я скучал». Не громкие признания и кинематографичные жесты, а простой вопрос: «Моё ли ещё моё?». И хватает ли мне смелости признать, что иногда я сдавалась без боя.
Ксения, идём, сказала я. Скажи ему «прощай».
Прощай, сударь, давно не виделись! воскликнула она радостно.
Михаил вытащил из кармана чек из пекарни. У меня нет визитки, пробормотал. Но могу записать номер. Не настаиваю. Только если когданибудь захочешь обычный кофе. На чеке был пишет: «Михаил, тел.: », плюс мелко «мостик, 11:00».
Я спрятала чек в карман пальто, рядом с платком и резинкой для волос Ксении. По пути домой слышала, как он шуршит, будто напоминает, что он существует.
В квартире пахло супом. Муж дремал в кресле с газетой на груди. Сняла обувь, отложила платок, повесила пальто. Чек выпал на пол и упал у ножки стола. Я подняла его, ещё раз прочитала цифры, которые ничего не значат, пока их не набрать.
Вечером Ксения собирала пазл, а я мечтала о завтрашнем дне. В одной версии я звоню и говорю: «Хорошо, кофе, мостик, 11:00». В другой приклеиваю чек к магниту на холодильнике и записываю номер в блокнот для покупок, где его потом укроет помидор и крупа.
В третьей стираю пальто и «случайно» забываю вытащить чек из кармана. В четвёртой рассказываю мужу, кто сегодня оказался на моём пути, и жду, увидеть в его глазах гнев, облегчение или, впервые за долгое время, любопытство.
Ночь пришла быстро. Пока все спали, я достала чек и приложила к свету лампы. Видна была печать пекарни той, где мы в юности крали горячие булочки «для птиц», потому что были голодны и безрассудны.
Взяла телефон, набрала номер, не нажимая «звонок». Написала: «Спасибо за сегодня. Кофе?». Стерла. Написала: «Не могу, простите». Стерла. Написала: «Возможно, когданибудь». Оставила в черновиках.
Утром нашла на кухонной столешнице записку от мужа: «Оставил тебе любимую газету, скоро вернусь монтаж у клиента. Суп отличный. PS. Едем в воскресенье в лес?». Смотрела на «PS» и подумала, что наша жизнь теперь состоит из подстрок, а не глав.
Спрятала чек в банку для чая, туда, куда складываю «не сейчас» вещи. Банка закрылась тихо. Вышла с Ксенией на ещё один прогулочный маршрут. Утки опять были голодны. Мир снова выглядел обыденно но совсем иначе.
Позвоню? Не знаю. Должна? Тоже неясно. Я лишь понимаю, что спустя сорок лет чейто крик напомнил мне, кто я была, прежде чем чужие дела заняли место в моём календаре. И что теперь мне самой придётся решить, что важнее: не рисковать вообще или рискнуть тем, что давно перестал меня спрашивать.
Чек в банке лёгок, как перо. Но я чувствую его тяжесть в пустом кармане пальто. Может, это лишь иллюзия. А может, знак, что некоторые истории возвращаются, чтобы проверить: умеем ли мы ещё выбирать. Как? В какую сторону? Об этом хотела бы спросить завтра в одиннадцать. И себя, и его, и тебя, если ты случайно пройдёшь по мосту и услышишь, как зовут твоё имя.
